Лаборантка

Она как-то настороженно, устало обернулась на голос, перекатившись по стеночке, и её сбивчивый неуемный взгляд замельтешил теперь прямо у моего лица. Я опешил. Лаборантка выглядела мрачно и непривычно строго. При виде серых непроницаемых глаз, сосредоточившихся на мне с суровостью, я ощутил, как сердце ухнуло в груди.

— Не знаю, как ты сюда попала… Час ночи, а ты не спишь. Написала что-то, удалила, до тебя не дозвониться… Не пугай меня!.. — девушка неприступно смотрела вглубь зрачков, не пытаясь вклиниться между моих непоследовательных мыслей. На её изнеможенное личико падала тень: я был выше и преграждал её от острого света, от которого она пару раз недовольно сощурилась. Судя по всему Дана не планировала вымолвить и звука. — Ладно, я понял…

Отодвинувшись от входа, я приглашающее указал вовнутрь. На лестничной клетке послышались шорохи, доносившиеся из соседней квартиры: ворчливая бабка проснулась вместе с дотошным непрошеным любопытством, уже подходила к двери. Это грозило мне пересудами и плохой подъездной репутацией. И пока Дана продолжала тянуть с ответом, я обхватил её за плечи и протолкнул за порог. Стремительно выключил свет, осторожно захлопнул дверь и, удерживая пошатывающуюся дезориентированную лаборантку, проследил за копошащейся соседкой в глазок.

Сердце девушки билось так истошно, что я перевёл взгляд на ее потерянное личико, прислонившееся к моему плечу. Как попасть в чужой подъезд я ещё мог догадаться, но откуда она знала мой домашний адрес — интересный вопрос. Соседка некоторое время ждала на лестничной клетке, а я продолжал подглядывать, как пёстрый халат мелькает в свете ее сверкающей в дверях старомодной люстры. А потом она ушла.

— Дана, ты расскажешь, что стряслось? Тебе плохо? — лаборантка грузно облокотилась на меня, забравшись ледяными ладонями под полузастегнутую рубашку, и умоляюще сжала кожу на голой спине. Я неконтролируемо съежился от ее первого такого непривычного и властного прикосновения, по инерции укладывая руки на женскую талию.

Мы стояли в тёмной прихожей в откровенных объятиях друг друга среди многозначительной тишины.

Лаборантка выглядела сонливо, но с силой держалась за меня, ногтями впиваясь в лопатки. Я старательно прижимал ее поближе, пока она это позволяла, обескураженно рассуждая о том, что нашло на девушку, и ждал объяснений. Ее руки успели согреться от касаний, а моё тело — лихорадочно мучительно возбудиться. В паху нестерпимо сводило от явно излишнего предвкушения, желание практически парализовало мои мысленные рассуждения, требуя переступить черту. Но странные прелюдии с сообщениями и звонками всё ещё волновали меня.

Вместо объяснений Дана медленно отстранилась и принялась нащупывать пуговицы на своём пальто.

Мы не разговаривали: я привык к темноте, наблюдая за тем, как девушка снимает с себя плохо поддающуюся верхнюю одежду, приятно поражаясь её бесцеремонности.

— Ты хочешь остаться? — я взял ее пальто и повесил на вешалку, пока она с остервенением начала стягивать с себя ботинки.

Дана не ответила. Я заметил, что все время разговариваю сам с собой, и озадаченно смолк, когда девушка отшвырнула обувь и подступилась ближе. Такая Дана была кардинально противоположна той, что я знал в работе: слишком непредсказуемая и даже напористая. Я не понимал, чего ждать в следующую секунду, уступая ей ведущую роль не без крохотной доли недовольства. Любой её молчаливый шаг вынуждал меня пристально следить и воздерживаться от поспешных выводов… Я до последнего не мог поверить, что лаборантка могла приехать ко мне ночью ради секса: где подвох? Где заслуженное разоблачение, заявление в полицию? Разве так себя ведут хорошие девочки?

И хоть я откровенно жаждал распробовать её правильные неприступные губы на вкус, сближаться с жертвой возможного судебного разбирательства, к которой теперь вели все улики уголовного преступления, могло показаться кому угодно полнейшим абсурдом. Зачем тогда было перестраховываться, искать несведущую подельницу? Подобравшись ближе ко мне, Дана могла утянуть за решетку и руководителя предприятия. Это было логично — откуда у студентки такие познания, кто мог ей подсказать? Мы делали всё, чтобы эта история, если и была вскрыта, то походила на непреднамеренную случайность. Но если законодательство окажется не на нашей стороне… Самый крайний план должен всегда оставаться наготове.

