Страница 4 из 5
ЗАЙКА. Не говори мне, чего я хочу.
МИЛЛЕЙ. Это правильно. Ты – мужчина. Твоя работа – говорить мне, чего я хочу. Но в ту самую минуту, когда ты будешь точно знать, что я – твоя, у тебя возникнет стремление сдернуть трусики с кого-то еще, поэтому почему бы просто не наслаждаться тем, что у тебя есть и не пытаться совершить этот нелепый акт брачной таксидермии? Ты ничем не лучше Джонни Бишопа. Он очень растроился из-за того, что я задержалась на пару часов. Я попыталась объяснить, что была в постели с кем-то еще, и наше общение несколько затянулось, но этим только усугубила ситуацию. Я ему сказала, хорошо, Джонни. Сейчас я твоя. По крайней мере, до трех часов. А потом у меня встреча с саксофонистом в центре города. Я думала, у него взорвется голова. И при этом он утверждал, что любит меня.
ЗАЙКА. Ты спала с тремя мужчинами в один день?
МИЛЛЕЙ. Не со всеми сразу. И еще оставался вечер. Семейные пары предпочитают послеполуденные часы. И не смотри на меня так. Нет ничего плохого в том, чтобы время от времени спать с женатыми мужчинами. Мой отец был женатым, и моя мать регулярно с ним спала.
ЗАЙКА. Эдна, ты не можешь и дальше спать с тремя или четырьмя мужчинами в один день.
МИЛЛЕЙ. Что ж, если мне станет с ними скучно, я всегда могу вернуться к женщинам. Половина хоккейной команды Вассара была готова умереть за меня. А одна девушка действительно умерла.
ЗАЙКА. Допустим, я соглашусь на то, что ты можешь иметь любовников, время от времени. Тогда ты выйдешь за меня?
МИЛЛЕЙ. Зайка, мы же не французы. Ты будешь совершенно несчастным.
ЗАЙКА. Я и теперь несчастен. По крайней мере, тогда ты будешь моя. Хотя бы какая-то часть тебя.
МИЛЛЕЙ. Часть меня и так твоя. Но ты хочешь меня всю, и с твоей стороны, это крайне эгоистично. Разве тебя не учили делиться игрушками?
ЗАЙКА. Я не могу поверить, что ты действительно такая. Это бесчеловечно.
МИЛЛЕЙ. Это квинтэссенция человечности. Способность к неверности – основополагающая человеческая характеристика. Для меня ответ на стародавний вопрос кому с кем спать, очень простой: я сплю со всеми. Предоставляю всем одинаковые возможности, и очень довольна собой. А кто ты такой, чтобы говорить мне, что со мною что-то не так?
ЗАЙКА. Когда ты собираешься повзрослеть и вести себя, как добропорядочная личность?
МИЛЛЕЙ. Я добропорядочная личность. А ты любишь меня, потому что я не веду себя, как ей положено. Взгляни на свой невроз, прежде начнешь указывать на меня маленькими толстыми пальцами. Люди не влюбляются в других людей. Они влюбляются только в себя. Романтическая любовь – пьеса, которую мы проигрываем в своей голове. Все играют кого-то еще. Все это самообман.
ЗАЙКА. Но ты никогда не ощущала этого самообмана?
МИЛЛЕЙ. Я ощущаю его как могу часто. Но я знаю – это пьеса. Я ничего не могу поделать с тем, что мужчины всегда несутся за мной, как стая гиен. Тебе и Джонни нравится соперничать из-за меня. Но я не футбольный мяч. Любить футбольный мяч нельзя. Любить можно игру. То, что ты полагаешь любовью – разновидность агрессии, а агрессия возникает из страха и ненависти. Я под это не подписывалась. Плохая новость в том, что я никогда не буду принадлежать только тебе. Но это и хорошая новость. Для нас обоих.
ЗАЙКА. Если ты будешь продолжать в том же душе, меня это убьет.
МИЛЛЕЙ. Что-то все равно убьет, рано или поздно. Пусть это будет секс. Если, конечно, какой-нибудь мужчина, вроде тебя, не убьет меня раньше, потому что слишком сильно меня любит.
ЗАЙКА. Я не хочу убивать тебя.
МИЛЛЕЙ. Убьешь, если мы поженимся.
ЗАЙКА. Есть счастливые женитьбы. К примеру, мои родители.
МИЛЛЕЙ. Разве твой отец не сошел с ума?
ЗАЙКА. Да, но моя мать оглохла, вот ей и не приходилось его слушать, поэтому они прекрасно ладили.
МИЛЛЕЙ. Твоя мать – крикливая, толстая женщина со слуховой трубкой, которая винит тебя, что ты порвал ей влагалище своей большущей головой, когда вылезал. Твой отец умер, чтобы избавиться от нее. Ты хочешь такого будущего для нас?
