Страница 17 из 26
Лиза стояла рядом со своим будущим свекром Владимиром Кирилловичем Базаровым — старшим сыном „патриарха“. Катя видела в толпе ее склоненную рыжую головку, букет белых роз, который Лиза крепко прижимала к груди. Лизу, конечно, нельзя было назвать красавицей, но порода и шарм в ней были. А еще обаяние. А еще удивительный взгляд (такой, пожалуй, не забудешь) огромных серых глаз. Такими глазками можно сразить сердце даже такого завидного жениха, как этот Степка…
Много лет назад Базаровы тоже жили на госдаче. В оные времена Владимир Кириллович трудился на посту завотделом ЦК, затем перешел на руководящую работу в Министерство нефти и газа. Когда впоследствии, в начале 90-х, в стране все резко изменилось, он нашел себе теплое местечко в совместном российско-канадском предприятии и там начал процветать и сколачивать капитал. И сейчас, в мае 1997-го, Лизе доставался не только жених — „молодой человек из приличной московской семьи“, но и завидный свекор — весьма представительный и весьма состоятельный капиталист-государственник.
По госдаче Катя Базаровых-младших вообще не помнила — мала была, глупа, а вот по университету… Когда она поступила на первый курс юрфака МГУ, братья Базаровы учились на четвертом. О них на факультете говорили три основные вещи: знаменитый дед — „Ну тот самый, кино видела?“, высокопоставленный папа и „одна тачка на двоих“. На восемнадцатилетие дед подарил внукам „Жигули“, что в конце 80-х означало прямо царский подарок.
Еще про Базаровых говорили, что они — близнецы, они действительно были почти неразличимы, и на факультете ходили сплетни, что братья этим своим сходством беззастенчиво пользуются на экзаменах. Якобы Дмитрий сдавал гос по теории государства и права за Степку, а тот военное дело за Дмитрия.
Впрочем, в университете Катя с братьями-близнецами и двумя словами не обмолвилась: старшекурсники редко обращали внимание на „малявок“. Заочное знакомство состоялось лишь через много лет спустя через Кравченко и Мещерского — те знали близнецов чуть ли не со школы, — и Катя не переставала удивляться, как же все-таки бывает тесна огромная Москва. Куда ни ступи везде знакомые и знакомые знакомых.
А Лиза Гинерозова познакомилась со Степаном Базаровым на теплоходе „Карина“ во время зимнего круиза по Красному морю. Об этом знакомстве она рассказывала взахлеб. Потом они жили вместе и даже снимали квартиру где-то в Строгине. С Лизиных слов Катя знала, что близнец был и дальше не прочь продолжать эти неофициальные отношения, но не тут-то было. „Пришлось брать судьбу за горло. Устраивала ему сцены, — делилась Лиза опытом по улавливанию выгодной партии. — Настаивала на своем. А как же иначе?
Они ж. Катюша, сейчас в таком возрасте, что либо волокут в загс восемнадцатилетних моделей-телочек, либо женятся в своем кругу — на стильных и перспективных в деловой плане. Вот я и постаралась Степочке внушить…“
Впрочем, за все полтора года своего романа осторожная Лиза ни разу не предложила Кате воочию взглянуть на свою выгодную пассию, свято соблюдая первую заповедь каждой мудрой женщины: никогда не знакомь того, на кого сама имеешь виды, с подругой.
И вот только на этих злосчастных похоронах Катя впервые за десять лет, прошедших после окончания университета, увидела братьев снова. Увидела и сначала едва их узнала. Насколько она помнила — студентами они были просто „приличными мальчиками“ без особых примет. Оба тогда, кажется, всерьез занимались спортом — Степан даже входил в университетскую сборную по легкой атлетике.
Сейчас мальчики превратились в мужчин и выглядели на свои тридцать с небольшим. Близнецы стояли подле дяди, младшего сына „патриарха“, Валерия Кирилловича, который тоже был весьма известным кинорежиссером и в последние годы работал исключительно за границей — в мастерской Фассбиндера.
Катя тишком осведомилась у Кравченко — кто же из близнецов Степан, а кто Дмитрий. Оказалось, что парень с чуть седоватыми висками (и это несмотря на молодость) — Дмитрий, а тот, кто нацепил к черному траурному костюму ужасный павлиний галстук, а на нос воздел пижонистые темные очки, — Степан.
Рядом с ними стоял и еще один совсем молодой паренек — по виду лет девятнадцати. Шатен со смуглой кожей и переизбытком геля на нарочито стильно зализанной шевелюре. Его ядовито-желтая водолазка под черной замшевой курткой так и бросалась в глаза. Катя догадалась, что это, наверное, самый младший Базаров — Иван, сын Владимира Кирилловича от второго брака, единокровный брат близнецов.
Его мать умерла несколько лет назад, и с тех пор Владимир Кириллович не вступал в брак.
Лиза, встретившись с Катей взглядом, передала свой букет Ивану и протиснулась сквозь плотное кольцо людей, окружавших могилу, поближе к приятельнице.
— Сил моих нет больше там стоять, — шепнула она. — Все пялятся, прямо дыру проглядеть готовы. Мне все кажется, что на мне что-то криво надето. Или прореха сзади, или колготки поехали.
— Все нормально, — успокоила ее Катя, покосившись на ловко сидевший на приятельнице черный костюм. Гинерозова, скованная своим „стилем“, вечно рядилась во все черное, точно галка.
— Жаль старика, конечно, но пожил, куда уж больше — восемьдесят шесть! Он ведь, Кать, последние полгода в лежку лежал. Паралич. Они сиделку нанимали — с ложки его корми, на горшок посади, — Лиза вздохнула. — Ужасно, правда? Тут по телевизору фильмы его показывали, он там в роли. Какой мужчина был, а? И вот стал — бревно бревном, все под себя… Что делается, Катька? Неужели и мы такими развалинами станем?
Катя машинально кивнула. Она наблюдала, как Кравченко подошел к отцу и они вместе затем подошли к Владимиру Кирилловичу, видимо, выражали соболезнования, о чем-то тихо и обстоятельно беседовали.
— Правда, будь на свете справедливость, старик бы дотянул до осени, донесся до нее недовольный шепот Лизы. — Мы со Степкой расписаться должны были шестого июня.
А теперь из-за траура все отложено на август. Пойдут теперь девять дней, сорок дней…
Катя промолчала. Утешить Лизу в ее печали по поводу законного штампа в паспорте она не могла.