И пока я нашёл остатки сил додумать, чем могут обернутся утехи с лаборанткой, к которым мы, кажется, и не приступали, Дана притянула меня за шею и безжалостно дерзко поцеловала. Ее тёплые сочные губы принялись терзать мои, и я моментально забыл об осторожности, легко подписавшись на неоправданный риск, ведь всё это время я сам надеялся стать инициатором.

Пускай это станет частью плана по отвлечению женского пытливого разума от правды.

Она оказалась жаркая, снедающе сладкая. За каждым влажным рваным поцелуем следовал очередной всё более напористый и надрывный, будто мы опаздывали друг друга распробовать. Я смял край короткой юбки, задирая её повыше, и схватился за упругие ягодицы, обтянутые тонкой эластичной тканью. Но прежде, чем избавиться от женских колготок, я поднял девушку за бёдра и зажал между холодной стеной и голодных сбивчивых поцелуев. Мне хотелось ощущать её горячее лицо, скулы, порябевшую от мурашек шею под своими губами и как можно быстрее, сильнее. Дана не успевала отвечать, но упрямо вжималась в меня, всё крепче сводя бёдра на торсе и дразняще ёрзая прямо в области паха.

Её движения злили во мне бешеное помрачение. Я исступлённо наклонился к женской шее, завороженно покусывая её и вдыхая узнаваемый ягодный запах. Теперь он словно заполонил мои лёгкие вместо обжигающего, в миг накалившегося желанием воздуха, и я приспустился к ключицам, отгибая вырез на тонкой блузке. С усердием я целовал всё более доступные мне участки кожи, наслаждаясь её нервной мелкой дрожью от настойчивых пыток. Пальчики Даны цеплялись за мои плечи, поясницу, от чего я сбивчиво вздрагивал. На спине щипали всё новые и новые царапины, дыхание стало оглушительно громким. Я пробрался одним ртом за вырез и отогнул краешек лифчика, ощущая, как тело девушки подёргивается от щекотливого соприкосновения моего языка с её вздымающейся грудью.

Нам обоим было тесно в белье: от напряжения член ноюще пульсировал, и от каждого её негромкого сипящего стона моё тело пробирало истомными судорогами. В прихожей стало нестерпимо душно, а в комнате простаивала пустая холодная кровать. Я успел расстегнуть застёжку за её спиной и подтянул присползающие женские ножки за ягодицы, направившись вместе с Даной на руках в спальню.

Она удерживалась руками за мою спину и голову, вжимаясь горячей грудью в лицо. Пытаясь подавить головокружение, я передвигался по коридору на ощупь, жёстко и мокро целуя девушку сквозь одежду. Её белье задралось, соски затвердели. Плечом я примкнул к створкам шкафа и проскользил к приоткрытой двери, прислушиваясь к чувственным стонам: теперь я всегда буду думать о сладком хнычущем плаче лаборантки, глядя на её белый, обтягивающий стройное тело, халат.

Мы ввалились в спальню, и едва опустив девушку на кровать, я, не отрываясь, навис сверху, задрав блузку вместе с лифчиком. Кожа на груди покраснела от алчных поцелуев, порябела от моего тяжелого дыхания. Наслаждался видом я не долго, предпочитая пробовать языком округлые женские изгибы. Дана дрожала, тянула меня за волосы и умоляюще приподнимала таз, пытаясь потереться о моё бедро. В паху было и без этого предельно твёрдо, но при виде того, как лаборантке становилось всё труднее терпеть настойчивые ласки, я ощущал, что и сам начинаю мучаться от желания. Наигравшись с сосками, я опустил ладонь на перекрутившуюся на талии смятую юбку, пытаясь нащупать молнию. Дана протянула руки к моему лицу, изнеможенно и слабо стараясь увлечь меня поближе к своим припухшим раскрасневшимся губам, и я податливо склонился. Мы целовались долго и сладко, посасывая языки друг друга, пока я разбирался, как её раздеть. За это непростительно долгое время я успел лишь потерять ориентацию в пространстве, прикрыв веки от наслаждения, а когда раскрыл глаза, понял, что голова идёт кругом, словно я напился.