Страница 1 из 5
Елена Антонова
Проклятие кровавой луны
От автора.
Эта поэма вторая по счету, и в ней я решила опереться на древность и придать ей таинственности и готической мрачности. По-прежнему в моих романах на первом плане тема спасительной любви, так как считаю, что это единственные эмоции, которые являются спасительными для каждого человека, находящегося в любой трудной ситуации.
Мои книги несут только беллетристический характер, в них нет цели оскорбить кого-либо или унизить. Все герои и события вымышлены и являются исключительно моей фантазией, поэтому любые совпадения – случайны.
Желаю вам приятного чтения.
С любовью от Елены А.
Пролог.
Давным-давно, как были мрачны времена,
В них страха жизнь крестьянская была полна.
Полно в той жизни было суеверий,
Что рядом с ними обитали люди-звери.
И хоть боялись все, молва ходила,
Что полнолуние монстров породи̍ло,
Дало им власть преследовать людей
И по ночам их воровать детей.
И сколько б люди бого̍в древних не молили,
Чашу ужаса они сполна испили,
Но так и не смогли в себе искоренить
Страх суеверий, и с этим жить
Пришлось им многие века,
В чудовищ верив, а пока…
Пока невежества свежо в воспоминаньях
И не ясны природ явлений в их приданьях,
Историй много породят их байки
И даже, все ученые всезнайки
Сломают прежде множество голо̍в,
Пока узнают правду средь тоно̍в,
Всех этих сказок, вра̍ков и легенд,
Иль смогут правильный подать акцент
И рассказать, где вымысел, а где здесь суть,
И смогут ли веривших вернуть
На путь правды и здравого ума,
Пока их вера в вымысел сильна?
Сей вопрос останется открытым,
Ведь никому знать не дано, где пёс зарытый,
И под каким камнем скрыты кости…
И это всё лишь добавляет злости,
Ведь неведение порождает страх,
Который раздувается в веках…
Но даже так историй этих сказ,
Скептика узревший глаз,
Найдет в сказаниях сомненья,
И никакие убежденья
Не смогут скептиков склонить
И им придется с этим жить…
Но мы не будем углубляться
И в подробности вдаваться,
Легенды правда или ложь
Сейчас уже не разберешь…
Одно могу сказать, для нас – писак,
Все байки, как стальной верстак,
Где мы романы высекаем,
Своё немного добавляем
И получаются шедевры,
Что сберегают ваши нервы.
Ведь спорить не за что в романе,
В нём всё есть, как в обычной драме
И не придётся вам гадать -
Писатель правду или врать
Принялся в своей поэме
И почему же в этой теме,
Не подкреплён рассказ научным?
Отнюдь же сказ не будет скучным,
Так что смело начинайте,
К чтению скорее приступайте.
I
Ночь заходится луной,
А из леса волчий вой.
– Что за черти? Что за дьявол,
К нам оборотне̍й отправил?
Нынче век наш неспокоен-
Не пройдёт здесь даже воин! –
Мелет спьяну лорд Трибой,
Сотрясая бородой.
В этой же корчме с сивухой
Зависал и длинноухий.
Только всё он услыхал,
Меч серебряный достал:
– Я с бедою вашей справлюсь,
Убийством чудищ, ведь я славлюсь!
Да чтоб мне гореть в аду,
Если вам не помогу! –
Бьёт себя пьянчуга в гру̍ди,
Чтоб знали ту̍тошние люди,
Какой же воин к ним забрёл
И много шороху навёл.
– Щас же я к оборотню̍
Прямо в логово пойду.
Выпущу ему я кровь
Корчмарь, мне пива приготовь! –
Залив глаза эльф рассуждает,
И то что храбр убеждает.
– Ты, храбрец, побойся ночи
У чудовищ хватит мочи,
Чтоб такого завалить
И кровушки твоей испить! –
Смеялись местные мужи
В хмели от водочки из ржи.
Подначенный храбрец хмельной
Поднялся, топнул он ногой.
– Сейчас вам делом докажу,
Убийцу-волка я сражу!
Бошку̍ его вам предоставлю
И вас в покое не оставлю:
Должны мне будете по гроб!
Слыха̍ли сме̍рды, ети̍ть вас в лоб?
От такого вот признанья
В корчме раздались завыванья.
Свист радостный пошел по залу,
Но чтобы избежать скандалу,
Корчме пришлось подать всем пива
(С водою) местного разлива,
Чтоб избежать себе убыток,
В таких делах корчмарь был прыток.
К тому ж все пришлые и так пьяны,
А так не долго до войны,
Ведь местные любили драться,
Как кончат в стельку напиваться.
А так, лизнув некрепкого напитку
Не понесут они убытку.
Возгласы замолкли в зале,
Пьянчуги пиво допивали
И рассуждали, что да как…
От куда взялся тот дурак,
Который эльфу-то поверил?
И первый отворил он двери.
– Ну, что же воин, вся надежда на тебя,
Взгляни, теперь мы все твои братья̍.
Мы за тебя молить бого̍в всех будем,
По возращению, подадим на блюде
Мешочек с золотом и яств каких захочешь,
Но будем ждать тебя к завтрашней лишь ночи,
Но как, полнолуние сойдёт
И коль тебя никто не встретит, не найдёт,
Мы посчитаем твоё тело убиенным,
Тебя помянем ужином отменным…
Но, а теперь иди, храбрец,
Избавь от зла нас наконец!
Все разом война снарядив,
Уткнулись в свой аперетив
И выпивая за его победу,
Наговорили много бреду…
А длинноухий на плечо свой меч закинув,
Корчму веселую покинул.
С тех пор никто в округе сей
Не слы̍хивал о нём весте̍й,
Лишь по весне охотник – дед
Нашёл в лесу его скелет.
С тех пор и оборотень местный
Стал куролесить в перелеске.
Попробовав крови̍ людской
Он потерял весь свой покой,
И жажда днём его давила,
А по ночам в леса манила,
Отведать свежего мясца,
Заплутавшего в ночи юнца…
II
Луна на небе засияла
И полный лик свой показала.
И снова оборотня вой,
Что под полною луной
В лесах мрачных тех прошёл.
В деревня̍х слушок пошёл,
Что беда в леса вернулась,
Им во вред же обернулась.
Стал скот и дети стали пропадать,
Деревни стали увядать.
Страх рассеялся по сёлам,
Из уст в уста по разговорам,
Он лес и реки пересёк,
Пока один вельможа не просёк,
Что этот слух вполне основан,
Ведь был он знанием подкован
И вскоре понял, местных разговор,
Улик, ведущих прямиком во двор,
В его поместье, к возлюбленному из его детей,
Что очень отличался от простых людей…
Тот сын родился от большой любви,
Но к сожаленью, цвет его крови̍
Был отнюдь не голубой,
Цвет красный был, крестьянский и простой.
Так вышло, что вельмож богатый,
Покуда молод был, слегка поддатый,
Влюбился в девушку простую,
Красивую и добрую, словом, золотую.
Любил так сильно и безбрежно,
Любил он искренне и нежно.
И вот, когда та вскоре понесла
Дитя от вельможьего чресла̍
То в родах умерла бедняжка…
Тому вельможе было тяжко.
Сынишка был его спаситель,
От мук душевных избавитель.
Своим лицом, пошедший в мать,
Отца он начал занимать.
Ребенок требовал вниманья,
И тем развеивал страданья.
Отец-вельмож души не чаял в сыне