Страница 10 из 17
Хадсон пожимает плечами и вытаскивает телефон. И, черт возьми, я искренне надеюсь, что он собирается загуглить ответы, а не сбросить кому-нибудь сообщение с криком о помощи. Неловкая пауза все затягивается – и становится только еще более неловкой, потому что Хадсон краснеет на глазах. Кажется, он не был таким тихим с тех самых пор, как Ким Эпштейн назвала его девчонкой, намереваясь оскорбить, а Харриет разъярилась за лучшего друга и вытрясла из нее все дерьмо.
В конце концов я не выдерживаю.
– Сплав – это однородная смесь двух и более металлов.
Мы повторяли это вчера.
Хадсон резко отрывается от телефона и вперивает в меня ненавидящий взгляд.
– Мне ничего от тебя не надо, понял? Не смей ко мне лезть. И помогать тоже. – Он такой красный, что, кажется, вот-вот взорвется.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не спрятаться за тетрадью.
Никто здесь не знает нашу историю, кроме Харриет.
Должно быть, все считают Хадсона обычным «проблемным элементом», а меня – школьным всезнайкой.
Одно могу сказать наверняка: это лето будет долгим.
Глава пятая
АРТУР
По пути домой меня окончательно накрывает осознанием того, как же круто, всесторонне, непоправимо я облажался. Я встретил самого клевого парня в городе, со щеками, словно поцелованными солнцем, – и, что хуже всего, почти наверняка ему понравился. У меня по-прежнему не идет из головы его улыбка. Это была не просто улыбка солидарности по поводу ориентации. Это была улыбка формата «приглашающе открытая дверь». Но теперь эта дверь захлопнута, заперта и заколочена. Я больше никогда не увижу Хадсона. Никогда не поцелую губы Эммы Уотсон. Типичная история моей жизни. Семейный статус: навеки одинок.
Жаль, что мне не хватило пороху попросить его номер.
Джесси чертовски заблуждается на мой счет. У какого-нибудь суслика храбрости и то больше. Я никогда ни с кем не встречался, не занимался сексом, не целовался, даже не пытался сблизиться. И до недавних пор меня это не волновало. Одиночество ощущалось… нормальным? В конце концов, Итан и Джесси плывут в той же лодке. Но теперь я чувствую себя так, будто прослушиваюсь на Бродвей без музыкального образования и с девственно чистым резюме: неподготовленным, некомпетентным и абсолютно выбитым из колеи.
Всю дорогу до дома мне словно тесно в собственной коже. На Семьдесят второй улице я поднимаюсь из метро и окунаюсь в мешанину людей, такси и детских колясок. От станции до нашей квартиры всего три квартала – и их я прохожу, читая на телефоне «Потерянные связи».
А едва открыв дверь, слышу:
– Арти, это ты?
Я опускаю сумку с ноутбуком на стол в гостиной, который также служит кухонным и обеденным. В квартире дедушки Мильтона только две спальни; я догадываюсь, что для Нью-Йорка это весьма прилично, но все равно чувствую себя здесь как мумия в саркофаге. Неудивительно, что летние месяцы дедушка предпочитает проводить на Мартас-Винъярд[15].
Я иду на папин голос. Он сидит за моим столом, вооруженный ноутбуком и чашкой кофе.
– И почему ты в моей комнате?
Он недоуменно качает головой, будто сам не понимает, как тут оказался.
– Смена обстановки способствует вдохновению?
– Признай, что ты боишься лошадей.
– Я люблю лошадей. Просто не понимаю, зачем твоему дедушке двадцать две картины с ними, – смущенно говорит папа. – Они словно следят за нами, да? У меня же не глюки?
– У тебя не глюки.
– Мне иногда хочется… Не знаю… Приклеить им солнечные очки, что ли.
– Отличная идея. Маму удар хватит.
Пару секунд мы смотрим друг на друга и ухмыляемся. Это наша с папой фишка: иногда мы чувствуем себя школьниками на галерке, которые пуляются бумажками маме в затылок. Образно выражаясь, конечно.
Я заглядываю в экран его ноутбука.
– Фриланс?
– Да так, мелочовка.
По профессии Па – веб-разработчик. В Джорджии он даже умудрялся делать на этом деньги, но потерял работу незадолго до Рождества. Теперь он занимается «мелочовками».
