Страница 3 из 10
– Какого ещё имения? Той развалюхи в лесу, где вороны гнездятся? – смеясь, уточнил Паша Карташов, один из верных телохранителей Стаса, которым он разрешал иметь своё мнение.
– Смысл его ремонтировать? – поддержал Карташова Лёша Леготин, второй не менее преданный телохранитель Ветрова. – Его уж сто лет назад, поди, разворовали.
– Там же привидения живут! Твой отец не боится привидений? – спросила Лариска, и на её губах засияла кокетливая влюблённая улыбка.
– Аниканова, тебе самой не смешно? Мой отец никого не боится. Я тоже, – с пренебрежением ответил Стас.
– Стасик бесстрашный. Юль! Ну посмотри, какой красивый! – восхищённо шепнула мне Лариска, и я принялась покорно смотреть на Ветрова, не понимая, что может так восхищать подругу в этом поверхностном павлине-материалисте.
Одноклассники в это время тоже оживлённо шептались, кое-кто даже признавался, что ему просто неоткуда взять необходимую сумму.
– Короче говоря, кто не сдаст, понесёт ответственность, – не желая выслушивать возражения, припугнул Стас, и все оппозиционеры испуганно замолчали. – Карташов и Леготин собирают. Деньги приносим красивые, новые, не мятые. Никакого ржавого железа! Есть ещё вопросы?
Словосочетание «ржавое железо» вновь напомнило мне приснившийся накануне жутковатый сон. В эту минуту мимо окна, едва не ударившись о стекло, пролетела чёрная ворона. Птица промелькнула и бесследно растаяла вдали, в густом тумане.
– А можно сдать прямо сейчас? – достав из сумки кошелёк, вкрадчиво спросила Лариска.
– Можно, – сухо ответил Стас и, торжествуя, сунул Ларискину купюру в карман. – Благодарность тебе, Аниканова! В следующий раз можешь не сдавать! Вы живёте в бедном государстве. А всё почему? Да потому, что сами за копейку удавитесь! Чего смеётесь? Деньги когда сдавать будем, а?
Последние слова были адресованы Каролине и Русланочке – девушкам, добившимся особого успеха у сыночка главы администрации.
Тем временем, за окном снова показалась знакомая мне птица. Чёрная ворона возвращалась. За ней летела целая туча других ворон. Их карканье слышалось даже через стекло закрытого окна.
– Без новой кофты я теперь, а в «Жанне» распродажа, – с сожалением вздохнула Лариска. – Зато Стасик обрадовался. Ты видела, как он на меня посмотрел?
– Лара, он любит только деньги. Неужели ты не понимаешь? – в очередной раз попыталась втолковать ей я, но ослеплённая предметом своего обожания подруга уже ничего не слышала.
Наша классная руководительница опоздала на пятнадцать минут и появилась на уроке в каком-то неестественно взволнованном состоянии.
– Здравствуйте, ребята. У меня есть для вас интересная новость. В вашем классе появился новый ученик, – рассеянно улыбнулась Любовь Александровна, и все моментально затихли.
– Ну и где же он? – усмехнулся Стас.
– Одну минуточку. Сейчас я приглашу его.
Сказать, что все мы были очень удивлены, – ничего не сказать. Новеньких у нас не было с первого класса. Да и кому понадобится переезжать в наш маленький захолустный городишко? Взгляды всех присутствующих одновременно обратились на дверь. И мой взгляд тоже.
Вскоре на пороге появился высокий и худощавый молодой человек с огромными и застывшими, как два оледеневших озера, глазами чернильно-фиолетового цвета. С любопытством разглядывала я его тонкие и благородные черты: выразительные брови, чуть крупнее и длиннее обычного нос, бледные, без единой кровинки губы, густые тёмные волосы длиною до лопаток. Одетый в тёмный плащ наподобие старинной шинели, он казался сошедшим со старинного парадного портрета какого-нибудь молодого барона или герцога.
– Вот чудик, – шепнула мне Лариска и неслышно засмеялась. – Вытаращился-то как! И не моргает! Ммм…. Вампирчик прямо какой-то! Пришёл, наверно, нашей кровушки попить.
Я не совсем расслышала то, что сказала подруга. Холодное оцепенение сковало всё тело, когда незнакомец зашёл и, внимательно осмотрев галдящий класс, остановил на мне спокойный изучающий взгляд. Я знала, что нет никого талантливее природы. Но я и представить себе не могла, что она способна нарисовать тёмно-фиолетовое, словно бархатное, звёздное небо в глазах обыкновенного человека.
