Тени Мали

– Начальник, вокалист Боно играл здесь очень давно, – заметил Бакст. – Еще до восстания туарегов и переворота в Бамако. – Начитанный корсиканец на посадках в самолет всегда спрашивал свежую газету у хорошеньких бортпроводниц, чтобы «не проспать авиакатастрофу и опять снять гениальные кадры».

Он пригубил саке из глиняного стаканчика, украденного в уличной забегаловке, и его смуглое бородатое лицо недовольно исказилось:

– Тьфу… На их концерт в Тимбукту тогда пришло не более трехсот туристов, да еще столько же местных. Говорят, это был самый тупой концерт за всю историю U2.

– Почему ты морщишься, когда пьешь наше саке? – строго спросил его Шин. – Это напиток класса люкс с редким вкусом зрелого сыра и свежих грибов. Не нравится – оставь нам.

– Не оставлю, – отрезал Бакст и залпом допил теплую жидкость. – Я тренирую волю.

– Кстати, а как твоя Хабиба поживает? Ты женился на бедной афганской хазарейке?

– Она уже далеко не бедная. – Бакст помрачнел. – Естественно, женился. Это моя традиция. И я свято ее соблюдаю.

Чернобородый корсиканец походил внешне на мафиози, скрывающегося от вендетты в скалах из белого известняка, но на деле был склонен к сопливым переживаниям. Чуть ли не в каждой горячей точке мира он влюблялся в особу женского пола и с риском для жизни (своей и членов съемочной группы) эвакуировал ее в Париж, чтобы честно жениться. В первой военной командировке – еще в юности – он вытащил из пылающего таджикского Душанбе местную проститутку по имени Женя, раненную осколком мины в грудь. Через год неблагодарная метиска сбежала к хозяину фруктового магазина, зажиточному выходцу из Ирана, показавшемуся более надежным спутником для дальнейшей жизни во французской столице. Бакст мужественно перетерпел удар судьбы и спустя несколько лет вывез из Чечни в Грузию – на лошадях через горные перевалы – русскую девицу Нину, ставшую на той жестокой войне круглой сиротой. Через полгода сероглазой красавице надоели пьяные рассказы Бакста о разных глупых войнах, и она ушла к прагматичному торговцу люксовыми автомобилями. В одной из последующих командировок в заваленных снегом балканских горах он подобрал на дороге полумертвую Тияну, пострадавшую от группы албанских боевиков. Красивая, но мрачная сербская женщина прожила с ним дольше всех – почти три года – и вернулась в Сербию, увезя без его согласия немую от рождения дочку Женю. И совсем недавно оператор спас в афганском Бамиане узкоглазую тщедушную хазарейку Хабибу, мывшую полы в штабе движения «Талибан».

– Вы заметили, что на второй день при въезде на военную базу у нас перестали спрашивать документы? – Бакст решил переключить внимание собравшихся с неприятной темы убежавших от него жен.

– Зачем нашим парашютистам по десять раз на дню спрашивать у нас пресс-карты? – возразил Анри. – Non еn tabarnac[3]. Согласись?

– А водители из племени фульбе? Их никто толком не проверял! А эти мелкие догоны, которых ты почему-то называешь охранниками? У них же тоже нет французских аккредитаций!

– Наши парашютисты не слепые котята, Бакст.

– Начальник, но они проезжают с нами за ворота французской базы с оружием… Что это за гребаные меры безопасности? И это как бы в зоне боевых действий!

– Они видят, что мы сидим в джипе, значит, местные парни с нами. Что тебя беспокоит?

– Начальник, а если эти местные парни тычут тебе в бочину калашниковым? И задумали гребаный теракт на французской военной базе?

– Бакст, прекращай смотреть американские сериалы. В мире стало хуже с безопасностью, согласен. Но не до такой степени, как в тупом американском кино.

– Это еще что, – вступил в разговор Джуно. – Однажды мы с Шином целый день катались на черном джипе без номерных знаков по позициям элитной «Золотой дивизии» в Ираке. Мы подъезжали к артиллерийским батареям и снимали, как они лупят по Таль-Афару из систем залпового огня. И у нас ни разу не спросили, кто мы такие.

– По вам же сразу видно, кто вы такие, – неаккуратно выразился Бакст.

– Ты что, расист?

