Страница 2 из 10
Однако иногда я всё-таки нарушала свои принципы и позволяла себе быть более откровенной. Ночное происшествие произвело на меня такое ошеломляющее действие, что я просто не смогла не рассказать о нём Лариске.
– Юль, ну что за чушь! Птица и птица, подумаешь! – не разделила моих опасений она. – И в темноте что угодно может привидеться!
– Нет, Лара. Мне кажется, это был какой-то знак. И мама тоже видела: на кухне кто-то был! Вороны эти ещё…. К чему бы? – возразила я и вдруг заметила, что меня снова преследует уже знакомая мне таинственная птица.
– Всё мерещатся тебе какие-то знаки! Помойка близко, вот вороны и летают, в мусоре копаются. Ты видела призрака? Ладно, я тебе верю. Но если так на всём этом зацикливаться, вообще с ума можно сойти! Давно говорила тебе: заведи парня! Тогда голова в нужную сторону думать начнёт! И вообще меняться тебе надо. В «Жанне» кстати распродажа, скидки сумасшедшие. И вещи вроде неплохие, можно выбрать. Мама тут на днях ко мне нового папочку привела, и он мне тысячу дал! Представляешь? Щедрый такой, хороший дядька, директор супермаркета. Может, пойдём после уроков в «Жанну»? Посмотрим тебе заодно что-нибудь!
– Прости, но не сегодня, Лара. Нехорошо мне что-то. Заболеваю, наверно, – мягко отказалась я. – К тому же, важное дело есть после уроков.
– Ну, как знаешь. Я одна тогда схожу. Вдруг Стасик погулять позовёт, а мне надеть нечего. Всё он сто раз уже на мне в школе видел.
Я не солгала подруге, сославшись на плохое самочувствие. Недомогание, действительно, было. Я традиционно схватывала то бронхит, то ангину каждую осень и понимала, что этот год не будет исключением.
Здание нашей школы представляло собой кирпичный трёхэтажный дом, который когда-то давно принадлежал духовной семинарии. Однако к началу двадцать первого века от былой духовности, как ни прискорбно, не осталось и следа. Стены со стороны двора постоянно разрисовывали цветными баллончиками: завхоз просто не успевал замазывать краской неприличные надписи и рисунки.
Ни спортзала, ни столовой в школе не было. Физкультурой в хорошую погоду мы занимались на улице, а в плохую этот урок просто не ставили в расписании. Поскольку хорошая погода случалась в Вяземске довольно редко, за учебный год проводили не больше десяти физкультурных занятий, да и те в старших классах мало кто посещал. В итоге физрукам ничего не оставалось, кроме как смотреть маленький пузатый телевизор в тесной тренерской, где много лет назад была, по словам историков, молельная комната.
Директриса смотрела сквозь пальцы на все беспорядки в школе и думала только о том, как поскорее уйти на пенсию. Проверки никто не боялся. Она никогда не доезжала до Вяземска, хотя и постоянно обещала объявиться.
Перекусывали мы обычно тем, что приносили из дома: бутербродами, шоколадными батончиками, фруктами, соками. Парни пили энергетики и курили в туалетах, куда я старалась лишний раз не заходить. Учащиеся давно забыли, какой из туалетов мужской, а какой женский: табличек на постоянно распахнутых дверях давно куда-то исчезли. К тому же, шпингалеты почти во всех кабинках были сломаны.
Школе требовался капитальный ремонт: штукатурка сыпалась, стены и потолки трескались, выцветшая краска кусками отваливалась от стен. Пришедшая в полную негодность крыша каждую осень и весну протекала так, что учеников просили приносить из дома тазы и вёдра. То же самое делали и учителя. В вестибюле на стене висело большое треснувшее зеркало. Оно было таким уже лет двадцать, так что никто не считал скверной приметой смотреться в него.
– Что у нас сейчас? – раздеваясь, спросила Лара.
Ей как всегда было лень посмотреть расписание.
– Геометрия, потом алгебра, – не задумываясь, ответила я.
– Геометрия? Блин, я теоремы не выучила. Как думаешь, спросит? – тщательно расчесывая перед треснувшим зеркалом пушистые, золотисто-русые волосы длиной до плеч, спросила Лариска.
– Не должна. Ты вроде только позавчера ей у доски отвечала, – попыталась я успокоить подругу.
