Страница 21 из 24
Не меньшую опасность представляли затаившиеся квады. До поры до времени смотрели они со стороны чем закончится кровавый спор римлян с маркоманнами, выжидали, но поскольку император не предоставил им право свободной торговли на римской земле они чувствовали себя обиженными и в любой момент могли пойти против Рима.
«Мы требуем от императора прекратить войну, немедленно заключить с варварами мир, – выступал в Сенате глава оппозиционной партии Гай Цейоний. – Война влечет большие расходы казны императора и нашей сенатской казны. Она ничего не дает Риму: ни новых рабов, ни золота. Пора признать, что наш император не обладает военными талантами божественного Траяна. Мы будет терпеть поражение за поражением пока не лишимся всех северных провинций, и война не ворвется на землю Италии, как опасный и кровавый разбойник».
Цейоний обычно выступал горячо, энергично, жестикулировал руками, как опытный декламатор повышал и понижал голос. Кроме того, всем было известно, когда он делает вид, что его волнует затронутая тема, а когда нет. В последнем случае у Цейония всегда краснели уши. Сейчас они были красными.
«Я не пойму озабоченность сенатора Цейония, – возразил ему Клавдий Север, которого Марк отправил в столицу присматривать за Коммодом вместе с Фаустиной, а заодно сообщать о новых веяниях среди сенаторов. – Доблестные легионы Рима никак не опозорили себя на полях сражений, золотые орлы их штандартов не повержены и не достались врагу. Да, мы потеряли в этих битвах двух достойных людей – префекта Виндекса и наместника Фронтона, но отчаиваться рано. Рим и раньше терял полководцев, однако всегда одерживал победы, добиваясь своих целей. А погибших мы будем помнить и чтить. Наш славный император Марк Антонин уже распорядился установить им статуи на форумах, как раньше поставили памятник сложившему свою голову Фурию Викторину».
Клавдий Север муж дочери цезаря Марка Галерии, слыл человеком не только разумным, но и проницательным. Ему тут же стало понятно куда клонит партия Цейония, вложив такие речи в уста ее лидера. Цейониями категорически не нравились новые люди, возникшие вокруг императора, они их не устраивали. Все началось, как они считали, с неизвестного никому прежде Помпеяна. Тот привел за собой простолюдина Пертинакса, поднявшегося с самых низов. Благодаря Помпеяну среди командиров появился Максимиан37 – еще один беспородный выскочка.
Новые люди пугали старую знать.
«Мир! Нам нужен мир!» – закричали сенаторы, поддерживающие Цейониев. Среди них поднялся Сильван – еще один влиятельный представитель клана, брат покойного императора Вера. Он потребовал слова.
«Я с большим вниманием отношусь к словам уважаемого Севера, – начал он издалека. – Нам всем известно какое значение придает император Марк людям, достойно выполнявшим свой долг перед государством. Поэтому никто не останется без должных почестей, о которых говорил сенатор Север. Однако слава хороша для мертвых. А что делать живым? Что делать нам, наблюдая, как все усилия, направленные на достижение победы приводят лишь к плачевным результатам?
Он замолчал, как бы собираясь с мыслями. Сенатские скамьи оживились возгласами: «Говори, Сильван! Мы тебя слушаем! Говори!»
«Империя потратила много денег на последние войны. Как вы знаете, чтобы сражаться с парфянами император выставил на продажу свое личное имущество, чего не было со времен божественного Антонина Благословенного. Деньги обесцениваются из-за потери нами золотых дакийских рудников, цены растут. Сейчас, если вы отправитесь на рынок рабов, то увидите, насколько они подорожали».
«Это правда, Сильван!», «Цены растут» – поддержали его.
«Но, – Силван поднял правую руку вверх, точно успокаивая слушателей, – подорожавшие рабы не слишком беспокоят, у нас их достаточно. Нас тревожат цены на зерно, вино, оливковое масло. Они значительно выросли. Если так продолжится, то по воле богов римский народ ожидает голод, который охватит всю империю».
«Чего же ты хочешь? – спросил его консул Цетег, не вставая со своего курульного кресла. Консул был назначенцем Марка Аврелия, его сторонником. Крикливые речи Цейониев он слушал с нарастающим раздражением, с каким обычно слушают пустую болтовню, отнимающую время. – Ты предлагаешь Сильван, прекратить войну и отдать все провинции за Альпами на разграбление варварам?»
