Любомир

      За что было выдумано аж две объяснительных было непонятно, поэтому они с Уховым решили, что пусть это тело приезжает и формулирует самостоятельно. Забот и самодуров достаточно и здесь.

      Сменилась вахта, вернулись работники, начальство придумало себе повод еще пару недель не показываться в управлении. Отчитавшиеся за командировку мужики намекнули в курилке, что, мол, готовься, тебя будут "уходить". Быстренько сопоставив события последних месяцев, пообщавшись с отделом кадров, но точно еще не зная, Люр дописал заявление. Весь вопрос был в дате.

      Это не было простым отказом от того, где плохо за адекватные деньги. Он

осознавал, что в таких коллективах невозможно оставаться человеком. Это была большая жирная точка в истории, которую он раскручивал самостоятельно, старался и доказывал, тратил силы и нервы. Тогда у него был стимул, семья. Сейчас ничего нет, а инерция привычки давно сошла на нет и теперь работала в минус.

      До Димы долетали обрывки разговоров про службу, где трудился Любомир, и он тоже стал волноваться за свое место, ведь когда–то именно с его подачи Люра приняли в закрытый клуб. По дороге домой они обсуждали отвлеченные темы. В один из дней он не выдержал.

– Не волнуйся, у тебя своих забот хватает. Просто знай, что тебя это не коснется никаким боком, – сразу остановил Димку Люр.

– Нет, погоди, что–то вы не поделили же?

– Да что можно делить, давно же тебе все рассказал прямым текстом! Торговля определением ценности сотрудника по степени ответственности за безответственных, вытирание соплей приближенным к жопе царька и решение их производственных и личных вопросов, вплоть до покупки текилы с доставкой в баню по звонку в 2 часа ночи. Если ты готов на такое за сумму, которую они доят из каждой такой поездки, то я – нет. Почему они так рвутся туда, как думаешь?! Даже начальник управления в курсе. Более того, в доле он. Как обычно.

– Не–е, у меня свой, слава богу, начальник отдела, мы с ним ладим, хоть и на своих волнах постоянно, – Дима потихоньку впитывал информацию, принимать которую попросту не хотел, – и все–таки, сколько на солярке мутят?

За этим диалогом они пролетели мимо стоящей на обочине Нивы, возле которой на траве лежал грузный мужчина. Стоявший рядом его товарищ куда–то звонил и выглядел растерянным. Развернувшись и бросив машину за Нивой, друзья поспешили к бедолагам.

– Что случилось?

– Да вот, солнце печет, жарко, кондиционер не работает, плохо стало.

– А окна?

– Да нельзя ему окна, продует. И так слабый.

– Понятно, – Люр заметил крепкие сигареты и понял, насколько все печально, – в скорую звонил?

– Пока нет, домой звонил, спрашивал – что делать?

Дима вызвал скорую, Люр достал бутылку воды из машины и стал брызгать на мужика. Нашли тряпку, подложили под голову, расстегнули рубашку. Мужик был тяжелый, поэтому парни просто заслонили собой палящее солнце. В ожидании скорой время тянулось… Вскоре мужчина пришел в себя и глядя Люра и Димку снизу–вверх слабым голосом спросил: "Парни, а вы кто такие?" Надо сказать, что сорочки у парней были белые и штаны светлых тонов.

– Ангелы мы твои, дядька. Все хорошо теперь будет, – Люр улыбался, представляя, как это выглядит в глазах мужика.

– Здорово, что ты очнулся, – Димка тоже посветлел, – ты ж это…

      Напоили водой, дождались скорую, попрощались и продолжили путь домой

уже молча.

                         ***

      Настоящее лето заступило на дежурство ближе к середине июля. Жарило солнце, народ активно купался, поедал мороженое, выпивал кубометры квасосодержащего напитка и пива, катался на всем, что было доступно, и поджаривал бока на пляжах. Родители укатили на море, оставив дюжину указаний по уходу за квартирой и еды на полгода.