– У тебя волосы как змеи, расчешись! – сунув мне в руки расчёску, велела Лариска. – Как ты справляешься с такими длинными? Неудобно же очень!
– Не знаю, мне нормально, привыкла, – пожала плечами я и принялась с удовольствием расчёсывать густые и длинные волосы, которыми с детства очень дорожила. – Заплетёшь колосок?
– Заплету. Куда деваться, если твоя лучшая подруга – такая Рапунцель! – не стала возражать Лариса и немедленно принялась за дело.
– Рапунцель была блондинкой, насколько я помню. Ты почему опять без формы кстати? – спросила я, уже заранее зная ответ на свой вопрос.
– Ты что забыла что ли? Стас! – заговорщическим тоном ответила Лариска и закатила глаза.
– Понятно, – усмехнулась я и внимательнее рассмотрела наряд подруги: симпатичную кофточку в стиле флага США и короткую джинсовую юбочку, купленную на недавней распродаже.
Тонкие ажурные колготки подчёркивали красоту стройных Ларискиных ног, но никак не подходили для такой холодной погоды. Я бы ни за что не оделась так легко, как она, и не только потому, что всё время простужалась. Мне не нравилось выглядеть вызывающе и привлекать к себе слишком много внимания, особенно в школе.
– Неужели ты не замерзаешь? – уже в который раз спросила я, искренне беспокоясь за здоровье подруги.
– Красота и любовь требуют жертв! – продолжая туго заплетать мне косу своими ловкими и длинными, украшенными ярким маникюром пальцами, торжественно заявила Лариска.
Моя подруга уже давно испытывала к однокласснику Стасу Ветрову сильную симпатию, которую, однако, предпочитала называть любовью. В нашей школе вообще считалось странным и даже неприличным никого не «любить».
– Форма! Подумаешь, форма! В одиннадцатом классе! Кто у нас сейчас в форме ходит? – начала защищать себя она.
– Вот! – улыбнулась я и показала на себя в зеркало.
– И не надоело тебе? Каждый день одно и то же, скукотища! Над твоей одеждой все смеются!
– Ну и пусть. Мне учиться-то с ними осталось полгода всего….
– Только попробуй уехать отсюда без меня! Вот только попробуй куда-нибудь без меня поступить! – смеясь, пригрозила мне Лариска. – Я дверь твою забаррикадирую и ни в какой Питер тебя не пущу! Ты поняла меня?
– Ну что ты, куда я без тебя? Мы же с тобой с садика дружим, – ответила я. – Я помогу тебе подготовиться к экзаменам, и мы вместе поедем учиться в Петербург.
– Всё, Хозяйка Медной горы, ваша причёска готова, – наконец, объявила подруга.
– А почему я Хозяйка Медной горы? – не сообразив сразу, спросила я.
– Красивая ты, а как ледышка, не любишь никого, – ответила Лариска.
– А кого я должна любить?
– Да кого угодно, Юль! Хотя бы Стасика! Вот посмотри на него. Какой он красавчик! – Лариска повернула меня за плечи лицом к компании парней, столпившихся вокруг Стаса Ветрова – холёного сына главы нашего города.
Стас был довольно симпатичным, но бестолковым сероглазым шатеном с искусственной улыбкой ловеласа. Брендовая одежда, ремни, цепочки, часы, приукрашенные рассказы о заграничных путешествиях, подкреплённые красочными фотографиями, – всё это за короткое время сделало Ветрова местной знаменитостью. Он был не столько красив, сколько самовлюблён. Единственный ребёнок в обеспеченной семье, он привык получать всё, что запрашивал, и ненавидел делиться с другими.
Больше всего на свете Стас любил деньги. Эту черту Ветров полностью унаследовал от отца. Наш мэр открыто воровал из бюджета. Он без зазрения совести покупал себе очередную безделушку на сумму, собранную в аптеках и супермаркетах якобы для помощи бездомным детям или ремонта в доме престарелых.
– Значит так, слушайте сюда. Все приносят по пятьсот рублей на реставрацию имения Вяземских, – надменно заложив руки за спину, объявил Ветров, когда все зашли в кабинет математики и расселись по местам. – Крайний срок завтра, но лучше сегодня. Все меня услышали?
Очередные поборы никого не обрадовали, но большая часть класса оставила негативное мнение при себе. Каждый знал, что Стас способен устроить массу неприятностей не только злостному неплательщику, но и его родителям, ибо у его отца были очень длинные руки.