Беги со мной

— Не извиняйтесь, — вкрадчиво проговорил Ермак, — думаю, вы слегка ошиблись. И да, столик у окна, пожалуйста.

Девушка слегка побледнела от его тона. Уж не знаю, что именно она увидела в его глазах, но через три минуты нам уже подавали меню за самым лучшим столиком из всех возможных.

Мой подопечный выбирал вино со своей привычной невозмутимостью, припудренной едва заметным флёром властности. Будто это не он сейчас сидел в пыльном немецком костюме и в одних носках, чуть вытянув ноги.

Я же, скопировав выражение лица и осанку Ермака, вытаскивала остатки паутины из моей прически и, как будто всё так и должно быть, складывала их на салфетку, которую услужливый официант забрал, не моргнув и глазом.

— Мне кажется, у меня в волосах уже целая колония пауков, — с раздражением начала вытаскивать шпильки из пучка. Паутина просто не заканчивалась.

Как только волосы рассыпались, из них выпал кусок штукатурки. Я наклонилась, чтобы её поднять, как услышала странный звук от Ермака.

— Что? — Резко выпрямилась и посмотрела на его обычное бесстрастное лицо.

— Всё в порядке.

Отвернувшись, вновь потянулась за куском нашей недавней погони, как опять раздался тот самый звук.

Сощурившись, резко уставилась Ермаку в глаза. Но выражение лица было абсолютно спокойным, даже чуть высокомерным. Я продолжала сверлить его взглядом, даже забыла про мусор, оставленный мной на полу ресторана. Тут уголки губ Ермака слегка дрогнули.

— Не смей, — предостерегающе наставила на него указательный палец.

Его губы дрогнули чуть сильнее.

— Не смей смеяться, Ермак, иначе, клянусь Мерлиновой бородой, превращу тебя в тукана!

Он потянулся за бокалом с водой, якобы поперхнувшись, посмотрел на меня и не сдержался. Его пробрал такой смех, который невольно заразил и меня. Мы уже оба хохотали на весь ресторан, вызывая настороженность посетителей. Но Вадима здесь, кажется, многие знали, судя по количеству приветствий, которые мы получили на пути к столу.

— Признайся, я — мечта всей твоей жизни, — наконец, отсмеявшись, выдала я.

— Вы моё проклятье.

— Пф, так совпало.

— Итак, покажите вашу добычу, — вернул нас Ермак в продуктивное русло.

Пришлось подождать, пока официант разольет вино по бокалам, и после достать из своего тайника изрядно мятые листы.

Мы подсели ближе друг к другу, спиной к залу, чтобы внимательно изучить добытые мной трофеи, исписанные мелким, весьма аккуратным подчерком.

— Половина этого хлама бесполезна, — пробубнила я с набитым ртом.

Пока мы всматривались в записи, нам успели принести закуски. Это были не обычные листы привычного формата, а долбанные обои, которые свисали со стола и частично лежали на наших коленях.

— Так-так-так, — хмуро заерзал Ермак, — посмотрите сюда.

— Быть того не может!

В шоке я вчитывалась в строку, заинтересовавшую Ермака. «Эдуард Матлах — куплено — Мунди Дамнаторум»

— Этого не может быть, — упрямо повторила я, — фамилия Хиггинса — Матлах?

— И это всё, что вас удивило? Фамилия вашего ассистента? Кстати, как можно не знать такую информацию о собственном сотруднике, вы хоть чем-нибудь интересовались, когда работали председателем?

Я лишь закатила глаза.

— Я уже рассказала о своей настоящей причине появления в банке. Не будь занудой.

— Я не зануда. Я задал вопрос. Обычно, на вопросы реагируют. Например, ответом.

— Я и среагировала, я закатила глаза, — отмахнулась от него.

— Что такое «Мунди Дамнаторум»? Я знаю первое слово — мир, а вот второе мне неизвестное. На латыни мы его не учили.

— «Дамнаторум» — значит проклятые. «Мир проклятых» — та самая книга о демонах, которую мы искали. И поверь, не колдуну она бесполезна. Там прорва запрещенных заклинаний. Она хоть и называется на латыни, но написана на древнеарамийском, как я уже и говорила. Но Хиггинс — не колдун, я бы заметила такое.

