Любомир

– Я сделал это!

                               ***

      Через месяц он смотрел на мир абсолютными "единицами". До этого – кайфовал по вечерам от того, что мозг был чист и ясен, а глаза транслировали некую приукрашенную реальность. Любой источник света имел радужный ореол и размывался узорами калейдоскопа. Свет фар автомобилей, фонарей и светофоров заставил его отказаться от романтических покатушек по вечерам. Зато была книжка–раскраска. И прогулки с рыжим лисенком Светкой.

Он отчаянно рассылал резюме и надеялся на лучшее, но откликов не было.

– Может в Россию попробуй, – повела плечами размякшая после массажа девочка–луковица.

– Да… Но как? Чтобы искать работу в Москве, нужно быть в Москве… А это идея! Спасиб, – он чмокнул луковицу в нос и отправил сообщение товарищу, который давно укатил в Москву и работал "сам себе начальником" в такси.

      Спустя несколько часов Джонни ответил, что пару недель надо подождать, пока он приедет. Тогда все и решат…

      Голова отъезжала от безделья. Он привык что–то делать, а сейчас делать было особо нечего. Отвезти Светку, забрать Светку. Поесть приготовить. Кота подрессировать. Перестановку мебели сделать, которую он постепенно прикупал, так как Светик жила на пакетах и с раскладным диваном, который ей отдали знакомые. Теперь она пыталась поймать фен–шуй.

      Сегодня он снова отвез ее на работу и приехал к родителям. Дома никого не было, Люр положил ключи на комод и сам себе сказал: "Ну здесь–то намного веселее, блин". Часы на комоде мерно отсчитывали секунды очередного дня. Он включил что–то про науку и задремал.

– Алло, – за телефоном пришлось вставать.

– Люр, это Лиза с конюшни, помнишь?

– Да, привет, красавица. С чего вдруг?

– Не могу, вы мне так нравились вдвоем. В общем, она приехала. Мы спрашивали почему без тебя, но она молчит. Не знаю, что у вас, но..

– Я понял, спасибо тебе большое, – Люр положил трубку, сел и чуть было не закурил в комнате.

      До Светки он около двух лет встречался с Викой. До нее, пережив весьма болезненный развод, совсем ни с кем не встречался. Люр сразу же сказал Вике, что он "разведенка с прицепом", но она упорно приходила на свидания. Почти месяц Люр водил ее за руку, не пытаясь поцеловать, максимум обнимал. Вскоре она пригласила к себе и познакомила с мамой, котом и сестрой. – А это уже "Да", – обрадовался робкий юноша в Люре. Позже эти же "Да" он глушил всеми известными ему способами по ночам.

      Они катались на машине, гуляли по паркам, ездили в гости к ее друзьям. Дважды летали в хорошие отели Египта. А потом поездки стали закольцовываться: "Приехать с работы, забрать ее с работы, заехать за продуктами, к ней".

– Хорошо, мне нравится – тихое счастье, – что–то его ковыряло все равно. Наверное, что из пяти колец в будни, от которых хотелось отдохнуть, на выходных добавились кольца на конюшню, где была ее ненаглядная лошадка. Он не понимал, что его тоже привязывают.

      Для Люра на конюшне–агроусадьбе занятий не было – он их выдумывал. Помогал по хозяйству, разбирал и без конца тер машину, общался с посетителями, проводил вводный инструктаж или просто махал вилами.

– Воздух зато какой, яблони цветут, рыжий жеребец Василий снова норовит на мамку запрыгнуть, бодрящийся старый конюх щипает за задницы посетительниц, приглашая на сеновал. Романтика! – он смотрел в небо, лежа на свежескошенной траве, жуя клевер и растворяясь в запахах и звуках.

      В один из таких уикендов он и поймал джигита на подъезде к агроусадьбе, где была конюшня. Знаки придумали для лохов же. Никто не пострадал, но машина утратила девственность – дверь необходимо было менять. Джигит лишился прав, а Люр, благодаря ДТП и череде звонков, связанных с устранениями последствий, познакомился с Джонни, который за три дня вернул машину в строй и отполировал вдобавок.

