Красный блокчейн

В итоге вернулись ни с чем.

– Ну, хотя бы яму сняли, – попробовал подбодрить богиню Хунбиш.

– Да кому нужна твоя сраная яма, – недовольно ответила она. – Ясно же, что центр Большого – это императорская ложа. Центрее не бывает. Если подсказка и есть, то она там.

Она забрала у него телефон, отправила на квартиру к Жоржу, а сама вышла на улицу, как она заявила, развеяться. Прямо в платье с оперы.

Хунбиш в одиночестве перекусил на кухне, помылся, немного посмотрел телевизор и лёг спать. Жорж не выходил из своей комнаты.

Проснулся Хунбиш оттого, что его трясла богиня.

– Вставай, китайчонок, – кричала она, – не время предаваться неге и истоме! Выше нос, товарищи! Ноги на ширине! Переходим к водным процедурам!

С этими словами она швырнула в лицо Хунбиша пригоршню холодной воды. Он задохнулся и резко сел на кровати, вытирая лицо тыльной стороной руки. Потревоженная голова саднила тянущей болью.

– Что… – начал было он, но богиню было не остановить. От неё вкусно пахло вином, табаком и тонкими духами, подогретыми жаром её тела. Платье было сплошь уляпано тёмными разводами.

– Трусы – в руки, и быстро за мной! – скомандовала она. – Пошли!

Она вытащила его из кровати и повела за собой.

– Можно, я хотя бы… – попробовал он одеться, но богиня, хохоча, увлекла его на этаж выше. К себе. Прямо так, в камуфляжных трусах, полученных от Жоржа. И босиком.

В её квартире на диване сидел Жорж. Сидел он таким образом, что сразу было понятно – он в гостях. Он не владелец. Не хозяин. И при этом не было в нём ничего заискивающего, прибедняющегося, сиротского. Просто было ясно – вот гость. Сидит с достоинством. Ждёт. Никуда не лезет. Соблюдает правила.

На экране телевизора застыл размазанный кадр. Жорж приглашающе похлопал рядом. Хунбиш сел.

– Жги, – сказала богиня, и Жорж запустил на телевизоре видео с телефона.

Хунбиш узнал свою съёмку. Картинка дёргалась, металась по сторонам. В Большом ему казалось, что если быстро водить телефоном по сторонам, то в кадр попадёт много полезной информации. Но теперь он понимал, что нужно было задерживаться на всех достойных внимания деталях. Двигаться плавнее. Перемещать камеру медленнее.

– Да, оператор из тебя как из сирены балерина, – весело сказала богиня. – На съёмки не позовут. Вот тут… Останавливай…

Жорж замедлил картинку, а потом и вовсе поставил на паузу. Хунбиш увидел размытую надпись и белые пятна на чёрном.

– Вот оно, – сказала богиня. – Увеличивай. Это было на дирижёрском пульте, с внутренней стороны. А ты хорош! – она подвернула с наклоном голову, отдавая должное. – Повышаю тебя. Теперь ты не просто китаец. Тебе присваивается внеочередное звание – господин Мао!

– Я не китаец, – сказал Хунбиш.

– Ну тем более, – легко согласилась богиня. – Знаешь, что это такое?

– Кто-то сюда чихнул? – ответил Хунбиш.

– Чихнул, да не чихнул. Вот смотри, надпись. Если присмотреться, то видно, что это «Инв. № 810». Так. Теперь, – она направила свой телефон на то, что казалось Хунбишу пятнами. На экране у неё сверху вниз по экрану побежала светящаяся линия, снова и снова. Потом изображение сфокусировалось, высветился квадрат, мигнул и превратился в строку текста. Богиня кликнула на строку. – Смотри.

Хунбиш увидел надпись «Ваш личный браузер» и красный кружок в левом верхнем углу.

– Понимаешь? – требовательно спросила у него богиня.

– Понимаю, – в тон ей ответил Хунбиш. – Но без адвоката ничего не скажу.

– Ничего ты не понимаешь, – засмеялась она. – Гений. Это браузер Опера. Линк на его скачивание. Мы нашли ссылку в опере на браузер Опера.

– И что это значит? – спросил Хунбиш.

– А это значит, – сказала она, – что, во-первых, это – задание. Наконец-то! После скольких? После тридцати уже, получается, лет? Да даже больше. А во-вторых, мы нашли слово. А может, даже два. Два из двенадцати. Восьмое и десятое.

