Страница 7 из 14
– Спасибо, Петрович, – промямлил Гранкин, отхлебнул пива и подсчитал: минус тридцать, значит надо нарыть ещё двести семьдесят тысяч долларов.
Пиво показалось омерзительным, а пицца отвратительной. – Спасибо, Петрович. Я отдам тебе эти деньги, не сразу... но отдам! Заработаю...
– Ладно, – махнул Петрович рукой. – Деньги – мусор, главное – дружба. Давай по маленькой!
Они чокнулись, Гранкин огромной кружкой, Петрович маленькой стопочкой.
– Может, всё-таки скажешь, что у тебя стряслось?!
– Не могу, – замотал головой Виталя, словно лошадь, пытающаяся скинуть поводья. – Не могу, Петрович! Потом... как-нибудь.
– Ну ладно, давай о нейтральном. Жена у тебя родила?
Кранчик внутри опять кто-то открыл, и слёзы хлынули прямо в пиво, пробивая в плотной пене ощутимую брешь.
– Родила, – кивнул Гранкин.
– Э-э-э, худо дело, – Петрович забрал у него кружку и поставил её на стол. – Что, ребёнок урод?!!
– Какой урод?! – заорал Гранкин. – Какой урод?! Девка, красавица, Сашка! Талия осиная! Все четыре кило и рост как у манекенщицы – пятьдесят восемь сантиметров!!! Сам ты урод!!! – Гранкин беззвучно и судорожно зарыдал, уткнувшись носом в сложенные лодочкой ладони. – Триста пятьдесят тысяч долларов! – прошептал он. – Триста пятьдесят!
– Этому пива больше не наливать, – приказал Петрович подбежавшему официанту и тот деликатно, словно скользя на коньках, отъехал к соседним столикам. Петрович накапал из графина водки в столовую ложку, подсел поближе к Виталию и стал спаивать её как ребёнку, приговаривая:
– Давай, давай, за папу, за маму, за сестричку, за котика, за пёсика, за птичку, за девку Сашку-манекенщицу, за урода Петровича, за индуса-падишаха, за...
Внутри у Виталия потеплело, отошло, краник закрылся, горло перестало першить, глаза резать, ситуация показалось смешной.
Ха! Всего-то триста пятьдесят тысяч долларов! У него куча верных друзей! Они займут ему денег и никогда не поторопят с отдачей! Недостающую сумму он тоже займёт. У кого? Да у «барина», у соседа! У него денег куры не клюют! Виталя вылечит ему собаку и займёт. А коли отдавать будет нечем, то просто грохнет этого соседа – так, кажется, поступают с теми, кому много должен.
– Ха! – сказал Гранкин весело и хлопнул себя ладонью по лбу. – Ха-ха!
– Уже лучше. Уже гораздо лучше! – похвалил его Петрович, погладил по голове и налил в ложечку ещё водочки. – За «ха-ха»! Дай, я тебе галстук нормально завяжу, а то ходишь как Дмитрий Нагиев по программе «Окна».
Внутри у Гранкина стало ещё теплее, ещё лучше. Захотелось плясать и спать одновременно. Он даже топнул ногой и хлопнул в ладоши, но глаза закрылись, Виталя провалился в сон, успев пристроить прозрачно-лёгкую голову на сцепленные на столе руки.
Когда он очнулся, Петровича рядом не было. Графинчик водки был пуст, закуска съедена, на спинке стула висел пиджак Петровича, но самого его нигде не было видно.
– Эй, Петрович! – позвал Гранкин и заглянул под стол. – Ты мне баксы обещал! – Под столом валялись только скомканные салфетки и пепел, Петровича там не было. Судя по количеству ног, просматриваемых в перспективе за другими столиками, народу в зале было немного. Три ноги – три человека, подсчитал Гранкин. Нет, полтора. В поисках правды, Гранкин разогнулся и подсчитал количество голов. Четыре. Он снова нырнул под стол и пересчитал ноги – три. Разогнулся, пересчитал головы – четыре. Снова полез под стол – три ноги. Стало так обидно, что захотелось в туалет. Хватаясь за столики, он пошёл искать дверь с буквой «М».
У писсуаров никого не было, но Гранкин никогда ими не пользовался, когда не был уверен в координации своих движений. Он по стеночке дошёл до кабинки и тихо, как мышка, нырнул в первую же свободную.
– Будет лучше, если ты расплатишься сразу, – услышал он вдруг голос Петровича. Покрутив головой, Гранкин понял, что голос несётся из соседней кабинки. Он хотел крикнуть: «Петрович, я здесь!», но не успел.
