Страница 10 из 24
Он хлопнул себя по огромному животу, громко рыгнул и расхохотался.
Племенные вожди загалдели, соглашаясь с Тарбом. «Верно говоришь Тарб!», «Только мы решаем, кто главный, – говорили они. – Бог Один нас слышит!»
За последние годы маркоманны резко усилились и стали досаждать соседям, указывая им как поступать, как торговать, с кем дружить, а на кого идти набегом. Сам союз против римлян целиком был задумкой Балломара. Он примерил на себя одежды старшего брата или даже отца, который строго следил за непослушными сыновьями. Теперь настало время избавить от надоедливой опеки. Мальчик Баттарий хорошо подходил на роль послушного исполнителя решений совета племен, у него не было амбиций отца, зато он был образован, с детских лет показывая себя рассудительным и умным.
Пиепор не принимавший участие в споре, сидел на лавке, выжидая чья сторона возьмет верх. Рядом нетерпеливо ерзал Ангус, которого подмывало сказать слово от имени костобоков, но вождь Пиепор продолжал молчать. Лишь в один из острых моментов он схватил Ангуса за руку и прошипел: «Ничего не говори!» и его советник не открыл рта.
Позднее Пиепор подошел к отвергнутому Готфриду, стоявшему неподалеку с обиженным видом. «Я на твоей стороне, Железная Рука, – сказал он, поднимая чашу с вином и чокаясь с Готфридом. – Костобоки за тебя!»
«Зачем тебе Готфрид? – удивился потом Ангус. – Он не станет вождем. Маркоманны его не выберут».
«Кто знает, кто знает! – покачал головой Пиепор. – Никогда не мешает иметь друга среди врагов, Ангус. Маркоманны такие же наши враги, как и римляне, как и все остальные. Поэтому тебя и не отдали Балломару когда-то. Староста, принявший тебя в деревню, Зиракс, просил моего разрешения оставить тебя в племени. И я оказал тебе милость Ангус, я разрешил. Не будь меня, твое мясо давно уже съели бы черви, а волки обглодали кости».
Ангус наклонил голову в знак признательности, но сам подумал, что с Пиепором нельзя терять бдительности, его коварство известно. Этот человек всегда может изменить мнение под напором каких-либо вестей, обстоятельств или впечатлений. Сейчас говорит одно, а завтра может отдать тебя на растерзание маркоманнам. Если будет выгодно. Он глуповат, но хитер простой житейской хитростью, такой, какую имеют даже животные. Это называется чутьем, интуицией.
К вечеру Балломар скончался. Его тело с соблюдением всех почестей, положили на подготовленные сухие ветки и подожгли, отправляя прямиком в Валгаллу. Огромный, массивный, сам похожий на медведя Балломар долго горел, и ветер разносил запах горящей плоти по окрестным лесам. Потом его пепел собрали в бронзовую урну и закопали на холме. Чтобы вождю было не скучно добавили разной утвари: глиняную посуду, чаши, положили туда зажаренные окорока кабанов. Возле могилы принесли в жертву коня Балломара, опустив в могилу конские голову и ноги, а шкуру подняли на шесте, который воткнули рядом.
«Тебя ждет Валгалла, Балломар!» – закричали вожди все разом, потрясая мечами над головой.
Похороны проходили вечером, в сумерках. Над ними чернело небо, усыпанное звездами, и вожди задрали бороды вверх, точно пытались разглядеть на небе коней Одина и его сына Тора, которые спешили за усопшим маркоманном. Завершая торжественный обряд, особую миссию исполнил Готфрид – уже в этом-то ему, близкому сподвижнику Балломара, не отказали, – он взял длинный меч вождя, засунул его меж двух огромных камней и навалился на него всем телом, изгибая лезвие. Так земное могущество окончательно покинуло покойного, ибо с погнутым мечом нельзя сражаться.
А потом началась тризна по усопшему, с привычным для таких случаев застольем. На больших вертелах жарились кабаньи туши. Лилось пиво, вино, хмельная настойка из меда, все это развязывало языки. Пиепор уселся рядом с Валаем, подложив под зад большую подушку, чтобы казаться выше. Красное лицо Валая от выпитого сделалось пунцовым. Хвастовство вождя наристиев о том, как он провел глупых римлян, заинтересовало костобока.