«О, нет, консул Цетег, ни о чем подобном я не говорил, – Сильван умоляюще прижал руки к груди. – Я обращаю внимание всех на другое. У нас есть законы, указы божественных императоров, которые так уважает цезарь Марк Антонин, и они говорят нам о том, что за каждое поражение должны отвечать виновные. Это ведь так?»
«Да», – согласился Цетег, не понимая к чему клонит выступающий, ведь главным лицом, которое должно отвечать являлся сам император. А его, конечно, никто не осудит.
«Нашим легионами командовал Пертинакс, когда мы потеряли в сражениях и Виндекса, и Фронтона. Он должен быть наказан!»
Сильван победоносно огляделся по сторонам и сорвал аплодисменты сидящих рядом сенаторов, словно был известным актером. Все понимали, что удар наносится не по Пертинаксу, а по его покровителю Помпеяну и поскольку ущерб, действительно, был – двух командующих легионами Рим потерял, – то вся ответственность ложилась на ближайшего советника Марка.
«Цейонии настроили сенаторов против Помпеяна, – подумал Клавдий Север. – Сегодня мы проиграем». И он оказался прав. Большинство присутствующих проголосовало за отстранение Пертинакса от командования, предложив императору Марку Аврелию Антонину прислушаться к голосу Сената.
Случай подстерегает всех
Всю весну готовившийся к набегу на Рим Пиепор пребывал в хорошем настроении. Скоро, скоро его племя захватит несметные сокровища: сестерции и денарии, золото, толпы рабов, много скота. И все это они пригонят на свои земли, станут богатейшим племенем среди германцев, фракийцев и сарматов. И, соответственно, Пиепор как вождь костобоков превратиться в могущественного предводителя непокорных римлянам народов. Так он мечтал, надеясь, что бог Залмоксис поможет ему в осуществлении планов. Этой весной он часто делал приношения мудрому богу, а верховная жрица Тирея предсказывала благоприятный исход набега. Ей это виделось в ее колдовском огне.
В один из дней, незадолго до того, как Пиепор хотел послать своих охранников по деревням и селам для сбора мужчин, готовых отправиться за удачей через вал римского лимеса, его воины приволокли мальчишку. Он был грязным, в синяках, с засохшими следами крови под носом. Пиепор хотел было возмутиться и строго отчитать охранников, что они его отвлекают от дел по всяким пустякам, как вдруг присмотревшись, в растрепанном парнишке узнал старшего сына Тиреи. Его звали Румон. Пиепор несколько раз видел мальчика, когда бывал в доме жрицы и участвовал в ее гаданиях.
– В чем дело? – спросил он прежде воинов.
– Мы задержали его на дороге, – ответил низкорослый стражник, постукивая костяными бляхами, которыми был усеян его кожаный панцирь. – Он ехал в сторону римлян. А когда мы спросили куда он едет, то погнал от нас коня. Ну, мы его догнали, а раз он не давался в руки, то нам пришлось его успокоить.
– Зачем ты бежал Румон? И куда ехал?
Пиепор пытливо глядел на него, однако мальчишка молчал, опустив голову.
– Ты упрямый, как я погляжу, весь в свою мать Тирею. Хочешь я ее позову?
Паренек продолжал молчать.
– У него что-то было с собой? – спросил Пиепор у воинов.
Те положили на стол немудреные вещи: короткий нож, кусок темного хлеба, пару монет-сестерций, кожаную шапку, которую стянули с головы беглеца. Пиепор брал эти вещи в руки одну за одной, ощупывал их, будто хотел найти ловко скрытый тайник. Мальчишка стоял спокойно и не реагировал на обыск и только когда руки вождя коснулись шапки, он шевельнулся. Это не укрылось от Пиепора. Он бегло осмотрел ее, за отворотами нашел маленький, скрученный кусок телячьей кожи с разбросанными по нему непонятными знаками, которые Пиепор, не умевший читать, поначалу принял за странные рисунки. Он приказал позвать ученого человека, разумеющего язык римлян – такой проживал в племени.