— Значит, он работает на кого-то, — Ермак нахмурился, будто эта идея ему не понравилась.

— Или его используют, — предложила альтернативный вариант, — Матлах — сын того человека из твоего списка?

— Да, мы были приятелями, после его развода с женой у нас разошлись дороги. Его бывшая обвиняла меня во всех проблемах в семье, которые впоследствии привели к разрыву.

— Слабая причина для вызова демона. Где мы можем найти его бывшую?

— Без понятия, она испарилась.

— Что делать будем дальше? — Я сложила листы и принялась за горячее блюда, которые издавали восхитительный аромат.

Каждой девушке после сильного стресса нужен качественный стейк под французским винным соусом. И не спорьте. Я живу дольше и знаю наверняка.

— Следить за Хиггинсом, конечно. Но вначале ко мне, в душ. У вас дома слишком много людей. А пока поужинайте плотно.

— Да, папочка, — как-то по-детски огрызнулась на его покровительственный тон.

Ермак взглянул на меня со странным блеском в глазах. Что-то в них промелькнуло настолько быстро, что я не успела разобрать. Ужин продолжился в тишине, и уже без смеха. Между нами вновь выросла та самая стена из холодного кирпича, которую Ермак выстроил в самом началенашего общения. А биться об нее — себе дороже.

Он явно считает поцелуй ошибкой. Мужчины часто так реагируют на прилив адреналина. Возбуждение может вылиться либо в страсть, либо в насилие. Ермак вылил её в страсть, а теперь жалеет об этом. Иначе не было бы этого холодного отчуждения. Возможно, это и правильно. Уж слишком мы разные. Ни к чему хорошему это бы не привело.

Квартира Ермака встретила нас холодной мрачностью. Ну что сложного добавить в интерьер живого акцента? Что за безликая погоня за глянцевыми канонами?

Вадим молча протянул мне свои спортивные штаны с футболкой, а сам пошёл на кухню, даже не переодеваясь.

Мог бы и сам привести себя в порядок. У этого сухаря, небось, даже от малейшей складочки всё чешется, а тут такое непотребство. В его квартире минимум две ванны, я его не вытесняю.

Фыркнув ему в спину, я пошлёпала в душ смывать остатки этого вечера.

С досадой посмотрела на платье, которое теперь только на выброс. Дорогие, шикарные вечерние вещи предназначены лишь для одного — надеть только один вечер. Но как приятно, когда они остаются в шкафу, напоминая о тех событиях, людях, ощущениях, которые подарили тот самый вечер. Хотя, хотела бы я припоминать то, случилось на заводе? Нет. И речь не о краже информации и последующем побеге, а о невероятном поцелуе, тех эмоциях, который вызвал мужчина, что сейчас не хотел о них вспоминать.

Ошибка, видите ли. Я никогда ни для кого не была ошибкой. Он для меня — откровение, а я для него — ошибка.

Сейчас уже не с сожалением, с злостью сорвала с себя шикарный наряд и небрежно бросила на пол. Ещё и потопталась сверху, будто он мог ожить.

Тугие, горячи струи ударили по спине, принося необходимое блаженство. До этого я не замечала или игнорировала, насколько была напряжена.

Прислонилась спиной к прохладной плитке и закрыла глаза. В голове отсутствовали какие-либо мысли — я просто расслаблялась. Впервые за долго время.

Невольно начала вспоминать, что произошло на заводе. Не те моменты, когда за нами гнались, а мы убегали по темным коридорам, а Вадима и его прикосновения. Как бы я хотела увидеть его лицо тогда не в темноте. Найти что-то в его глазах, что-то, что доказало бы, что он не будет потом жалеть.

Я как наяву почувствовала его прикосновение к моей щеке, отчего сердце заныло. Влюбилась? Кому я вру, да, влюбилась. Когда я в последний раз отдавала сердце мужчине? Достаточно давно. Хоть раз это было безответно? Ни разу.

Но ощущения были настолько реальными, что выносить их не было сил. Я распахнула глаза и замерла. Передо мной стоял Вадим. Обнаженный, хмурый.

Капли воды собирались на кончике ресниц. Его глаза, которые теперь были цвета вечерней грозы, следили за движением его руки, ласкающей моё лицо.

— Я — не ошибка, — тихо вырвалось у меня.

— Ты не можешь быть моей ошибкой.