      По плану сегодня была поездка на объект, а завтра – неотвратимое возвращение руководителя и заместителя управления по зарубежным проектам. В тот же день необходимо было закрыть месяц по посещаемости персонала, большая часть которого находилась под Краснодаром, что несколько усложняло процесс, и сдать за отсутствующих коллег несколько отчетов разным важным женам ответственных сотрудников управления.

      Ухов и Люр сидели в станции управления, лениво обмениваясь уточнениями по рации с персоналом и следя за графиками. Тишиной в станции можно было насладиться только тогда, когда руководство было в командировке, а фактически двух инженеров было вполне достаточно. Третьим был водитель станции, который лениво подкручивал обороты насосных установок. Операция шла в штатном режиме.

– Товарищ Ухов, скажи мне, как адекватный человек адекватному, что у нас по дню грядущему? Трутни приедут, а у нас дел по горло, да и на послезавтра еще один объект подбросили. Я физически только бегом успею все сделать. От тебя прошу лишь оградить меня от них, дабы не расстреливали никому не нужными распоряжениями.

– Я сам не знаю. Буду пытаться перенести, но это вряд ли. А этих – только терпеть. Отправим на объект коллегу твоего. Он меня знатно задолбал на предыдущей вахте, алкаш–мозгоклюй хренов. Больше ничего не могу. Ты по месту отбрыкаешься, месяц закроешь, пока они мозги на место поставят после синего марафона. Так устраивает?

– Вполне.

Тут дверь внезапно распахнулась и в станцию ввалилось полтора метра элитного кавказского очарования с жутким амбре и краснодарским загаром.

– Пириуэт, балбесы. Скучали без меня? Товарищ Ухов, давай рацию, щаc я все закачаю в лучшем виде.

– Ротозеуищ! Здорова! Ты с поезда сразу на бал? Мужчина! – для Люра это было дико.

– Ротозеевич, Махмудов ты сын, у тебя есть 10 секунд, чтобы исчезнуть с глаз моих, пока я тебе не помог, – товарищу Ухову происходящее совсем не нравилось, – ты вообще какого здесь делаешь?

– Анатолий Бендэрович сказал, что я себя плохо вел, потому отправил сюда прямо с поезда. Сказал, что проверит, – обиженным голосом буркнул 23–летний бородатый пацан. Сомневаться не приходилось. Проверка происходила за один звонок.

– Пошли покурим, Люр?

      Отношения с этим балбесом были дружескими, чего стоил только тот сочувственный взгляд…

      После совместного распития бутылки коньяка под ужин в знойном Газомыкске Люр признался, что никогда не имел дел со шлюхами. И даже не хотел. Ротозеевич был очень удивлен и обескуражен или, по–русски говоря, в шоке. В тот же вечер он потащил Люра в баню: "Да она уже наших поименно знает, некоторые с поезда сразу к ней побежали, знатный у нее станок. Да не ссы, ты же уже пьяный!"

Ничего хорошего от этой затеи Люр не ждал. Коньяк вышел с потом в парилке, а когда явилась во всей красе та самая Стелла в пушистых туфлях на высоких каблуках, подчеркивающих основной рабочий инструмент и, сходу определив новичка, одной фразой развеяла все сомнения Люра о целесообразности заполнения пробела в его биографии.

– Господи, она разговаривает! Философствует. Да она еще жизни меня сейчас научит! – его чуть не стошнило.

      Время быстро истекло, все попытки соблазна провалились. Расстроенный Ротозеевич подумывал о том, чтобы хотя бы самому получить удовольствие.

– Ну вы приходите! Что эти два дагестанца – плюнут по полраза, через 2 часа буду свободна, – она небрежным жестом руки пригласила мнущихся у входа бродяг в свои владения. Люру не показалось. У нее были предпочтения и симпатия в голосе. А денег стало жалко.

      Они зашли за станцию, где было потише, закурили, и Ротозеевич вывалил все, что узнал: что Люра давно уже пытаются поймать на чем–нибудь, но поводов как–то нет; что человек от заместителя управления по зарубежке давно уже взят в службу рабочим и тайком вникает во все дела.

      Последний паззл занял свое место в картине. Он вспомнил человека, который то и дело мелькал возле компьютеров с его коллегами по должности. Голос из рации оповестил об успешном окончании закачки.