Любомир

      Вокзал сиял чистотой, погода шептала. Поезд Гомель – Москва отправлялся через целых 10 минут. Дракон молча с любопытством изучал говноежика и впитывал каждое ее слово, щелкая кончиком хвоста по ее локонам.

– Я вот билет купила, а он в обычном купе. Я же просила женское. Теперь я не понимаю, как заказывать. С кем поеду – непонятно. Это же стресс. Обычно я никогда на поезда не успеваю. Всегда бегом. Ой, так смешно, когда мне коллеги сумки на ходу забрасывали. Мама, кстати, тебе привет передает, – она пялилась в свой айфон.

– Передай и ей, скажи, что все образуется. Наверное… Ладно, ступай. Целоваться не будем. Обнимашки? – с улыбкой рыкнул Дракон.

      Медленно вдавливая когти одной лапы в глубину ее густых каштановых волос, он мысленно ломал ей ребра второй. Вика посмотрела на Люра, не понимая, что же случилось с его интонацией. Крепкие объятия оказались чересчур крепкими. С недоумевающим взглядом она поднялась в вагон.

      На следующее утро вибрирующий от потока уведомлений, оттого очень быстро уезжающий по столу телефон, застал Люра врасплох. Со второй попытки он его поймал.

– Я пообщалась тут с одной милой девушкой, оказывается она тебе тоже детей родить хочет. Не знала, что у вас так все серьезно. Милая такая девушка, фотки прислала. И подарки ты ей дарил, ухаживал красиво и в сексе весь такой красавчик.

– Ясен пень! – Дракон проснулся сразу же. Люр не успел.

– Желаю вам удачи, вы очень красиво смотритесь вместе. А я в поезде уже хотела тебе написать, чтобы ты приезжал. Я почти тебе поверила.

От Светика все было проще: "Я так и знала. Приди за вещами".

Зловещий утренний хохот слышали, наверное, даже на конюшне…

– Слушай, а давай заставим их поверить, что это ошибка? Ну, дурень я, дурень! Убедим каждую, что любим именно ее! Я ш лублу тебя, Зеноида! – Дракон в упор смотрел на Люра без тени сочувствия.

                         ***

      Через несколько дней Люр сдал кольцо в ломбард и поехал за вещами. Выжидал специально. Все красивые страдания в клубах, цитаты о несчастной любви Светика за эти дни были выложены в инсту, поэтому запах серы от смеха пропитал комнату Люра.

Она сидела на лавочке с пакетом его вещей.

– Привет. Ну что? Не жилось тебе нормально? – снял очки Дракон и сверкнул глазами.

– В смысле? – Светка обалдела от стеклянно–золотого взора.

– В коромысле. Тебе чего не хватало? Просто выдумай мне сейчас причину. Чем тебя не устраивал Люр?

– Ты не понял самого главного, тех самых вещей, каких–то знаков внимания, взглядов. Самые главные вещи – это не вещи. Надо дарить какие–то эмоции, чувства, поступки настоящие, – ее вырвало интернетной блевотиной. Он дышал серой.

– Да, конечно, так и есть. Я ничего для тебя не делал, просто бесчувственный мудак. Перечислять не собираюсь, по тебе и так все видно. Какая ты была, когда я с тобой познакомился? Замученная, со впавшими безжизненными глазами, полуголодная, не знала в каком пакете у тебя трусы лежат, но, сука, гордая разведенка в 26 годиков, умудренная совместным непродолжительным проживанием. Сейчас что мы наблюдаем?

Аргументов, конечно же, не было. Были факты. Она преобразилась и расцвела за то время, что Люр провел с ней. Светка убрала волосы и подняла голову: "Я, кажется, еще кое–что забыла тебе отдать, поднимешься?"

– Мебель или одежду подаренную? – ему стало неимоверно весело, но он промолчал. Переступив порог, Светка подождала, пока Дракон закроет дверь, и с размаху треснула его по морде.

– М–м? – со снисходительной улыбкой Дракон внимательно изучил соперника. Это было необъяснимо – напротив стоял "очень боевой" рыжий Дракончик с глазами–бриллиантами в неуклюжей боевой стойке. Мелковат. Драться он мог не более 5–10 секунд.

