Кровавая плата

Он чувствовал, как оно дрожит на краю мира, и ему потребовалась вся сила воли, чтобы не запаниковать.

Лифт, красный светофор, заголовки – все это заняло больше времени, чем имелось в распоряжении. И сейчас было неважно, как именно после четырехсот пятидесяти лет, в течение которых ему всегда удавалось выигрывать гонку с солнцем, он позволил этому случиться. Единственное, что имело значение, – вновь оказаться в безопасности своей квартиры. Краем сознания он ощущал жар солнца – присутствие угрозы, то, как близко он оказался к смерти, – хотя физически тепла не чувствовал. Но это пока – довольно скоро начнет его поджаривать.

Светофор снова был красным – насмехающаяся над ним копия солнца в коробке. Бешеный стук сердца отмерял секунды. Генри бросился на проезжую часть. Взвыли тормоза, бампер грузовика, резко ушедшего в сторону, коснулся его бедра. Он не обратил внимания на резкую боль, на ругательства, которыми сыпали водители, уперся ладонью в капот машины, достаточно маленькой, чтобы перепрыгнуть через нее, затем изогнулся и проскользнул в щелку.

Небо стало серым, затем розовым и наконец золотым.

Кожаные подошвы ударялись об асфальт. Генри мчался в тени, зная, что позади него пламя пожирает улицу и наступает ему на пятки. Ужас боролся с летаргией, в которую дневной свет погружал представителей его рода. И ужас выигрывал. Генри оказался подле дверей с затемненным стеклом, ведущих в его дом, за секунду до солнца.

Лучи коснулись тыльной стороны его руки. Он слишком медленно отдернул ее, прежде чем укрыться внутри.

Прижимая к груди покрытую волдырями руку, Генри болью подгонял себя к лифту. Хотя рассеянный свет не мог обжечь, он все еще представлял опасность.

– Вы в порядке, мистер Фицрой?

Охранник нахмурился, открывая ему внутреннюю дверь.

Не в состоянии сфокусироваться, Генри заставил себя повернуть голову в ту сторону, где, как он знал, сидел охранник.

– Мигрень, – прошептал он, устремляясь вперед.

Полностью искусственный свет в лифте несколько оживил его, и он сумел дойти до двери, лишь иногда опираясь о стену. Он боялся, что ему не хватит координации, чтобы вставить и повернуть ключ, но каким-то образом ему удалось открыть тяжелую дверь, затем закрыть и запереть ее за собой. Вот теперь он был в безопасности.

Безопасность. Движимый одним этим словом, Генри добрался до спальни, где толстые шторы не пропускали солнечный свет и служили ему укрытием. Он пошатнулся, вздохнул и наконец отпустил ситуацию, позволив дню погрузить его в сон.

– Вики, пожалуйста!

Она нахмурилась: визит к офтальмологу не улучшал ее настроения, а от того, что приходилось смотреть то правым, то левым глазом, начинала болеть голова.

– Что? – рыкнула она сквозь сжатые зубы, и дело тут было не только в том, что ее подбородок лежал на специальной подставке.

– Ты смотришь прямо в центр мишени.

– И что?

Доктор Андерсон скрыла вздох и с терпением, взращенным за годы воспитания двоих детей, объяснила, уже не в первый раз, уклончивым и смутно успокаивающим голосом:

– Когда ты смотришь в центр мишени, это нивелирует эффект теста, и нам просто придется все делать заново.

И ведь так и будет. Снова и снова, если придется. Поджав губы и сдерживая едкий комментарий, Вики попыталась сотрудничать.

– Ну и? – спросила она доктора Андерсон, когда та выключила круговой свет и подала Вики знак поднять голову.

– Хуже не стало…

Вики откинулась назад, наблюдая за выражением лица доктора.

– Улучшения? – напрямую спросила она.

На этот раз доктор Андерсон не стала прятать вздох.

– Вики, я уже говорила тебе раньше, при пигментной дистрофии сетчатки улучшений не будет. Никогда. Станет только хуже. Или, – она отодвинула круговой свет к стене, – если повезет, истощение достигнет определенного предела и остановится.

– Я достигла предела?

– Только время покажет. Тебе и без того повезло, – продолжила она, подняв руку, чтобы предвосхитить очередной комментарий Вики. – Во многих случаях заболевание сопровождается другими нейродегенеративными состояниями.

– Глухота, легкая форма олигофрении, раннее слабоумие и ожирение, – фыркнула Вики. – Мы говорили об этом в самом начале, и это никак не меняет тот факт, что я ничего не вижу ночью, мое боковое зрение сузилось до угла в двадцать пять градусов, и у меня внезапно развилась близорукость.