Появление новенького никого не оставило равнодушным. Малинововолосая Василиса выдернула из ушей наушники, Карташов и Леготин забыли о мобильных телефонах, даже двоечник Даниленко пробудился от своей вечной спячки. Только Ветров изо всех сил пытался продемонстрировать своё безразличие:
– Ничего особенного я тут не вижу. Обычный нищеброд!
– Если он нищий, то зачем ему цветные линзы? – спросил то ли Леготин, то ли Карташов: различить их голоса было трудно.
Они и сами были похожи друг на друга: оба полные, темноволосые, коротко остриженные, с носами пятачком и узким разрезом карих глаз.
– Повыпендриваться, – таков был смысл нецензурного ответа Ветрова на вопрос Леготина.
Понаблюдав за бурной реакцией класса, Любовь Александровна решила познакомить нас с новым учеником.
– Нестор Вяземский, – представила его она. – Проходи, Нестор, присаживайся, где тебе удобнее.
Нестор…. Это имя всегда ассоциировалось у меня с монахом – автором Повести временных лет. Оно казалось мне давно ушедшим в прошлое. Я и представить не могла, что где-то кого-то до сих пор так называют. В то же время имя Нестор идеально подходило новенькому. Было бы очень смешно, если бы его назвали каким-нибудь Денисом или Максом.
Новенький решительными твёрдыми шагами прошёл между вторым и третьим рядом. Когда он поравнялся со мной, я на мгновение почувствовала исходящий от него музейный запах истлевших старинных книг, расплавленного воска и подвальной сырости. Нестор занял место в третьем ряду, за четвёртой партой.
– За тобой как раз уселся, – шепнула Лариска, и я почему-то улыбнулась. – Понравилась, значит. Не упусти шанса, Юлька! Может, он твоя судьба?
– Аниканова, к доске! – раздался строгий голос математички.
– Что я-то сразу, Любовь Александровна? – закапризничала моя подруга. – Народу что ли в классе больше нет?
– Болтаешь много, – охотно объяснила учительница. – Юлю постоянно отвлекаешь. Не садись с ней больше. Вам ЕГЭ через полгода сдавать! Как вы сдадите? Боже мой! В «Б» классе и то качество знаний выше, чем у вас! В глухих деревнях дети лучше учатся! Вон девочка из села Староникольского первое место на областной олимпиаде по математике заняла. А вы живёте в городе и такую пассивность проявляете!
– Ага, в городе! – перебил Любовь Александровну Лёша Леготин. – Вот Москва – это город, Питер – это город. А у нас большая захолустная деревня, вот и всё!
– Свалка на юге и древняя развалюшка на севере – наши главные достопримечательности, – накручивая на палец волнистый тёмный локон, расслабленным голосом промурлыкала Русланочка.
Русланочка Алоян обожала сидеть, положив ногу на ногу, и болтать при этом той ногой, которая оказывалась сверху. Ещё она любила крутить на пальце перстень с крупным тёмно-бордовым камнем, который выдавала за настоящий рубин. Мать Русланочки Жанна была владелицей самого крупного магазина женской одежды во всём нашем городке.
Уменьшительно-ласкательная форма имени приклеилась к Алоян ещё в начальной школе. Девушки, используя обращение «Русланочка», часто просили её отложить или продать со скидкой кофточку или платье, приглянувшееся в «Жанне». Парни начали называть Алоян Русланочкой значительно позже, когда между ней и Стасом завязались «серьёзные» отношения. Эти отношения, как выражался сам Ветров, давно «перестали носить регулярный и стабильный характер». Но уменьшительно-ласкательная форма имени осталась, будто старый ценник на акционном товаре.
– Дом Стаса – наша главная достопримечательность, – не согласилась с незаменимой соседкой по парте Каролина Самсонова.
– Тоже мне достопримечательность, – негромко, но неожиданно для всего класса подал голос дворницкий сын Семён Чугунов.
Мне всегда было жаль Чугунова. Общения с Семёном все избегали. Никто не хотел сидеть с ним за одной партой. Жил он в крошечной коморке за продуктовым магазином, где не было никаких удобств. Его отец пропивал всю маленькую зарплату. Семён пытался подрабатывать то почтальоном, то грузчиком, то автомойщиком, но его отовсюду прогоняли из-за неопрятного внешнего вида. У Чугунова часто заводились вши, а ещё он постоянно чесался, из-за чего обзавёлся прозвищем Блохастый. Его давно грозились выгнать из школы, но директриса любила откладывать свои намерения в долгий ящик, и эти бесчисленные ящики почти всегда запирались ключами вечности.