      Позже он попросил покатать дочурку на лошадках. Эту почетную миссию доверили Вике и ее сестрам–лошадницам. Пока девочки улыбались в экипаже, Люр и Джонни бродили по окрестностям и разговаривали о заработках, женщинах и машинах.

– Слушай, может давай на природу к речке, а не сюда съездим? Как на работу уже, только по выходным, – они отвезли Джонни с дочуркой домой и неспешно катились по ночному Гомелю.

– Давай, – безразличная интонация Вики проткнула размякшее сердце.

– Вик, мне правда скучно сюда ездить, давай ты сама на перекладных или коллеги пусть подвозят в будни, я просто вечером буду забирать. Тебе же ближе – тут километра полтора от твоей работы. Если с ребенком буду, тогда подождешь или такси.

      В темноте он не видел, но почувствовал сжимающийся комок энергии и искрение от нее. Вика не ответила. Краем глаза он заметил, как она кивнула.

      Хватило ее ненадолго. Люр не сомневался, что будет именно так. За две недели самостоятельных поездок она стала заметно агрессивней и злей. Постоянно просить было неудобно, тем более, что добираться домой на другой конец города. Зато у Люра появилось время на себя – выходные стали выходными. Он знал, чего стоит каждый день стоять на трассе и ловить попутку. Под дождем, в жару и в снег бежать на единственный служебный автобус ровно в 6:15, выходить из него в лесу на перекрестке и молиться, чтобы не разминуться со вторым до места работы. Если так происходило, то подбирали коллеги.

      И он сжалился – приехал к 20:00, как поплакали в трубку. Куча неотложных дел и важных тем в конце дня заставили прождать Вику еще почти два часа.

– Подружку нашу подвезем? Последний уехал уже… Давай еще в тот магазин заедем – там такие шикарные пирожные продают, – Вика сразу же стала наглеть.

– После выдергивания из зоны комфорта, конечно! Не нравится мне это, – Люр молча включил поворотник и сжал губы. Магазин тоже был, разумеется, не по пути. Они купили пирожные и припарковались за ее домом.

– Ладно, давай, я домой поеду, надо одному побыть.

Взъерошенная ведьмочка стояла возле машины с сумкой грязной одежды и пирожными.

– Люб, ты чего? – это явно не вписывалось в ее планы, которые после конюшни были всегда одни и те же. После верховой езды ее было не остановить: никакого "спать" не предусматривалось.

– Все хорошо, мне просто надо побыть одному, – он донес до подъезда шмотки, поцеловал ничего не понимающую Вику и вернулся к машине.

– Вот почему? Почему, вы такие борзые? Видал я ваших мам–яблонек, понимал, что и как, но откуда столько хитрости и наглости? Что за потребительство? Своей головой когда жить будете? Добрый? Сейчас на шею залезем и охомутаем. Нахрена? Надо бы успокоиться…

      Третья передача, расслабляющая музыка и по объездной со скоростью 40. Перед сном он умылся и посмотрел в зеркало. Глаза странно блестели ледяным блеском. Или стеклянным? И с цветом что–то не то.

      Следующий субботний вечер они все–таки провели на обрыве у реки. Вика рассказывала Люру про обряды, личные амулеты, инициации, сущностей, домовых, леших и кикимор. Затем она красочно описала семинар в Выборге: персональные испытания в ночном лесу для каждого участника, посвящения, ритуалы очищения у костра, как их учили чувствовать пространство. Про волшебного человека, которого все называли Сталкером. Каждого он видел насквозь, убирал чертей, которых именовали сущностями, и расплетал все ментальные узлы.

– Ты не шуми, я пообещала Лешему, что мы будем хорошо себя вести, – с этими

словами Вика спрятала сладости под кустом у дерева.

Может Люр и не верил во все эти чудаковатые истории, но она была с ним здесь и сейчас. А ему было 15. Надо ли говорить, что Любомир был счастлив и чувствовал себя любимым? Плед, шарлотка, термос, костер, река и тишина. Лес подарил им уханье сов и мягкий шелест крон деревьев.