Страница 13 из 15
Мир все еще жуткое место. Но моя девушка все-таки тоже меня любит.
7
Помнишь, я остался один?
Еще даже суток не прошло, а я уже скучаю. Я бы отдал нашего первенца – мы, наверно, назовем мелкого как-нибудь иронично… скажем, Фауст, – лишь бы Женевьев была рядом и могла пихнуть меня в плечо.
С утра я даже не переоделся, потому что на футболке остался след ее кулака. Ни за что не признаюсь друзьям. Я пытался отвлечься на «Хранителя Солнца». Иронично, что я сам так сильно отвлекал Женевьев, что ей пришлось улететь от меня аж в Новый Орлеан, чтобы хоть там немножечко порисовать. Я всегда все порчу.
Так, вот об этом думать не надо. Даже тот хреновый психолог, доктор Слэттери, советовал мне, когда плохо и одиноко, поговорить с кем-нибудь: с друзьями, с незнакомцем в метро, да с кем угодно. Такой банальный совет совсем не стоит тех бабок, которые мы за него отвалили. В общем, я выхожу на улицу искать Брендана, дома-то никого. Хотя я все равно не стал бы трепаться с мамой или Эриком. Я набираю Брендана. Не берет.
Во дворе играет в гандбол Дэйв Тощий. Он разрешает сыграть с ним. Круто, есть чем заняться. Можно даже вынести его рассуждения о прокрастинации в мастурбации: это когда ты сохраняешь себе ссылку на порнуху, потому что тебе слишком лень потом за собой убирать. Но скоро он уходит в прачечную проверить стирку, а мяч для гандбола достается мне с напутствием: «Не потеряй, сука, а то кастрирую и детей твоих потом тоже кастрирую» (Фауст, сегодня не твой день).
Двадцать дней. Мне осталось прожить без нее всего лишь двадцать дней.
– Алло?
– Привет, это Аарон.
– Я понял, Длинный. Чего делаешь?
– Ничего. Это хреново. Надо чем-то заняться, а то я тупо сижу и скучаю по Женевьев. Может, потусим?
– Слушай, вот прямо сейчас я немного занят. Что завтра утром делаешь?
– Ничего. Хотя если ты хочешь предложить что-то тупое, тогда да, я очень занят, мир буду спасать или типа того.
– Короче, если до полудня спасешь мир, можем сходить в кино.
– Ну, пару-то часов этот город без героя обойдется. Чем ты сейчас-то занят, расскажешь?
– Ничем, – отвечает он.
Тон у него какой-то смущенный и уклончивый. Как если бы у кого-то (не у Дэйва Тощего) спросили, смотрит ли он порнуху, и он сильно смутился, хотя ее же все смотрят. Я не докапываюсь и вместо этого спрашиваю всякие глупости. Например, какую суперспособность он бы себе хотел. Томас хочет быть неубиваемым. Дэйв Тощий всегда вместо «неубиваемый» выговаривает «неубываемый».
Ну, все лучше гандбола.
8
Ничего гейского
Утром мы с Томасом встречаемся на углу его дома. Вид у него абсолютно измотанный. Сейчас начало двенадцатого. Он вообще ночью спал? Не заснет посреди фильма?
– Ты решил создать двойника?
– Чего? – сонно переспрашивает Томас.
– Да так, гадаю, над чем ты так упорно трудился.
– Слушай, кому нужны два бесцельно блуждающих по жизни Томаса? – Мы идем к кино кратчайшей дорогой, срезая через всякие мутные дворы. – Не, не хочу тебе говорить. Ты решишь, что я жалкий запутавшийся неудачник.
– Не, ты просто неоконченный шедевр. Как и все мы. – Я поднимаю руки: мол, сдаюсь. – Все-все, молчу.
– Даже не будешь умолять меня рассказать?
– Ладно, рассказывай.
– Не хочу об этом говорить.
Мы и не говорим. Как вчера.
Зато Томас начинает трепаться о том, какая классная штука летнее утро, потому что билет в кино стоит всего восемь долларов, хотя ему вообще плевать, в большинстве случаев ему удается пройти бесплатно, он ведь прошлым летом работал тут целых двое выходных, а потом, да-да, ему надоело, и он уволился.
– Но ты же хочешь сам снимать кино. Работа в кинотеатре – хороший первый шаг, не?