ЗАЙКА. Не думаю я, что тебе понадобится слуховая трубка.
МИЛЛЕЙ. Когда тебе удастся уговорить какая-нибудь бедную, глупую женщину пойти с тобой под венец, через пять минут после завершения церемонии ты будешь драть подружку невесты в доме священника.
ЗАЙКА. Никого в доме священника я драть не буду. Не такой я человек.
МИЛЛЕЙ. Ты мужчина. Ты именно такой человек. Все то так глупо. Почему бы нам не пойти на берег и не совокупиться на песке, как диким собакам?
ЗАЙКА. Нет у меня такого желания.
МИЛЛЕЙ. Я – женщина твоей мечты, предлагаю тебе взять меня на пляже под дождем, а ты меня не хочешь? По-твоему, это и есть любовь?
ЗАЙКА. Хорошо. Пойдем.
МИЛЛЕЙ. Нет. Ты упустил свой шанс. Иди в дом и помоги маме вынести мусор. Если ты справишься, позже мы поиграем на берегу в пирата и похищенную барышню. Только я буду пиратом.
ЗАЙКА. Придет день, когда ты встретишь достойного соперника. Нарвешься на мужчину, с которым почувствуешь себя такой же несчастной, как я сейчас.
МИЛЛЕЙ. С нетерпением буду ждать этой встречи. А теперь иди, капитан. (ЗАЙКА вздыхает и идет к двери в дом). И держи руки подальше от зада моей матери.
ЗАЙКА (обернувшись, на ходу). Это мы сами решим.
ЭДМУНД (когда МИЛЛЕЙ следует за ЗАЙКОЙ). Откуда мужчина может знать, какая у женщины жизнь? Так Фробений цитировал какую-то абиссинскую женщину. Точнее, Кереньи, цитируя Фробения, цитировал абиссинскую женщину. Большую часть того, что мужчины, по их разумению, знают о женщинах – комментарии мужчин, полученных из вторых, а то из третьих рук. Мы утешаемся историями, которые выдумываем в попытках объяснить женщин. Но при встрече с женщиной, душой мы понимаем наше полнейшее невежество по их части. Мы так много от них хотим, но знать не знаем, с кем имеем дело. Осознание того, что наступит день, когда мужчины перестанут убеждать себя, что любят ее, заставляло Миллей наслаждаться компанией как можно большего числа мужчин, а потом изменять нам, одному за другим, прежде чем мы изменили бы ей. Она могла уговорить любого мужчину пойти ей навстречу. Она убедила старину Крони отправить ее в Европу, чтобы написать что-то для «Вэнити фейр». В ночь перед отплытием мы с Джоном Бишопом устроили ей прощальную вечеринку, но по мере того, как вечер уходил в ночь, напряжение росло: с кем она собирается улечься в постель перед тем, как уплывет во Францию и, как мы подозревали, навсегда исчезнет из наших жизней?
4
Пожар с обоих концов
(ЭДМУНД продолжает наблюдать со ступеней, когда дверь, справа, распахивается, вспыхивает свет, и мы видим МИЛЛЕЙ, ослепительно красивую, вбегающую в квартиру в сопровождении ЗАЙКИ и ДЖОННИ, поэта Джона Пила Бишопа. Квартира в Гринвич-Виллидж, и они в изрядном подпитии).
МИЛЛЕЙ. Зайка, ты говоришь мне, что Шекспир – это не Шекспир, и доказательства неопровержимы?
ЗАЙКА. Шекспир никогда не был Шекспиром. Он всегда был кем-то еще. Просто не знал этого.
МИЛЛЕЙ. Если он не был Шекспиром, тогда кем же он был?
ЗАЙКА. Он был графом Оксфордским, который маскировался под графа Саутгемптона, маскирующегося под Фрэнсиса Бэкона, который маскировался под королеву Елизавету, маскирующуюся под Кристофера Марлоу, который маскировался под смуглую леди сонетов.
МИЛЛЕЙ. Ну-ну. Это я смуглая леди сонетов, а все, что ты наговорил – большая куча дымящегося конского навоза.
ДЖОННИ. Эдна, мы когда-нибудь лгали тебе?
МИЛЛЕЙ. Вы – мужчины. Лживость и приапизм присущи вам от рождения и на веки вечные. Стоит вам открыть рот, как ложь вырывается из него неудержимым потоком, как коровы выбегают из горящего хлева.
ЗАЙКА. Доказательства тому – в криптограмме постыдно недооцененной пьесы, которая называется «Два джентльмена из Вунсокета».
ДЖОННИ. Думаю, одной из лучших у Вилли.
МИЛЛЕЙ. Мальчики, я с удовольствием продолжу нашу дискуссию, но сначала, пожалуйста, заставьте комнату перестать вращаться. Мне завтра уплывать во Францию, а карусельные лошади продолжают срать на пол. Это моя квартира?