– Ну, последнее могло произойти независимо от болезни.

Вики поправила очки на носу.

– Очень успокаивает. Так когда уже я полностью ослепну?

Ногти доктора Андерсон отчеканили дробь по блокноту с рецептами.

– Возможно, никогда. Несмотря на расстройство, в настоящий момент твое зрение функционирует отлично. Не стоит сердиться из-за болезни.

– Мое расстройство, – прорычала Вики, поднимаясь с места и хватаясь за пальто, – как вы выразились, вынудило меня бросить работу, которую я любила и которая не давала этому городу окончательно превратиться в отстойник. Поэтому если вам все равно, то я предпочту сердиться.

Она почти хлопнула дверью на выходе.

– Что с тобой, дорогая? Выглядишь несчастной.

– Денек выдался паршивый, миссис Кополус.

Пожилая женщина цыкнула и покачала головой, когда Вики выложила на прилавок огромную пачку сырных шариков.

– Да уж, вижу. Тебе стоит питаться нормальной едой, дорогая, если хочешь чувствовать себя лучше. От этих чипсов никакой пользы. Да и пальцы потом оранжевые.

Вики собрала сдачу и бросила ее в сумку. В скором времени ей нужно будет разобраться с тем небольщим состоянием, что дребезжало на дне.

– В некоторых настроениях поможет лишь вредная еда, миссис Кополус.

Когда она вернулась в квартиру, телефон надрывался.

– Да, что?

– Твой сладкий голос сделал этот отстойный день чуточку лучше.

– Заткнись, Челлучи! – Придерживая трубку подбородком, Вики выбралась из пальто. – Чего тебе нужно?

– Боже ж ты мой, похоже, кто-то сегодня в туфлях епископа.

Вопреки всем своим намерениям, Вики ухмыльнулась. Так бывало каждый раз, когда Майк произносил концовку этой шутки[2]. Он прекрасно об этом знал.

– Нет, я встала с правильной стороны кровати, – сообщила она ему, придвинув офисный стул и усевшись на него. – Но тебе это прекрасно известно. Однако я только что вернулась после визита к офтальмологу.

– А-а-а.

Она представила, как он откинулся на стуле и положил ноги на стол. Все начальники Майка безуспешно пытались отучить его от этой привычки.

– Роковой глазной доктор. Есть улучшения?

Если бы он сказал это с сочувствием, Вики запустила бы телефон через всю комнату, но Майк лишь проявлял заинтересованность.

– Лучше не станет, Челлучи.

– Ну не знаю. Я тут прочел статью, в которой говорится, что большие дозы витамина А и Е могут расширить зону обзора и улучшить адаптацию к темноте.

Он явно цитировал статью.

Вики не могла определиться, растрогаться или злиться из-за того, что он искал информацию по ее случаю. Учитывая ее настроение…

– Потрать свое время на что-нибудь полезное, Челлучи. Только в случае абеталипопротенинемии речь идет о биохимической недостаточности. – Не он один почитывал статейки. – А у меня другой тип.

– Абеталипопротеинемия, – поправил он ее. – И прости, что беспокоюсь о тебе. А еще я прочел, что ряд людей ведут вполне нормальную жизнь с этим заболеванием.

Он умолк, и Вики расслышала, как он сделал глоток. Стопроцентно холодный кофе.

– Не то чтобы, – продолжил Майк, и в голосе его послышался холодок, – ты когда-либо вела нормальную жизнь.

Она проигнорировала последний комментарий, схватила черный маркер и принялась с его помощью выпускать пар на обратной стороне выписки по кредитной карте.

– Совершенно нормальная у меня жизнь, – рявкнула она.

– Убегаешь и прячешься? – Фраза прозвучала на грани сарказма. – Ты могла остаться в полиции…

2

Автор отсылает нас к анекдоту. Монашка просыпается утром и отправляется на монастырскую кухню. Вдруг ближайшая дверь открывается, из нее выходит еще одна монахиня и говорит: «Кто-то сегодня встал не с той стороны кровати!» Всю дорогу до кухни ситуация повторяется. Спустя 15 таких комментариев первая монашка просто пышет яростью. Она направляется прямиком в офис старшей сестры, распахивает дверь. Старшая сестра открывает рот, но та ее опережает: «НЕ ВЗДУМАЙТЕ СКАЗАТЬ МНЕ, ЧТО Я ВСТАЛА НЕ С ТОЙ СТОРОНЫ КРОВАТИ! С МЕНЯ УЖЕ ХВАТИТ!» Главная монахиня ошеломлена, но отвечает спокойно: «Ничего подобного я говорить не собиралась! Просто хотела спросить, почему вы в туфлях епископа?»