Страница 14 из 14
– Ку-ку! – отозвался Марат. – Утро, сестра! Вставать пора!
Под лоскутным одеялом нервно перевернулись на другой бок.
Женщина в кофте ткнулась заплаканным лбом в клавиатуру машинки.
– Уйди! – всхрипнула она. – Отсюда! Уйди! Разрушитель.
– Её убил муж, – опять донеслось из-под одеяла, глухо как из-под земли. – Убил, чтобы любить всегда. Не крест на могиле поставили – топоры на четыре стороны. Архитектор кровавый!.. Я влюблена в его ярость! Ненавижу его любовь!
– С ума сходите, подруги?! – возмутился Марат. – Ну-ну. А вот, кстати, засадный случай. Желаете? Ловите образ на перо. Продаю взаймы. По знакомству. Ну, слушайте, если не желаете. Знаете ли, так нелепо на днях один мой знакомый, работник морга со стажем в конфуз вошёл. Не поверите, как странно, жутко, глупо и забавно всё случилось.
Под одеялом трудно заворочались, засопели от злости, послышались сдержанно-манерные угрозы:
– Умерщвлю. Цианит в шампанском… Жестяные розы звенят лепестками… На могиле – мокрый листок в косую линейку… Слова размыло… Дождь… Мокрые листья мерзкими червяками опадали на головы грешных…
Марат, не обращая внимания на невнятное бухтение, растягивая слова, будто пародируя кого-то, принялся рассказывать:
– Знаете ли, так всё вышло странно и грустно. Готовили бывшего человека к погребению. Полный такой покойник, грузный, ужасно отвратительный попался. Возились – возились. Родственники с раннего утра в окна морга стучались. Требовали выдать. А тут время обеда случилось. Кто ж в обед работает? Только врачи с живыми. В морге с неживыми не работают. Неживые могут долго ждать. Санитары отмыли мрамор, разложили газету «Московский комсомолец» с кроссвордом, на газетную скатерть выложили хлеб с тмином, сыр с дырками, огурцы из банки заспиртованные. Водку раскупорили. Тут, на зло, начальник нагрянул. Куда водку прятать? Эх, не угощать же?! Правильно. В покойника спрятали. Такой ужас. Прости их, Господи, грешных.
Женщина за машинкой продолжала всхрипывать, но уже будто плакала и всхлипывала от смеха одновременно. Под одеялом надсадно кашляли, грязно ругались. Марат со злорадством продолжал:
– Ах, не поверите!.. такой смирный начальник всегда был, а тут дикий, нервный, злобный явился! Нагоняй устроил: тело срочно на вынос! Срочно! Скандал! У родственников, представляете, зять в министерстве нелегкой промышленности! Вчера закрытие – не отдали, сегодня – уже обед, не отдают! Уволят всех подряд из морга! Ах, не знаю, что сказать, стали зашивать. Начальник стоит рядом столбом. Следит, волкодав. Но санитары сообразительные: горлышко с пробкой не зашили, на животе оставили. Думали, начальник уйдёт, водку можно будет в трубочку высосать. Начальник не ушёл. Так и пришлось покойника с поллитрой в животе выносить. А бывший-то, к слову сказать, к спиртному сам пристрастие пагубное имел, отчего, говорят, и помер. Цирроз нашли, отёк легких… Как вам такая дикая история? Нравится. Вижу. В твоем духе, Лита, – обратился Марат к цветастому горбу под лоскутным одеялом. – Покупаете, значит. Я так и думал.
Марат забрал обратно все деньги со стола, вздохнул обречённо:
– Вод как. Опять буду должен. Прости, Надежда. Не водись с ней, с этой ядовитой мимозой. Ты – другая. Чувственная. Искренняя. Она – злая, манерная, кровожадная. Выпьет, высосет тебя до донца. И оставит, бросит. Прости-прощай.
Марат вышел из комнаты. Женщина-сценарист тяжело поднялась из-за пишущей машинки, огляделась. Словно старая больная сова, принялась нелепо взмахивать рукавами старой вязанной кофты, подпрыгивать, приподниматься на носках в фантастическом пересечении лучей, высветившим её убогое жилище, будто пытаясь взлететь, исчезнуть, покинуть этот чудовищный и несправедливый мир.
Э К С К У Р С
Тяжёлые фасады домов сумрачно нависали над каналом. К Сенной площади, рынок на которой в дореволюционное время звался «Брюхом Петербурга», ещё не добрались нынешние реформаторы. Не было новых вывесок магазинов, не было разномастных торговых ларьков. Этот район доживал последние дни патриархального запустения. Притих перед новым пришествием варваров.
По тротуару набережной вышагивал худой Кирпичиков, кутаясь в долгополое пальто, напоминающее шинель. Уродливая, фетровая шляпа на его макушке хлопала под ветром ломаными полями. Снова было серо и сыро в Ленинграде-городе, а нынче снова -Петербурге. Снова дул пронизывающий мокрый ветер.
Кирпичиков хрипло покашливал в кулак.
– Можете себе представить, – прокричал он, будто обращаясь в пространство, – во времена Достоевского вода в Екатерининском канале была настолько чистой, что бабы с этих спусков воду брали для самоваров? А там, извините, – он махнул растрёпанным рукавом назад, – мы миновали мостик, с которого Ефросиньюшка сбросилась.
Кирпичиков, как театральный оппозиционер на собрании труппы, вдруг отчаянно, истерически завопил:
– Утопилась! Утопилась!
Испугавшись собственного пронзительного возгласа, он снизил тон до громкого шёпота, наклонился с тротуара, доверительно цитируя дальше известный роман:
– …кричали десятки голосов; люди сбегались, обе набережные унизывались зрителями, на мосту, кругом Раскольникова, столпился народ, напирая и придавливая его сзади.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.