– Да, там получается не такая уж и большая сумма, – совсем рядом сказал Петрович. – Если притащишь всё чёрным налом, то за всё про всё прошу двести тысяч зелёных. Скидка хорошая, мне станки нужно новые покупать, потому и стопроцентная предоплата понадобилась!
«Двести тысяч зелёных!» – Гранкин прикусил губу и припал ухом к тонкой перегородке. Петрович говорил тихо, но Витале казалось, что слух у него усилился в несколько раз, что не уши у него, а локаторы, которые ловят каждое колебание воздуха.
– Ну что? Согласен?! Тогда слушай меня внимательно, Сандип!
«Сандип! Индус, богатый, как падишах! – вспомнил Гранкин. – Делает в России бизнес на презервативах и игральных картах!»
Мозги вдруг прояснились. Хмель как рукой сняло.
– Значит завтра вечером, часиков в одиннадцать подгребайся ко мне с бабульками в кабинет. В типографии уже никого не будет, только рабочие, но они в цеху. Да, давай! Что значит все твои бабульки в Индии? Ты же сказал, что ты согласен?! Тьфу! Бабульки – это деньги, а подгребайся, значит, подъезжай! Усёк? Да нет, «усёк» – это значит, понял ли ты, что завтра вечером, в двенадцать ночи, я жду тебя в своём кабинете со всей суммой наличных?! Припаркуешься у чёрного входа, где кустарник густой растёт. Машину там где-нибудь брось, не хочу афишировать нашу встречу. Усёк? В смысле, понял?!
«Двести тысяч зелёных!» Гранкин сильно сжал руками голову, чтобы крамольная, преступная мысль перестала оформляться в пьяном мозгу. Но всё же она оформилась и выглядела примерно так. Вечером в типографии никого нет, кроме пяти-шести рабочих, которые катают срочные заказы. Но они находятся в цеху, где очень сильно шумят станки и ничего не слышно, даже если орать друг другу в ухо. Здание типографии никто не охраняет, кроме двух безобидных дворняжек, которым скармливают объедки из столовой. Объедков так много, что собаки сильно разжирели и пребывают в вечно благостном расположении духа. Петрович, человек по натуре не жадный, почему-то решил сэкономить на охране. «Толку от этих дармоедов!» – заявил он и уволил даже дедушку-сторожа, оправдывая это тем, что в цеху всё равно круглые сутки толкутся рабочие.
Если Сандип подъедет с чёрного входа, припаркует машину в тени густого кустарника, то...
На голову нужно натянуть чёрный чулок, в руку взять детский пистолет и внезапно выскочить из кустов. Индус вряд ли будет кричать и сопротивляться, скорее всего, он молча отдаст деньги.
Судя по звукам за тонкой перегородкой, Петрович стал использовать туалет по прямому назначению. Гранкин, забыв о своей нужде, на цыпочках выскользнул из кабинки и пошёл за столик.
Когда Петрович вернулся, Виталий с видом примерного ученика пил минералку.
– О! – удивился Петрович, и тут же «пошутил»: – Да ты молодец-огурец! Проспался, оклемался, посвежел, повеселел! Ну, что я говорил? Всё будет зашибись! Продолжим банкет?
– Не, Петрович, ты оставайся, а мне пора, – Гранкин посмотрел на часы. До полуночи оставался час и двадцать минут.
Дома, взяв ручку и лист бумаги, он понял, что понятия не имеет, как обратиться к похитителям.
Господа? Товарищи? Друзья? Мерзавцы?
Нет, не мерзавцы, конечно. У Виталия мурашки по коже пошли при мысли как они могут отыграться на Галке с младенцем за «мерзавцев».
«Уважаемые!» – написал он и снова задумался. Что дальше? «Я не располагаю всей суммой наличных, но, думаю, что в течение десяти дней её соберу». Нет, слово «думаю» лучше не употреблять.
«Я обязательно выдам вам всю сумму выкупа через десять дней!» – написал он и почувствовал, что вспотел. А вдруг он не сможет быстро продать квартиру? Вдруг ограбление не удастся? Вдруг его убьют или посадят? Нет, права на ошибку у него нет. Он сделает это – ограбит индуса. И даже думать не будет о морально-нравственной подоплёке этого дела – ведь на другой чаше весов жизнь Галки и Сашки.
«Я обязательно выдам вам всю сумму выкупа, – жирно обвёл он слова и дописал: – Умоляю, кормите Галку получше, ведь она же кормящая мать!» Подумав, он приписал: «С уважением, Гранкин В.С.»