Ты моя катастрофа

— Ну и как оно? — спрашивает подруга.

— Оно — это что?

— Влюбиться!

— С чего ты взяла, что я влюбилась?

— У тебя все по роже твоей понятно.

— И что с того. — пожимаю плечами. — я здесь, а он в Саратове. Решили, что останемся просто друзьями.

— Ага, друзьями, у меня так мамка говорила, а потом херась и замуж за такого просто друга вышла.

— Даш, ну он живет в тысячи км отсюда, ну какой херась?

— Херась он на то и херась, что неожиданный.

Довольные и уставшие мы еле дотащили пакеты до моего дома.

— Эль, это что за красавчик? — неожиданно спрашивает Даша.

Поворачиваю голову и вижу его. Ручка пакета выскальзывает из в миг вспотевшей ладони, и сам пакет с шумом падает на тротуар. Моя смерть. Моя катастрофа. Ян Громов. Он повзрослел, милые кудряшки сменила короткая стрижка, черная свободная майка открывала широкие плечи. Казалось, он стал еще выше, или рядом с ним я просто снова чувствовала себя слишком маленькой и никчемной.

Он вернулся. Господи, сколько раз я прокручивала в голове этот момент, но, как оказалось, все равно не была готова. Холод его глаз снова бросил в дрожь все мое тело. «Ну привет, жалкая» — говорил его взгляд. Жалкая. И что, теперь все будет как прежде? От одной этой мысли подступила тошнота.

Да пошел ты, Ян Громов. С меня хватит.

— Никто. — отвечаю подруге, зная, что он слышит.

Это правда, он никто для меня, и я не позволю ему снова разрушить мой мир. Прохожу мимо, даже не посмотрев на него, зная, что тем самым объявляю войну самому дьяволу. Но я устала бояться. Устала позволять ему делать с собой все, что он хочет. Только вот я знала, что моя смелость — лишь временная маска. И он это знал.

Весь вечер я прислушивалась к каждому звуку. А если он опять позвонит в дверь и мама откроет ему, как это было всегда? Выдохнула лишь тогда, когда часы пробили полночь. Не придёт. Однако уснуть я смогла лишь только после нескольких таблеток успокоительного. А утром, как и прежде, он ждал меня у двери.

— Ну привет. — он был спокоен, так же спокойно улыбался, и его взгляд оставался таким же пустым и ледяным. Не понимаю, как я раньше могла видеть в нем что-то иное.

— Зачем это всё?

— Всё?

— Мне уже не двенадцать, я сама дойду до школы.

— Ты видимо забыла за этот год, что ты здесь ничего не решаешь. — Говорит он, и мне остается лишь сильнее сжать зубы, чтобы не сказать лишнего.

Спорить с ним бесполезно, он все равно сделает, как хочет. Раздраженно выдыхаю, спускаюсь по лестнице и, стараясь не обращать внимания на парня, иду своим обычным путем в школу. Его присутствие ощутимо настолько, что я на физическом уровне чувствую его взгляд — сначала загораются мои ноги, потом попа, спина, волосы, убранные в высокий хвост.

В школе с приходом Яна наступил полный апокалипсис. Все внимание было обращено лишь на него. Вернулся настоящий, мать его, король школы. С таким же успехом можно было разогнать всех по домам, потому что уроки — последнее, о чем все думали в этот день.

— Неужели вернулся, во дела. — говорит Лёша и смотрит на меня.

— Да кто он такой? — спрашивает Даша, которая так и не застала время правления Яна в стенах этой школы.

— Судя по их реакции, — кивает Лёша на толпу девчонок, столпившихся у дверей в коридор и выглядывающих Яна, — Царь и Бог.

Да, для всех он был именно Богом. И для меня когда-то. Только вот теперь ему бы больше подошло звание Люцифера, охраняющего мою камеру в аду, чтобы я не посмела сбежать.

После уроков я потянула Дашу к чёрному ходу, расположенному за спортивным залом.

— Эй, ты чего? — удивленно спрашивает подруга.

— Просто поверь, так будет лучше! — и, встретившись с ничего не понимающим взглядом, обещаю чуть позже все ей рассказать.

