Чего ждет Кейт

– Да ты не представляешь, – качает головой Андерсон. – А еще эта история с Лансингом. Видел бы ты его лицо, когда Кейт подумала, что Детройт – столица…

– Стоп. – Я наклоняюсь в их сторону. – Вы что, обсуждаете Александра? Из лагеря?

– Помнишь, как ты не могла называть его Алексом? Всегда только Александр? – говорит Энди.

– Но мне нравилось. Очень мило.

– Хотя он был очень хорош. Я бы за него вышел.

Вот они, снова проступают на щеках Энди. Ямочки Смущения. Теперь я их узнаю́. На это ушло несколько лет наблюдений в дикой природе, но теперь я знаю: так Энди совершает каминг-аут. Он стреляет глазами в сторону и – я почти чувствую это – задерживает дыхание в ожидании реакции Мэтта.

– Тебе бы пришлось тогда в Лансинг переезжать, – говорит Мэтт. – Это уж точно.

Энди ухмыляется:

– Говорят, отличный город.

– Если верить Александру, – добавляю я.

– Мы оба знаем, что ты прочитала про этот город все, что можно было найти в интернете, – говорит Андерсон. Потом поворачивается к Мэтту. – И кстати, Кейт не меньше моего втрескалась в этого парня.

И конечно же – конечно же! – эти слова Энди произносит ровно в момент, когда в общем разговоре наступает случайная пауза.

Мама поворачивается к нему, не скрывая восторга:

– Кейт была в кого-то влюблена?

Я бросаю на Энди самый убийственный из арсенала своих взглядов.

Он закусывает губу:

– Не вот прямо влюблена…

– Знаешь, – я резко встаю, – мне нужно… кое-что.

– Я с тобой. – Энди тут же вскакивает со стула. – Скоро вернемся, – кричит он через плечо, следуя за мной в спальню.

Я захлопываю за нами дверь:

– Какого черта?

– Прости, Кейт, мне так жаль! Она разговаривала о чем-то своем. Я не думал…

– Ты же понимаешь, что я теперь до конца своих дней обречена слушать про Александра из Мичигана?

Я оседаю на край кровати.

– Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? Самую малость? – Энди садится рядом, положив руку мне на спину.

– Не кажется. – Привалившись к его плечу, я вздыхаю. – Молчи. Мне просто не нравится, когда кто-то знает о моих крашах. И тебе это известно. Секретная информация.

– Это было два года назад.

– И что? У Статута о секретности нет ограничений по времени…

– Нарушением Статута это будет считаться, только если я расскажу все Александру.

Я поднимаю на него раздраженный взгляд.

– И я все еще уверен, что он был геем, – добавляет Энди. – Помнишь, как он волосы мои трогал?

– Ты разве не сказал тогда, что это было проявлением скрытого расизма?

– На 100 % было. – Он похлопывает себя по макушке и закатывает глаза. – Но он делал это так бережно. Я тогда сразу подумал: «Сэр, да вы гей».

– Что? Нет. Он би. У него и подружка была.

– Ага, в Лансинге. Выдуманная подружка из выдуманного Лансинга…

– Минуточку…

– МИНУТОЧКУ, ЛАНСИНГ, МИЧИГАН, СУЩЕСТВУЕТ И ЯВЛЯЕТСЯ СТОЛИЦЕЙ.

Я не могу сдержать улыбки.

Энди обнимает меня.

– Люблю твою мордашку, котенок.

– И я люблю твою тупую рожу. – Я закатываю глаза. – Пойдем посмотрим, готов ли десерт.

Сцена тринадцатая

В субботу все на улице залито водой. Я, честно говоря, относительно дождя довольно капризна. Он необходим, и это понятно. Полностью поддерживаю его существование. Не понимаю только, зачем при этом вести себя так грубо. Дождю плевать на твои планы, прическу, на все. Он просто проникает в твою жизнь, как какой-нибудь пижонистый мальчишка – в личные сообщения. Не спрашивает разрешения, не оставляет тебе выбора, просто вынуждает смириться.