– Что вообще происходит? – спросил Хунбиш, теряя терпение. – Что мы делаем? Что вы делаете? Кто вы? Зачем это всё?

– Многие знания – многие печали, – она подошла и игриво потрепала его по щеке.

Потом медленно, хищно изгибаясь, направилась в другую комнату. Приостановилась, отставив в сторону ногу. Завела снизу руку за спину. Нащупала застёжку платья. Протянула её ниже, чуть присела, и полностью расстегнула молнию. Выпрямилась. Повела плечами. С шелестом уронила платье на пол. Переступила. А потом ногой мощно швырнула его в дальний угол. Платье комком ударилось в стену и опало.

– Вот так, мальчики, – она не обернулась. На ней были только чёрные полупрозрачные трусики и туфли на высоком каблуке. У двери она картинно схватилась за косяк, художественно провисла на одной руке, а потом втянула себя в комнату. – Идите спать. Утро уже.

Раздумывая, откуда у меня способность оценивать красоту тел небесных и земных, быстро и здраво судить об изменяющихся предметах, и говорить: «это должно быть так, а то не так», раздумывая, откуда у меня эта способность судить, я понял, что над моей изменчивой мыслью есть неизменная, настоящая и вечная Истина.

Исповедь. Блаженный Августин Аврелий

Хунбиш проснулся рано – наверное, из-за неплотно запахнутых штор. Повалялся. Умылся, неожиданно осознав, что наконец не чувствует пыли, незримо сопровождавшей его, словно воздух, – на коже, в волосах и в одежде – всю жизнь.

На кухне он столкнулся с низкой девушкой: тёмное плоское лицо, широкий нос, закинутые за уши волосы. Она ярко улыбнулась, показала рукой на стол, и вышла.

Завтрак был странным. Ни на что не похожим.

Тут было крымское шампанское в приплющенных бокалах, кофе, вода, фруктовый салат, тёплые тосты, варёное яйцо, овсяная каша, два небольших треугольника мягкого сыра с мёдом, виноградом и грецкими орехами. И всё. Ни куска мяса. Ни в каком виде.

«У них всегда так? – подумал Хунбиш. – Если да, то я в беде».

Ни только что сброшенных с казана в тарелку хушуров. С ещё пузырящимся на них жёлтым маслом. Ломких. Хрустящих. С сочной начинкой из рубленого мяса. Ни густого чая – с молоком, солью, рисовой мукой. И с жиром, конечно. Могли бы, если уж не хочется возиться с хушурами, сделать борцоги, это быстро. Просто бросаешь во фритюр ленты из теста, и готово.

Наверное, едой здесь заправляет та тёмненькая девушка, которую он видел. Нужно будет пообщаться с ней. Рассказать рецепты. Но готовит она явно не свою национальную кухню. Скорее всего, это всё хотелки богини.

Да. Привыкать к новому, конечно, нужно. Но не таким же шоковым способом.

Он, в общем-то, уже вполне обжился в квартире Жоржа. Вот только ни телефон, ни рюкзак ему не возвращали. Как и паспорт. Из приобретений у него случился только массивный желвак за правым ухом. Желвак тупо ныл.

«Никогда я не буду здесь своим, – подумал Хунбиш. – Всё чужое. Всё прямо звенит чуждостью. Отталкивает. Словно босиком на кафеле, залитом скользким шампунем, и после любого шага неизбежно падение».

Вся эта еда… Это вообще еда? Какие-то разноцветные фантики, не более того. Где мясо? Шкворчащее, заставляющее ноздри расширяться. Где сытный цай?

Где, в конце концов, горизонт? А вечерние тени? Они вывернули мир, сделали из него какую-то пародию. Залезли в картонные дома, заслонили небо и пихают внутрь себя траву и подогретую в чайнике воду. Человек неспособен здесь жить.

Зашёл Жорж и прервал поток обличительных мыслей.

– Нас зовут, – он показал глазами наверх.

Они поднялись в квартиру богини.

– Военный совет! – радостно встретила она их. – Присаживайтесь! Чувствуйте себя!

На столике перед ней лежали предметы из той самой сумки.

– Итак. Ввожу в курс дела. А то некоторые коллеги совсем по нулям, – она выразительно остановила взгляд на Хунбише. – Вот перед нами шесть предметов. Сейчас я каждый из них покажу отдельно. Ага. Так. Бересту откладываем. Значит, пять. Пять предметов. Они должны вывести нас на подсказки. Пока доступно?