Мы благополучно покидаем территорию школы, оставшись незамеченными, и идем в парк. На улице тепло. Начало сентября — мое любимое время года, хоть этот месяц теперь ассоциируется у меня с Яном. Из поселка уезжают все отдыхающие, солнце светит так же ярко, но уже словно без какой-либо цели, узкие шорты сменяются пока еще легкими джинсами, не потому что стало прохладнее, а потому что так негласно принято.

Но любой хороший день может испортить всего лишь один человек, вставший на твоей дороге вечером. И таким человеком для мне был Ян. Это всегда был он. Я увидела его издалека, курящего на перилах подъезда. Первым моим желанием было — сбежать, но я лишь крепче сжала школьную сумку и продолжила идти. Два побега за один день — это слишком даже для меня. В конце концов, не сделает же он ничего прямо у дома на глазах у всех, хотя, если вспомнить мое шестнадцатилетие, ему было неважно, где начать меня доставать.

— Жалкая, сбегать было невежливо. — выдыхает дым мне в лицо Ян, когда я пытаюсь пройти мимо.

— Не тебе мне говорить о вежливости. Или в Германии тебя, наконец, научили хорошим манерам?

Я знала, что хожу сейчас по тонкому льду, жонглируя при этом раскаленными ножами, но я больше не собираюсь терпеть, не собираюсь плакать и переживать за каждое слово, которым он меня называет.

Я больше не жалкая

Он наклоняется и, оставляя ожоги на моей шее, произносит:

— Видишь ли, у меня уже вошло в привычку кого-то провожать. Хочешь, могу провожать не тебя, а, ммм, твоих друзей?

Угроза действует моментально.

— Не смей! Слышишь?! Даже не смотри в их сторону!

Он хочет ответить, но не успевает. Из подъехавшей машины выходит тётя Галя. Родители Яна, как и мои, никогда не замечали того, что происходило между нами. Вот и сейчас тетя Галя радостно обнимает нас, целует меня в щеки и увлекает за собой в подъезд.

Глава 4. Эля

Так прошла первая учебная неделя. Я больше не сбегала от Яна после уроков, просто скидывала учебники в сумку, прощалась с друзьями и шла домой. Он всегда ждал меня у ворот, словно садистски напоминая о том счастливом прошлом, где все было иначе.

Моими любимыми днями стали вторник, четверг и выходные. По вторникам и четвергам после уроков Ян оставался на тренировку в бассейне, и я могла спокойно дойти до дома одна или завалиться с друзьями в кафе и накупить гору карамельных донатов.

Первые дни я ходила по коридорам, готовая в любой момент, словно дикая кошка, выгнуть спину, ощетиниться и напасть. За любую колкость, за едкий шепот, неуместный смех. Да, я боялась, что мир, в котором я жила весь прошлый год без Яна, исчезнет, что все снова станет, как раньше. Но вопреки моим опасениям ничего не изменилось, не было ни смешков, ни косых взглядов, все вели себя так же, как и до возвращения Яна. Хотелось верить, что это последствия не только его, по всей видимости, охладевшего интереса к моей личности, но и моя заслуга, что за прошлый год все, наконец, поняли, что все слухи про меня были лишь слухами, враньем, ложью, посеянной про меня Яном.

И я выдохнула, стала ходить увереннее, больше не жалась к стенам. Если весь год пройдет так же спокойно, то мне не стоило волноваться. Ян выпускник, через год его тут не будет, а пока мне надо лишь научиться абстрагироваться от его присутствия в моей жизни.

В столовой пахло кислыми щами. Даша, скорчив рожу, отказалась от тарелки супа и, положив мелочь на стол, взяла мини-пиццу и сок.

— Я вот не понимаю, — произнесла подруга, как только мы отошли от кассы, — им самим норм каждый день это говно готовить?

— Ну не каждый, завтра, например, у нас будет печенка.

— Ага, говно с подливой.

На выходе из столовой мы столкнулись с Вадимом Черепшиным, высоким блондином с холодными голубыми глазами и по совместительству лучшим другом Яна. Это был второй человек в школе, от которого я старалась держаться подальше. Вадим был местным шутом, клоуном с, казалось бы, вечно хорошим настроением. Он был бомбой замедленного действия, везде искал выгоду, умел договориться и расположить к себе. Но я знала, его надо опасаться, он был не так прост. Еще один хищник, только хитрее и изворотливее.