– Я тоже так думал, но за стойкой кассира никаких гениальных идей не наберешься. Только постоянно обжигаешься маслом для попкорна, а потом тебя изводят одноклассники, чтобы ты продал им билеты на фильмы для взрослых. Из-за кассы в режиссеры не выбраться.
– Тоже верно.
– Ну я и подумал: если буду подрабатывать то тут, то там, со временем наберусь идей для сценария. Только я пока не понял, какую историю хотел бы рассказать.
На подходах к кинотеатру Томас хватает меня за локоть и тащит к парковке. Мы идем мимо пары запасных выходов и ныряем в проход, в который нам явно нырять не полагается. Томас достает скидочную карту аптеки и водит ей по прорези считывателя до щелчка. С улыбкой оборачивается ко мне и открывает дверь.
Мне почти не стыдно, и это все так увлекательно, даже не страшно, что поймают. Ну и еще я научился бесплатно ходить в кино; когда Женевьев вернется, может пригодиться… Хотя, конечно, после трех недель разлуки мне будет хотеться чего угодно, только не смотреть с ней фильмы.
Дверь ведет в коридор у туалетов. Мы подходим к киоску с попкорном, берем по ведерку – видите, не такие уж мы бессовестные халявщики! Томас заливает свой попкорн маслом.
– Всегда хожу сюда на полуночные показы, – рассказывает он. – Ты не представляешь, какие тут фанаты собираются. Мои соседи ни за что в жизни не наденут карнавальный костюм, если на дворе не Хэллоуин, потому что стесняются. А вот на полуночный показ Скорпиуса Готорна пришла куча народу в костюмах магов-демонов и духов! Хотел бы я с ними всеми подружиться!
– Да ладно, ты тоже читал?..
– О да! – улыбается Томас. – Я принес свой экземпляр комикса на показ, и все фанаты расписались и подчеркнули любимые места!
Мне бы туда…
– Ты тоже пришел в костюме?
– Ага. Я был единственным темнокожим Скорпиусом! – Томас рассказывает, как на других показах просил людей подписать коробки от видеоигр и обложки антологий комиксов, которыми все они жили. Классно, должно быть, иметь такую коллекцию памятных вещиц. Но я счастлив уже и тому, что нашел друга, который тоже в восторге от Скорпиуса Готорна.
Мы рассматриваем афиши, решая, на что пойдем. Томасу уже не терпится посмотреть новый фильм Спилберга, но он еще не вышел, так что можно, так и быть, глянуть черно-белый фильм про парня, который танцует на крыше автобуса.
– Нет, спасибо, – отказываюсь я.
– А вот этот совсем новый. «Последняя погоня». – Томас встает к афише: красивая голубоглазая девушка сидит на краю причала – так непринужденно, будто это скамейка в парке, – к ней тянется парень в безрукавке. – Я и не знал, что его уже крутят. Глянем?
Кажется, я видел рекламу, и там одна сплошная любовь-морковь.
– Боюсь, не смогу.
– Написано же, рейтинг 12+. Ты же старше двенадцати, я правильно помню?
– Хорошая шутка. Думаю, меня потом Женевьев на это потащит. Может, выберем что-то еще?
Томас изучает афиши и решительно поворачивается спиной к плакатам, на которых стреляют или что-то взрывают:
– Я бы вон тот французский фильм пересмотрел. Но до него еще час.
Это он так шутит. Пересматривать французские фильмы, серьезно?
– Ладно, пошли на «Последнюю погоню». Захочет – посмотрю с ней еще разок.
– Точно?
– Точно. Если фильм совсем отстой, одна сходит.
В зале куча свободных мест.
– Где обычно садишься?
– В заднем ряду. Не спрашивай почему, – отвечаю я.
– Почему?
– У меня иррациональный страх, что мне в кинотеатре перережут горло. Но если сзади никого, то и не перережут, правильно?
Томас даже перестает жевать попкорн и впивается в меня взглядом: шучу я или нет? Потом принимается хохотать так истерично, что попкорн попадает не в то горло. Я сажусь-таки на задний ряд, Томас падает на соседнее место и смеется, смеется…
Я показываю ему средний палец:
– Да ладно, у тебя, что ли, не бывало дурацких страхов?
– Не, почему, бывали. Когда был мелким, лет в девять-десять, я все время доставал маму, чтобы разрешила мне смотреть ужастики, особенно слэшеры.