Чего ждет Кейт

– Заходи.

– Твоя мама сказала, ты у себя. И просила передать насчет… пятнадцати сантиметров?

– Это про дверь, – выпаливаю я, краснея. Почему эта фраза прозвучала так ужасно… пошло? Еще не хватало, чтобы Мэтт думал, будто я обсуждаю размер его члена. С мамой.

И что это вообще за инсинуации? У меня же сидят Рейна и Брэнди. Что там за оргию она себе вообразила?

– В общем, я просто зашел вернуть контейнеры из-под еды, – заключает Мэтт. – А вы что делаете?

Телефон внезапно начинает жужжать. Точно Андерсон. Но я вытягиваю ноги и заталкиваю его под кровать к трусам. Сообщения от него непредсказуемо опасны. Скорее всего, он пишет о постановке, но даже в этом контексте через секунду может сменить тему. И в любой момент начать рассуждать, насколько Мэтт великолепен и прекрасен или есть ли у него кто-то. Если Мэтт увидит все это на экране моего телефона, будет беда.

Я падаю на край кровати. Мэтт застывает рядом в нерешительности.

– Можно я присяду?

– Конечно! Садись сюда. – Я пододвигаюсь к Брэнди, чтобы освободить ему место, но она уже соскальзывает с кровати, захватив телефон. – Рейна, нам, наверное, надо зайти…

– Надо! – соглашается Рейна, вскакивая. – Повеселитесь тут. Ведите себя хорошо.

Потом она буквально на долю секунды ловит мой взгляд и демонстративно оставляет дверь приоткрытой ровно на пятнадцать сантиметров.

Сцена четырнадцатая

Стоит им уйти, Мэтт поворачивается ко мне.

– Так ты готовишься к прослушиванию в мюзикл, да?

– Ага. – Я старательно давлю смешок. Видите ли, мой мир всего-навсего крутится вокруг школьного мюзикла: так было в прошлом году, и за год до этого, и вообще каждый год, начиная с шестого класса. И я на самом деле каждое утро просыпаюсь и думаю, как лучше исполнить ту или иную строчку партии Уиннифред. Думаю, за это время я успела прослушать весь саундтрек от начала и до конца – трудно сказать точно, но раз тридцать минимум.

– Здорово, – говорит Мэтт и откидывается назад. Теперь он полулежит на кровати, свесив ноги. – И что, большинство претендентов в итоге попадают в состав?

– По-моему, вообще все попадают. Даже если ты совершенно ужасен, Джао просто найдет тебе место на заднем плане. Не тебе лично. – Я краснею. – Ты-то не ужасен. Совсем. Ха! Конечно, нет. Я же слышала, как ты поешь.

Кейт. Пожалуйста. Соберись.

– Ну да ладно. А ты придешь на пробы?

Он пожимает плечами и улыбается:

– Это обязательно для учеников продвинутого курса.

– Погоди, серьезно?

Андерсон даже не упоминал об этом, что странно: присутствие Мэтта в мюзикле многое значит для нас двоих. Разумеется, я предполагала увидеть его на прослушивании. Но теперь это уже точно, а значит, будут и многочасовые репетиции, и посиделки за кулисами и во время оформления сцены. Все это больше, чем просто проведенное вместе время. Трудно объяснить, но работа над спектаклем порождает определенный тип близости. Определяется ли она мыслью «мы ввязались в это вместе», которая всегда возникает, когда ты в команде, или уязвимостью, порожденной самим процессом созидания, или безбашенным весельем недели прогонов, предшествующей премьере, – не знаю. Может, дело вообще в гормонах. Не знаю, как это работает. Но это совершенно точно другой уровень дружбы. Почти как между братьями и сестрами. Кроме той части, где вы целуетесь в рубке осветителя (да-да, Пьерра и Колин, я про вас).

Однако прошу заметить: я совершенно не против целоваться с Мэттом в рубке.

– Итак… – Я сажусь ровнее, чувствуя, как горят щеки.

– Итак?

– Итак, ты переехал сюда?

– Да, – улыбается Мэтт.

Снова неловкое молчание, на этот раз долгое. Достойное войти в историю. Но слушайте, непросто одновременно пищать от восторга и вести беседу. Многовато для одного мозга. Очевидно же, что в такие моменты нельзя говорить о том, что происходит у тебя в голове, к тому же в ней все равно происходит парад стикеров с сердечками. И уж точно нельзя попасть в категорию Странных Незнакомок (номер 6), которые задают только базовые тупые вопросы. Как этот, например.

