Страница 8 из 14
Шло общее собрание жителей деревни.
Десятиклассник Паргев с соседнего сидения (он же сын председателя) мне пояснил, что в клуб сошлись для сбора подписей, а муж директрисы Сурфик, Гриша, добавил, что подписи нужны для выхода автономной области из состава Азербайджанской Советской Социалистической Республики, потому что так дальше невозможно стало жить. Армяне, водители автобусов на маршруте Степанакерт-Агдам-Степанакерт получают вдвое меньше, чем водители-Aзербайджанцы на маршруте Агдам-Степанакерт-Агдам.
Тут следует признаться, что автобус мне водить не приходилось, но моим отделением в стройбате командовал ефрейтор Алик Алиев (Азербайджанец) и я попутно дружил со штукатуром из 3-й роты Робертом Закаряном (Армянин), поскольку меня всегда отличало неразборчивое отношение к расовым различиям и отсутствие предубеждений по национальному признаку.
Жизнь заставила углубиться в исторический аспект вопроса, что Нагорный Карабах (он же, при Советской власти, Нагорно-Карабахская Автономная Область) спокон веков населялся Армянами, хачкары и каменные же храмы и монастыри возводившиеся с 4-го века от Р.Х. не дадут соврать.
А в начале 20-х 20-го столетия, когда 11-я Красная армия установила Советскую власть в Закавказье, Генсек Сталин передал Нагорный Карабах в состав Советского Азербайджана, на что имел имперские резоны, а возможно и личные мотивы.
К моменту моего прибытия, многие Армяне покинули Карабах, немало Азербайджанцев переселились в него. Двое, например, в деревню куда меня направило учительствовать степанакертское облоно (он же Областной Отдел Народного Образования), – Бяшир, лесничий, и его сын Эльдар, который развозил по деревням баллоны с газом из райцентра.
Появились даже деревни с чисто Азербайджанским население, штук до десяти. Всего этого тогда я не знал, но на вопрос Гриши—подпишу ли?—ответил утвердительно, ведь речь шла о праве народа на самоопределение. Оно такое же основополагающее, как свобода собраний (гм), и не менее неотъемлемое, чем свобода слова (гм-гм!), и настолько же святое, как свобода вероисповедания (на это место у меня междометий не хватит)…
Вот таким я был наивным идиотом и поставил свою подпись среди множества других.
Четыре года спустя я подтвердил её своим участием в референдуме о провозглашении Нагорно-Карабахской Республики.
В тот день Степанакерт бомбардировали даже без перерыва на обед, но я всё равно пошёл в здание театра и поставил птичку «за» в бюллетене. И даже сегодня, докатившись до статуса беженца, о том не жалею, потому что такое моё свободное мнение.
Однако по порядку…
Через месяц в клубе снова состоялось собрание жителей деревни для сбора средств жертвам спитакского землетрясения в Армении (сила толчков в эпицентре 10 баллов из 12 возможных по шкале, 25 тысяч погибло, 514 тысяч остались без крова, 140 тысяч получили инвалидность).
Я сдал 2 руб. 50 коп., больше не мог, надо было и самому дожить до получки. Учитель биологии Шакарян—внешне вылитый сенатор Древнего Рима—начал бухтеть, что «капек ни нада!» Пришлось окоротить его патрицианскую заносчивость разъяснением: я не ему даю, а на 50 коп. можно купить 2 буханки хлеба пострадавшим… Копейки приняли.
В феврале начались массовые митинги на площади Ленина в Степанакерте за выход Карабаха из состава Азербайджана и переподчинение Армении. Облисполком НКАО направил ходатайство об этом в Москву, Баку и Ереван. Такими были международные нормы в тот момент для цивилизованного решения подобных случаев. Наверное и сейчас существуют какие-то нормативы по этому поводу, но зачем голову забивать тем, на что так основательно забито…
Из анекдотов того периода:
«Разгребают завалы рухнувших зданий в Спитаке. Автокран выдёргивает из груды обломков бетонную плиту перекрытия, под ней чудом уцелевший мужик, спрашивает: «Карабах уже наш?»—«Нет, ара, нет».—«Ну так бросай нахер плиту обратно!»
Смешно, нет? А я видел как смеялись…
Смеялись уже после резни армянского населения в городе Сумгаит, 27 – 29 февраля 1988.
Об этом не могу писать. Физиологический ступор. Руки обвисают, а горло стиснуто, чтоб не скатиться в бессмысленно младенческий скулёж. Наверно, возрастное уже…
Войска Советской империи не вмешивались трое суток. Не мешали три дня и три ночи творить несказуемое. Чтобы всем уголкам и автономиям многонационального Союза дошло – у нас такие вопросы не решаются снизу и воткни международные формы им же в нормы…
Когда вошли разгонять озверелые банды, 276 военнослужащих получили синяки и прочие телесные повреждения.
На несколько месяцев установилось затишье, шёл обмен многотысячными потоками беженцев между Арменией и Азербайджаном: Армяне из Баку – в Армению и в Карабах, Азербайджанцы из Армении – в Азербайджан. Взаимопротивоположное перемещение народов.
Год спустя, поддавшись общему духу бурного времени, я женился и мигрировал в Степанакерт, вить семейное гнёздышко на макушке пробуждённого вулкана.
Работа изолировщиком на прокладке газопроводов в отдалённые уголки Карабаха носила разъездной характер, так что сын Ашот родился в моё отсутствие.
Ещё через полгода, в августе, в Москве случился путч ГКЧП. Программа Время показала с полдюжины чиновных рож, плечом к плечу за одним столом – зачитывали населению указы, что демократия отменяется и будем жить как нас всю жизнь учили: по пятилетним планам от съезда до съезда КПСС.
Утром, в знак протеста, на работу я не поехал, а написал заявление в отдел кадров СМУ-8: «данное строительно-монтажное управлений – государственная контора, а работать на государство ГКЧП я не желаю».
Начальник СМУ Самвел посмеялся и подписал.
Через день ГКЧП лопнул, а безработный я полностью переключился строить собственный дом на 6-ти сотках участка выделенного горисполкомом на склоне оврага позади роддома.
Когда кладка стен достигла метровой высоты, начались обстрелы Степанакерта из Шуши и Ходжалу. Били «Алазанями», но за следующие пару месяцев я всё равно поднял стены на высоту под перекрытия и залил бетонный «пояс», потому что цемент и песок были завезены предварительно, а также проложен водопровод через полдюймовую трубу сечением в 12.5 мм.
Деньги за плиты перекрытия тоже были уже уплачены, но комбинат стройматериалов мне никогда их так и не поставил по независящим причинам.
Где-то с месяц пришлось ошиваться без дела, предприятия города останавливались одно за другим и появился просвет заняться «Улиссом» вплотную.
Тёща заметила, что я умею писать и пристроила меня в редакцию областной газеты «Советский Карабах», где она работала уборщицей, а главный редактор носил такую же фамилию как у неё и родом был из одной с ней деревни.
Мои должностные обязанности заключались в письменных переводах с Армянского. Будучи двуязычной газетой, «Советский Карабах» выходила на Армянском ежедневно, плюс один номер в неделю на Русском – дайджест из переводов для отчётности перед Старшим Братом: о чём писалось в истекшие семь дней?.