– Почему сразу… – напрягся телеоператор. – Я только хотел сказать, что вы не похожи на фанатиков ИГИЛ, пробравшихся в Ирак из какой-нибудь зачуханной Индонезии… Понятно, что вы очень интеллигентные азиаты. Или слово «азиат» для тебя недостаточно толерантно?[4]

– Сойдет, – скупо сказал Джуно.

– Окей, но самые крутые меры безопасности были у русских, – вспомнил приободрившийся Бакст, удачно отбивший тяжкое обвинение. – Идешь, бывало, по военной базе русских под Грозным по колено в грязи… Это еще в девяносто пятом на первой чеченской войне было, – и испуганный восемнадцатилетний мальчишка, который по какому-то гребаному недоразумению называется часовым, орет тебе из темноты: «Стой! Восемнадцать!», а ты в ответ должен крикнуть: «Пять!» В сумме получается двадцать три. Это и есть правильный пароль. И необходимо было держать в голове три разных цифры, чтобы пройти к штабу. А коды у русских менялись каждые сутки…

– Какой ужас! – Джуно скривил лицо и всплеснул руками. – Хотя с математикой у меня норм.

– И был у меня приятель, русский телеоператор по прозвищу Кривая Молния. Огромный стопятидесятикилограммовый мужик с длинными седыми волосами, раненный в ногу где-то в Сомали. Он жил в автомобильном кунге в нескольких шагах от штаба. Под откидными койками у Кривой Молнии всегда стоял ящик водки. Я иногда забегал к нему поболтать после отправки отснятого материала. Так вот Кривая Молния мог зараз проглотить десяток жареных куриных окорочков. Для него это была лишь разминка перед хорошим ужином. Из-за покалеченной ноги и огромного веса он не мог присесть на корточки, поэтому солдатики специально для него смастерили деревянный стульчак с большой дырой в сидухе. И он таскал его на улицу, чтобы справить естественные надобности в развороченной гребаной танковой колее…

– Фу-у, у русских что, туалета не было? – спросил Шин.

– Был деревянный сарайчик за грузовиками связистов, но для Кривой Молнии этот клозет находился слишком далеко. Однажды он плотно поужинал и выпил бутылку или две водки. Консервы из свинины оказались не особо свежими, и ему пришлось тащиться с этим своим стульчаком наружу – в непроглядную темень и осенний ливень. Его огромную фигуру разглядел часовой и заорал: «Стоять! Семнадцать!» А пароль был тогда «Двадцать», то есть надо было крикнуть: «Три!» Но Кривая Молния молчал, поскольку после обильного ужина не мог вспомнить гребаный шифр. Времена были суровые, чеченцы то и дело внезапно атаковали военную базу русских. То есть не до шуток… Солдатик, не слыша ответа, передернул затвор калашникова и снова заорал: «Пароль! Бля! Стрелять буду». И реально уже собирался телеоператора валить на фиг, но тут Кривая Молния, сообразивший, что в этой нелегкой ситуации его может спасти только кристальная честность, говорит: «Не стреляй, братишка, я все равно уже обосрался…»

– Фу-у, – повторил Шин. – И что?

– Ничего. Часовой даже рассмеялся. Ни один чеченский диверсант никогда бы так не ответил. Чеченцы гордые. И даже слишком…

– Не рассказывай эту историю адмиралу Гайво, – попросил Анри. – Вдруг он решит применить русский опыт на наших базах в Африке, а у меня с цифрами совсем не охуенно.

– Вы едете завтра с нами в Бамако на машинах? – спросил Бакст у японцев. – Или сливаетесь?

– Нет, Бакст, – ответил Джуно. – Мы решили пробиваться на военный борт. В самолете напьемся и будем горланить веселые ирландские песни.

– Почему ирландские?

– Чтобы действовать на нервы вашим солдатам и смотреть, какая у французского спецназа выдержка. Это пригодится для блога.

– Надеюсь, наши парашютисты не набьют вам морды и исламисты не собьют самолет! – сказал Анри. – Ну а мы двинем на машине через пустыню, как и планировали.

– Удачи! Анри, ты же знаком с главным принципом работы в Африке?

– Их много, и все главные.

3

Совсем не охуенно (фр. разг.).

4

Международная террористическая организация, деятельность которой запрещена на территории России.