– И как тебе в Розуэлле?

Великолепно.

Но Мэтт только откидывается назад сильнее, глядя в потолок.

– Неплохо! Здесь все по-другому. Самое странное – это что папы нет рядом.

– Ох, – у меня сжимается все внутри, – прости. Не следовало…

– Нет, все в порядке. Мы с ним не близки. Вообще. Он не слишком… – Мэтт умолкает.

Пару секунд мы молчим.

– Разводы вообще странная штука, – произносит он наконец.

– Очень, – киваю я.

– Ты меня понимаешь, верно? Как долго твои родители?..

– Я была в шестом. Так что уже привыкла.

– Приятно знать, что к этому можно привыкнуть.

Я пододвигаюсь ближе, достаточно близко, чтобы наши мизинцы теперь соприкасались (невероятно смелый шаг, но в данных обстоятельствах нужный).

– Ты скучаешь по папе?

– Хм-м. – Он едва заметно улыбается. – Не особенно.

И тут у меня в мозгу что-то щелкает. Это не какое-то суперважное или меняющее жизнь осознание. Просто маленькое наблюдение.

Мэтт Олсон улыбается, когда ему грустно.

Это не выглядит как отрицание. Скорее, он пытается отпугнуть свою печаль. И это удивительным образом вдохновляет. У меня по всему телу разливается тепло.

Может, дело просто в том, что знание таких мелких деталей рождает ощущение близости. Такие вещи нельзя узнать из инстаграма[14]. Они настоящие.

Он поворачивается ко мне:

– А твой папа где живет?

– В десяти минутах от нас.

– Удобно. Вы с Райаном часто у него бываете?

– Вечерами по средам и четвергам, а еще на выходных раз в пару недель.

– Тебе сложно?

– Иногда. Не знаю. По большей части все просто… так.

Он кивает:

– Прекрасно понимаю, о чем ты.

Сцена пятнадцатая

И я не могу забыть эти его слова.

«Прекрасно понимаю, о чем ты».

Они крутятся где-то на подкорке, пока Мэтт сидит в моей комнате. Остаются со мной, даже когда он уходит, захватив мозг и отвлекая его от алгебры; мои сообщения в чат банды становятся настолько краткими и рассеянными, что Брэнди приходится меня одернуть.

Но я просто не могу перестать думать об этом. «Прекрасно понимаю, о чем ты». Самые недооцененные слова на свете.

В переводе: «Нет, ты не странная. Даже то, что кажется в тебе странным, не странное. Ты нормальная».

Понимаете, я обычно не говорю о разводе родителей, разве что в контексте логистики.

Это не секрет, конечно. Просто не хочется ныть, особенно по поводу этой истории с совместной опекой. Я прекрасно понимаю, как мне повезло. Родители живут всего в четырех километрах друг от друга. Не трагедия. Просто жизнь. Моя жизнь. Разделенная на две половинки.

Очень трудно объяснить, насколько утомляет ощущение постоянного движения. Тот факт, что ты нигде не дома на 100 %. И то, как постепенно все это становится частью привычного. Просто жизнь. Просто вот так.

И Мэтт уже это понимает.

Мама и Райан уезжают на информационное собрание по поводу колледжа, а я вскоре окончательно отказываюсь от попыток закончить с алгеброй. В таком настроении мой мозг годится только для одного. Я настраиваю гитару и перебираю струны, пока под пальцами не рождается мотив. Hold Me, Thrill Me, Kiss Me, песня, которую я любила всю жизнь. Она всегда дарит мне ощущение нежности и волшебства, как будто я гуляю по розовому саду где-то в Англии или кружусь на танцевальной площадке, освещенной только гирляндами огней, посреди деревенского луга.

Когда-то давным-давно мои родители поженились под эту песню. Можно подумать, будто одного этого достаточно, чтобы убить в ней для меня всю романтику. Но это не так, совершенно. Видимо, некоторые песни слишком хороши.

Закрыв глаза, я пою первый куплет, на ощупь перебирая аккорды. Мысленно я возвращаюсь к Мэтту. Представляю его печальную улыбку и то, как мы идем, держась за руки, по тропинке среди снега, а вокруг сгущаются сумерки. Я одета как Элизабет Беннет, и снежинки оседают на моих волосах. «Но они никогда не стояли во тьме подле тебя, моя любовь».

14

Instagram – организация, деятельность которой признана экстремистской на территории Российской Федерации.