И здесь мы обнаруживаем еще один недостаток жизни в саркофаге: картонные стены. Большинство вечеров проходят под монологи мамы, которая пилит папу, что он мог бы и поактивнее искать новую работу. На это папа бормочет, что не так-то просто искать работу в Джорджии, сидя в Нью-Йорке, – а мама предсказуемо отвечает, что он волен вернуться домой в любую минуту.
Догадайтесь, насколько это поднимает настроение?
– Слушай, что ты думаешь о «потерянных связях» на Крейгслисте? – вдруг спрашиваю я.
Сам не знаю, как вырвалось. Я определенно не собирался делиться с родителями почтовой историей. С другой стороны, я точно так же не собирался рассказывать им про свою печальную влюбленность в Коди Фейнмана из еврейской школы. Или про еще более печальную влюбленность в брата Джесси. Или вообще про то, что я гей. Просто иногда язык у меня опережает голову.
– Ты имеешь в виду объявления о знакомстве?
– Вроде того. Но не такие, где пишут «Ты любишь собак и долгие прогулки по пляжу». Скорее… – Я киваю своим мыслям. – Да, наверное, это больше похоже на объявления о пропаже кота, только вместо кота – симпатичный мальчик, которого ты встретил на почте. В смысле мальчик-мальчик. А не мальчик-мейнкун.
– Я понял, – говорит папа. – Ты хочешь разместить объявление, чтобы разыскать какого-то парня с почты.
– Нет! То есть не знаю. – Я качаю головой. – Это Намрата с Джульеттой предложили. В любом случае шансы нулевые. Я даже не знаю, читает ли кто эти объявления.
Папа медленно кивает.
– Шансы и правда небольшие.
– Ну вот. Говорю же, дурацкая идея…
– И вовсе не дурацкая. Надо написать пост.
– Вряд ли он его увидит.
– А вдруг? Попытка не пытка. – Папа уже открывает новое окно браузера.
– Так, стоп! Нет-нет-нет. Поиск парней на Крейгслисте – очевидно плохая идея для семейного досуга.
Но он уже что-то печатает – и весьма увлеченно, судя по напряженной челюсти.
– Ну пап!
В следующую секунду нас прерывает звук открывшейся двери и следом – стук каблуков по паркету. Еще через секунду на пороге появляется мама.
Папа даже не отрывается от экрана.
– Ты сегодня рано, – замечает он.
– Полседьмого вообще-то.
Внезапно в комнате воцаряется тишина. Но не нормальная тишина, какая бывает ночью или после сытного обеда. Это опасная тишина, начиненная взрывчаткой.
Я решаю броситься на баррикады.
– А мы тут сочиняем объявление для Крейгслиста, чтобы найти парня, которого я встретил на почте.
– Крейгслист? – Мама сощуривается. – Артур, нет. Абсолютно исключено.
– Почему? Ну, если отмести тот факт, что это явно бесполезно и он никогда не увидит моего объявления.
Папа потирает бороду.
– Почему ты так в этом уверен?
– Потому что такие парни, как он, не сидят на Крейгслисте.
– Такие парни, как ты, тоже не сидят на Крейгслисте, – отвечает мама. – Не хватало только, чтобы на тебя открыл охоту какой-нибудь маньяк с мачете.
Я фыркаю от смеха.
– Ну, это вряд ли. Фотки членов? Еще куда ни шло. Но маньяк с мачете…
– О-о. Тогда на правах твоей матери забегу вперед и наложу вето и на фотки членов тоже.
– Да не собираюсь я ни у кого просить фотки членов!
– Если ты размещаешь объявление на Крейгслисте, ты на них напрашиваешься.
Папа бросает на маму быстрый взгляд.
– Мара, тебе не кажется, что ты немного чересчур…
– Что, Майкл? Что я чересчур?
– Слегка эмоционально реагируешь? Самую чуточку?
– Если я не хочу, чтобы наш шестнадцатилетний сын шлялся по задворкам интернета…
– Мне почти семнадцать!
Папа улыбается.
– Ну, я бы не назвал Крейгслист задворками интернета.
– Что ж, тебе лучше знать, – отрезает мама.
На папином лице проступает растерянность.
– Что ты…
– Хватит, – перебиваю я. – Пожалуйста. Я очевидно не буду этого делать. Глупо тратить время на поиски парня, с которым проговорил пять секунд на почте. Окей? Теперь все могут немного остыть?
15
Остров на юго-востоке штата Массачусетс.