– Я, – говорил Валай, вгрызаясь зубами в окорок, – пообещал императору Рима Антонину, что отгоню языгов из Дакии. У них видишь ли проблемы с золотом возникли…
– С каким золотом? – насторожился Пиепор и в его глазах зажглись огоньки алчности. Эти огоньки хорошо были знакомы Ангусу, сидевшему рядом. О жадности Пиепора было известно всем.
– Там в Дакии есть ямы, из которых достают золото, – ответил Валай.
– И много золота?
– Много Пиепор, много! – расхохотался Валай. Он схватил чашу с пивом и сделал большой глоток.
– А поему ты сам, твое племя не заберет себе эти ямы? Зачем отдавать их римлянам?
– Мы наристии, Пиепор, мы строим дома, засеваем землю, но не залезаем в ее нутро, чтобы бог Один не прогневался на нас. Наристии работают на земле, а не под землей! Запомни Пиепор!
Пьяный Валай поднял кулак вверх, отчего могло показаться, что он готовиться ударить костобока, но вместо этого Валай вдруг вскочил, тараща безумные глаза и закричал:
– Я, Валай, вождь наристиев, великий и могучий!
– Ладно, ладно! – Пиепор потянул его вниз за куртку. – Ты великий вождь, никто не спорит. Рассказывай дальше, как обманул римлян.
– А чего болтать попусту? Их деньги я взял, а с языгами воевать не стал. Пусть эти римляне сами гонят их из Дакии!
Сказанное задело Пиепора за живое. Каким ловким оказался этот бестолковый, грубый Валай! Кто бы мог подумать, что он так умело проведет Марка Антонина.
– Видишь, как надо обделывать делишки! – повернулся Пиепор к Ангусу. – А твоя жена Тирея все время меня останавливает. Другие племена давно обогатились на римлянах, только костобоки не у дел.
– Ты же сам хотел выждать, Пиепор! – возразил Ангус.
– Сам? А не гадания твоей жены подсказали такое решение?
Лицо Пиепора было мрачным и Ангус понял, что вождя обуяла злость, ему казалось, что удача обошла его стороной. Пиепору хотелось обвинить в этом кого-то. В его глазах разгорались жадность и зависть, а они были плохими советчиками, они туманили голову и пьянили разум, как вино, если его пить из костяного рога в большом количестве и неумеренно.
«Этот жадный карлик что-то задумал, – решил Ангус. – Валай пробудил его от зимней спячки, как медведя в берлоге будят крики охотников. Старейшины поселков давно призывали Пиепора совершить набег на римские города, а сейчас момент, тем более подходящий. Если римляне пойдут войной на маркоманнов, то все их легионы будут стянуты сюда. Южнее, возле моря, граница будет защищена плохо».
Он сидел и слушая раздраженно бубнящий голос Пиепора, который, как и Валай, немало выпил сегодня на тризне по покойному Балломару, раздумывал что сделать. Перечить Пиепору было бесполезно. Наоборот, вождь костобоков, который одержим сейчас завистью, мог исполнить свои слова и отдать его маркоманнам со словами: «Вот ваш беглец. Он обманул меня. Делайте с ним что хотите!» Уж тогда Готфрид отыграется на нем, это точно.
Можно, конечно, предупредить римского начальника Помпеяна. Римляне к Ангусу благосклонны после переговоров о жене Пиепора, он ведь тогда вовремя сообщил о набеге лангобардов. Римляне приготовили им «дружеский прием», после чего вражеское племя потеряло несколько тысяч человек, участвовавших в набеге. К тому же Помпеян обещал, что ему будет выделена земля и предоставлено гражданство. Действительно, не хватит ли жить у костобоков, подвергаясь себя и свою семью разным опасностям, всецело завися от прихотей жадного Пиепора?
«Надо рассказать Помпеяну, – решил Ангус, по привычке потирая белый шрам, пересекший правую щеку. – Только как это сделать? Самому мне нельзя покидать Пиепора, он сразу заподозрит неладное. Тирее тоже не стоит уезжать из деревни. Надо спросить совета у Цернунна. Этим германским Одину и Тору я не очень доверяю, они ведь не помогли Балломару спастись от когтей медведя».
Он взял чашу, подлил себе пива, наблюдая как квад Фуртий и наристий Валай на спор пьют вино из длинного рога зубра. Пузатый Фуртий справлялся с трудом, вино лилось у него из губ, стекало вниз по необъятному животу. А у худощавого Валая получалось лучше, кадык на его шее ходил без остановки, как нож на точильном камне – туда-сюда, туда-сюда. Со всех сторон летели крики ободрения и Ангус невольно присоединился к ним.