Страница 18 из 26
— Да какая разница? — шепнула она, увидев, что губы приятельницы обидчиво дрогнули. — Все равно же у вас все решено. Месяцем позже, месяцем раньше. Куда он от тебя денется?
Гинерозова потупилась: Катя поняла — приятельница хочет ей что-то сказать, однако не решается.
— Он сильно изменился, Катя, — выдала Лиза наконец. — Я чувствую. Прежде я думала, это у него стресс такой после болезни, а сейчас… Знаешь, — она снизила голос совсем до шепота. — Мне иногда даже кажется, он рад, понимаешь, что все так получилось, что появился законный повод все отложить. Я уверена.
— Не выдумывай ерунды, — Катя обняла ее за плечи. — Степан тебя любит. Ведь это же он был инициатором, чтобы вы расписались. Он? Ну вот. А эти чувства… У мужчин это бывает — приливы, отливы… Да достаточно сейчас видеть, как он на тебя смотрит. Кстати, а чем это он болел, а?
По толпе прошло движение, весть о том, что долгожданная делегация наконец-то приехала, мигом облетела всю похоронную процессию.
— Ты их путаешь, Катька, — Лиза тоже несколько встрепенулась. — Смотрит он на меня, говоришь… Это Димка сюда смотрит, и кстати — на тебя. А Степочкин взгляд, жгучий и страстный, — Лиза фыркнула, — ты заметить не могла.
Он же в своих бифокалах черных. Так что не обманывай меня, подружка, не надо. Хотя и слушать мне тебя ужасно приятно.
„Ужасно приятно“ — в этом вся Лиза. Этот ее жаргон: „стильно“, „стремно“, „утробно“, „железно“ и „горестно“, употребляемый ею столь обильно, надо признаться, ее совсем не портит. Тусовочкой, конечно, попахивает. Что ж, кто сейчас не тусуется? Она чуть улыбнулась: все образуется, поженятся они с этим Степкой, нарожают детишек. А проблемы?
У кого нынче нет проблем? У нас, что ли, с Вадькой все гладко?
В этот миг она услыхала, как Кравченко вполголоса сказал Мещерскому: „Дядя Володя (имелся в виду Владимир Кириллович) как сдал, заметил? Худющий, кожа землистая. Как переживает, старик, а? Ну, такого батю потерять…“
К Базаровым начали подходить выражать соболезнования.
Первыми — члены правительственной делегации, за ними все остальные. Запел церковный хор.
И вот наконец отзвучали все скорбные речи, отгремел воинский салют, и все успокоилось. Над могилой вырос песчаный холм, в мгновение ока скрывшийся под гигантской горой гирлянд, венков, корзин с цветами и букетов.
Когда все уже было позади и народ медленно тронулся с кладбища, чтобы ехать на поминки, Кравченко подвел Катю к близнецам. Степан стоял, полуобняв Лизу за талию. Дмитрий глубоко засунул руки в карманы пиджака, мрачно взирая на памятник Андрею Миронову, видневшийся вдали аллеи.
Катя снова отметила сходство близнецов — оба плотные, круглолицые, среднего роста, хорошо сложенные. Однако у каждого имелись и недостатки: Дмитрий был, например, явно склонен к полноте. А Степан, когда он сдернул свои черные окуляры, здороваясь с Катей, оказывается, заметно косил.
— Ну что, ребята, светлая память моему дедуле. Пусть земля ему будет пухом, — сказал он. — Поехали помянем?
Тут Катя поймала взгляд Кравченко. И поняла его так: в нашей чисто мужской компании дамы нежелательны. Останься, дорогуша, и Лизку за хвост удержи.
— К сожалению, мне надо вернуться на работу, — соврала Катя, не моргнув глазом. — Я в церковь зайду у нас на Никитской, свечку за упокой поставлю. Вы езжайте, ребята, а нас подвозить не надо. Мы с Лизой… правда, Лиза?., прекрасно сами отсюда доберемся.
Степан Базаров скользнул по ней взглядом.
— Ладно, — сказал он. — Спасибо, что пришли… пришла… Если сразу на „ты“, Кать, ничего? Нет? Ну и хорошо.
Я рад Не люблю, когда женщины по пустякам возражают, — и он улыбнулся Лизе — А кто это любит? — усмехнулся Кравченко. — Но вас, девочки, мы все-таки подбросим К машинам шли молча. Солнце сильно припекало Катя щурилась. Три часа, четвертый, а какая жара! И это май. Что же летом будет?
— Иду, не подымая взора…
Она обернулась — за ней шел Дмитрий Базаров. Это произнес он вполголоса.
— Солнце, — пояснила Катя. — Яркое до слез.
— Паук.
— Что? — от неожиданности она даже остановилась.
— Говорят, как-то бог с дьяволом поспорили: кто из них создаст наипрекраснейшую вещь. Пока дьявол что-то там химичил, бог из паука создал солнце… Не смотрите на меня так.
Это не я выдумал — это Виктор Гюго.
Катя улыбнулась вопросительно.
— А я вас помню. Мне Вадька сказал — вы тоже на юрфаке учились Дмитрий полез в карман пиджака. — Жаль, Катя, что вы отказались хлопнуть в нашей теплой компании по стопарику водки. Ну да правильно сделали. А без дражайшей Лизочки, которую вы так деликатно удержали, нам будет и совсем комфортно. Вот держите.
— Что это?
— Это чтобы вам солнце в глаза не било и вы не морщились.
Он прицепил к ремешку ее сумочки очки. Точно такие же, как у брата, дорогие и модные.
— Зачем? Спасибо, не надо. Зачем мне?
— В них смело смотрите на солнце, и оно не покажется похожим на паука или какое-то другое насекомое. Это „блюблокерсы“, Катя. Да не отказывайтесь вы! Это ж не подарок, а дружеская ссуда. При следующей нашей встрече вернете. Договорились?
Когда они высадили их с Лизой у метро „Баррикадная“ и, просигналив, умчались прочь, Гинерозова заметила:
— Отрываться наши поехали. Господи, для мужиков — все повод, даже похороны — повод для этого дела. Если б ты только знала, Катька, как я устала от всего этого. Как мне все это осточертело!
По ее горькому тону, столь не похожему на ее обычную насмешливо-спокойную манеру изъясняться, Катя поняла: в этой известной семье, полноправным членом которой Лиза уже себя ощущает, существует много такого, о чем не принято говорить при посторонних. Впрочем, так же как и в других семьях.
Про себя она тут же решила, что завтра же она отдаст „блюблокерсы“ Вадьке с тем, чтобы при случае он вернул их близнецу сам. Сегодня с Кравченко, который, дай бог, только ночью вернется после этого своего траурного мальчишника, говорить будет абсолютно бесполезно.