– Ну что ж, приступим, – он подставил плечо под очередной удар и, уходя в сторону, крепко схватил ее за волосы. В следующее мгновение Дракон уже был сзади и наматывал искусственные косы на когтистую лапу.

– Потанцуем, коллега? – вторая лапа сжала подбородок и шею.

      Спустя некоторое время обои, комод, письменный стол были исцарапаны следами когтей маленького рыжего вояки, пол был влажным. В ванной упало зеркало. Несчастный кот, уронивший все, что только мог, забрался на шкаф и шумно дышал в углу под потолком. Лежа на полу им нравилось наблюдать за последствиями веселья.

– Кури здесь уже. И мне дай.

– Перебьешься, тебе рожать еще. Хорошо, что не от меня, – Дракон прищурил золотые глаза, подтянул джинсы к себе, достал пачку сигарет и закурил.

– А может и от тебя, – луковый Дракончик желает познакомиться.

– Очень сомневаюсь. Маму ж слушать надо. Попроще кого–нибудь найди, чтобы можно было на веревочке выгуливать. Тем более, что у тебя есть воздыхатель. Ходит за тобой, цветы дарит. Пусть младше лет так на 6–8, зато будет "твое". Интересно, насколько быстро ты от него устанешь? Или он от тебя. Ты ему уже дала на той прогулке?

– Ну и тварь же ты.

– Благодарю вас, девушка, – он затушил окурок в капельках пота, встал, помог ей подняться. Они стояли друг напротив друга, но сил уже не было ни у кого.

– Останься, – ее шатало, ноги дрожали. Рука потянулась вниз.

– Святые чешуечки, да это же праздник какой–то, – Дракон ухмыльнулся, убрал руку и пошел собирать осколки в ванной.

План провалился – новая грань личности пришлась Светке по душе и ей хотелось продолжить безумства в своем новом чешуйчатом обличии. Но с ней по–прежнему было хорошо только в сексе.

– Слушай, а так чего ты там сидишь? Приезжай ко мне. Здесь не жизнь, а сказка – однодолларовая страна. С твоими способностями – не пропадешь, – улыбающаяся морда лица на побережье под пальмами сушила зубы в окошке Скайп. Это был Костик.

      Они давно потеряли друг друга из вида после записи промо–альбома созданной общими усилиями группы. В начале 2000–х, когда Гомель переживал расцвет альтернативной культуры. Металлисты, рокеры, готы, розовые эмо, рэперы, фристайлеры. Кресты и черепа на майках, зубодробительные шрифты названий скандинавских коллективов, кожаные куртки, волосы по пояс, цепи на джинсах и "камелоты" – мечта каждого уважающего себя рокера. По разным подсчетам в городе было около сотни коллективов. Все, кто знал какие–нибудь аккорды, лезли на сцену и несли искусство в массы. Появились точки пятничных сборищ, где собиралось до двухсот человек: пиво, сигареты, песни, знакомства, создания новых коллективов, миграции басистов и барабанщиков. Талантливые гитаристы имели привилегии в виде бесплатного пива, всяческого "дичайшего респекта", возможности выбирать

себе банду по предпочитаемому стилю и направлению. Вокалисты, в большинстве своем, имели вид загадочный. Наверное, от понимания, что их лирика никого не интересует, а что–то сказать этому миру, как они считали, было. На фестивалях творилось что–то невероятное – летало все. Под вспышками стробоскопа любителю тяжелой музыки доводилось видеть пролетающие над его головой тщедушные тела вдрызг пьяных малолеток с улыбкой до затылка, частокол мокрых рук, застывших в "козе", с надетыми кольцами, браслетами, напальчниками в виде когтей, майки, лифчики, ремни, изредка зубы, сопли и слюни. Через 2 часа такого фестиваля пол и стены становились мокрыми. Синхронные взмахи длинных волос запоминались надолго. Конечно, у этой движухи было имя – "Баня". И, действительно, приходили с вениками.

      Там они и познакомились.

– А ты там вообще что делаешь, Костян? – Люр листал фотографии и открывал для себя новую страну Камбоджу.

– Что умею лучше всего. Записываю местные банды, свожу, мастеринг, аранжировки.

– И это позволяет жить?

– Ну здесь все на очень низком уровне, мои услуги востребованы. Я лучше, чем их самый крутой звукорежиссер.

– Как ты вообще там оказался?