Поэтому сегодня у нас день-сидения-дома. Пижамный день. День подбивания долгов по домашней работе для всей банды. Энди уехал готовиться к прослушиванию к своей учительнице по вокалу, но девочки сегодня у меня, и Брэнди даже что-то делает. Сейчас она растянулась на моей кровати, перелистывает страницы толстого романа в мягкой обложке: «Отверженные» в оригинале, на французском. Никто не сравнится с Брэнди в изучении языков. Она всегда свободно говорила на английском и испанском, а французский начала изучать только в средней школе, но и им сейчас владеет на том же уровне. Она знает его даже лучше, чем то предполагает продвинутый курс, поэтому сейчас самостоятельно изучает французскую литературу. Но мадам Бланш разрешает ей выбирать книги, поэтому Брэнди читает то, что ей нравится. Я бы ожидала такого же вдумчивого подхода и от других учителей, но увы, никто не предлагает мне заменить «Отверженными» учебник алгебры.

У Рейны тоже не сделана по ней домашняя работа, поэтому мы вместе сидим на креслах-мешках в углу комнаты. Учебники на коленях. Дальше этого мы пока не продвинулись. Не хочу показаться лентяйкой. Но очень трудно сосредоточиться на математике, когда можно бесконечно строить теории вокруг прослушивания.

– Нет, прецеденты были, – говорит Рейна. – У Гарольда в школе ставили «Однажды на матрасе» с девятиклассниками. Роли Шута и Менестреля отдали девушкам. Пришлось только переставить несколько нот.

– Обе эти партии для тенора, да? Брэнди, ты могла бы пробоваться на Шута…

– Подтверждаю. Я слышала, как она поет, – кивает Рейна. – Но Менестрель иногда уходит низковато…

– Ладно, а кто у нас мог бы нацелиться на эту роль? Колин, наверное, хотя я не думаю, что ему по силам эта динамика…

– Лана Беннет! – говорит Рейна.

– Ах да. Точно. Ты права.

– И только подумай, Брэнди, – продолжает Рейна, – если тебе достанется роль Шута, а Лане – Менестреля, вы сможете проводить вместе столько времени! О да!

– Ага. Очень много «если», но уж ладно, – отвечает Брэнди.

– Лучшие подруги, – хитро улыбается Рейна. – Лучшие, лучшие подруги. Ты и Лана.

Брэнди игнорирует ее слова: обычная реакция, когда мы начинаем подкалывать ее по поводу их отношений с Ланой Беннет. Но вряд ли можно придумать, как провести время лучше.

Проблема в том, что Брэнди просто-таки излучает ангельскую невинность. Она ее не контролирует. Но Лана почему-то приняла эту фундаментальную черту характера Брэнди за особое предложение вечной дружбы. То она постоянно зовет ее куда-то сходить, то присылает длинные искренние сообщения о парнях (Брэнди в основном отвечает на них вежливыми стикерами). Довольно странная связь, учитывая, что остальных в ее компании Лана, кажется, недолюбливает.

Брэнди опускает книгу и закрывает рукой глаза:

– Мы идем вместе в кино в пятницу через неделю…

– О нет! – восклицает Рейна. – Как до этого дошло?

Раздвинув пальцы, Брэнди смотрит на нее:

– Эмма рассказывала мне про тот фильм с Кристен Уиг, я сказала что-то вроде «Надо бы посмотреть». Лана услышала и тут же влезла…

– Внезапное нападение.

– Ага. Я не знала, что сказать, поэтому старалась не давать четкого ответа. Говорила «может быть». – Брэнди закусывает губу. – Но потом Лана начала предлагать конкретные даты…

– Оу, – морщусь я.

– А потом ты, конечно, вежливо очертила свои границы. – Рейна приподнимает брови. – Потому что ты никому не обязана дружить.

– Я притворилась, будто у меня дела, но она все предлагала и предлагала. И я чувствовала себя как в ловушке…

– Это сложно, Би, мне жаль.

– А теперь оказывается, она уже заказала билеты, и я просто смирилась. Так что мы идем в кино, – хмурится Брэнди. – Чувствую себя ужасно злой.

– Боже, Брэнди. Ты же прямая противоположность злу, – качаю я головой.

– Просто должна сказать…

Кто-то стучит в дверь комнаты.

– Войдите, – кричу я, ожидая увидеть маму.

Это не мама.

– Привет.

Это Мэтт. Прямо на моем пороге.

– Привет!

Я пулей срываюсь с кресла и пролетаю по комнате, попутно закидывая под кровать шесть пар трусов. Разумеется, именно в этот момент у меня из рук выскальзывает телефон. Причем не просто выскальзывает и падает, как у нормального человека. Каким-то невероятным образом он прокатывается по полу как хоккейная шайба. Я усиленно изображаю, что именно так все и было запланировано.