Глазами пришельца

— Как бы не было беды, — тихо предупредил Толик. — Это он с виду безобидный. А если раззадорить, и на наши пушки не посмотрит. Попрёт, как танк!

— Ему же хуже. Да и что он сможет сделать против семерых?

— Не скажи, — Толик тоже поёжился, но не от холода, а от воспоминаний. — Летом он троих моих ребят уложил, словно младенцев.

— Интересно, — оживился Андрей. — Тогда почему он до сих пор не с нами?

— А что с ним делать? Как его контролировать? Он же дурак!

— Вот видишь: бесполезный для общества человек, — Андрей, увидев, что раздевшийся Остап взялся за ручку двери, ведущей в парилку, громко крикнул. — Стоять! Неужели думаешь, тебя сюда мыться привезли?

— А зачем раздевали? — Остап старался прикрыть руками наготу.

— Выходите! — Андрей посмотрел на Артёма. Тот стоял голый, равнодушно блуждая взглядом по сторонам. Создавалось впечатление, что он не понимает серьёзности происходящего. От самого кафе, где состоялась встреча, не проронил ни слова. Живёт своей внутренней жизнью. Ничем его не проймёшь. Как такого напугать? Или прав Толик, не надо пугать, а то он сам, чего доброго, напугает? Да, дураком быть проще! Вот Остап прямо на глазах становится ростом ниже. Как бы его не хватил удар раньше времени.

— Выходите! — повторил Андрей и, отойдя чуть в сторону, с энтузиазмом начал говорить. — Давайте представим, что вы уже помылись, попарились от всей души. На ваши пышущие жаром тела прилипли берёзовые листочки от веников. Душа сбросила недельный груз грязи и негативных мыслей! Представили?

— У меня семья, дети, — стараясь не расплакаться, проскрипел Остап. — Отпустите. Я на всё согласен.

— Холодно, — наконец-то произнёс первое слово Артём и расцвёл в идиотской улыбке.

— Никакой романтики! — Андрей с досадой сплюнул. — Так вот, вы выскочили из парилки и с криком радости бросились в прорубь! Но тут случилась беда.

Андрей огорчённо цокнул языком.

— Сердце подвело, — продолжил со скорбным видом. — И два трупа всплыли ниже по течению. Без следов насильственной смерти. Несчастный случай! Вот эту сцену мы сейчас и разыграем. Побежали к проруби, господа! Быстро! Не вижу радости на лицах!

Остап сделал два шага, и ноги его подкосились. Упал в снег. Лицо начало принимать зелёный оттенок.

— Готов! — презрительно сплюнул Андрей. — А этого дурака ничем не проймёшь! Ладно, Толик, пусть одеваются и сматываются отсюда. Пешком! Когда сможет соображать, напомни ему о наших условиях.

— Ты их отпускаешь? — обрадовался Толик.

— Их никто и не собирался убивать, — Андрей направился к джипу. — Вадим велел только напугать. Что мы и сделали. Частично, к сожалению.

— Ну, что стоишь, Тёма? — весело прикрикнул Толик. — Тащи своего бригадира в баню, пока он дуба не дал.

— А купаться когда? — деловито поинтересовался Артём, поднимая бесчувственное тело товарища.

— Как-нибудь в другой раз! — Толик отвернулся и процедил сквозь зубы. — Придурок! И за что природа так обидела?

Когда Остап открыл глаза, то увидел над собой Артёма, который интенсивно массировал его тело, вызывая болезненные ощущения сильными надавливаниями пальцев на определённые точки.

— Ты что делаешь? — простонал бригадир.

— Массаж.

— А умеешь?

— Я, наверное, нет. А тот, что во мне сидит — умеет. Он сейчас мне и подсказывает. И что-то, кажется, получается.

Остап не понял объяснений, но промолчал.

— Мы где? — спросил после небольшой паузы.

— В предбаннике.

Остап перевёл взгляд на дверь. Она была закрыта. И лишь свет, проникающий в маленькое квадратное окошечко, освещал тесное помещение.

— Нас отпустили, — опередил его вопрос Артём. — Просили передать, если нарушим условия, которые они нам продиктовали, то всё уже будет по-настоящему.

— А сейчас, значит, пошутили? — Остап неожиданно всхлипнул.

— Припугнули, — поправил товарища Артём.

— Добились своего… Я так припугнулся, — Остап тяжело присел. — Знаешь, такое впечатление, что душа умерла. Урок на всю жизнь.

— Хорошо, что эта жизнь совсем не оборвалась, — Артём начал одеваться. — Сердце у тебя было на грани.

— Тебе-то откуда знать?

— Внутренний голос подсказал.

— И мне внутренний голос подсказывает, что кончилась наша фирма, — Остап вздохнул и тоже стал одеваться. — Вот такие дела, Артём. Честным трудом в нашей стране не разбогатеешь.

— Мы просто не до конца были честными.

— Что ты имеешь в виду?

— Налоги платили не полностью.

— Я бы их вообще не платил, — вяло произнёс Остап. — За что платить? За эксперименты над народом? Превратили нас в крыс лабораторных! Беспредел какой допустили! Что делать? Чем заняться, чтобы эти волки не трогали?

— От них никуда не денешься, — Артём застегнул пуховик, надел на голову кроличью шапку. — Для них кругом раздолье. Ко всем приходят. И не надо грудью бросаться на амбразуру. О семье и детях заранее думать надо, а не доводить до крайностей.

— Ишь, как зарассуждал! — удивился Остап. — А при них стоял бессловесный, гримасы дурацкие строил.

— Они меня дураком считают, — улыбнулся Артём. — Зачем разубеждать?

— А если бы в прорубь заставили прыгать? По-настоящему?

— Андрей вёл себя неестественно. Да и сложно всё это. Я чувствовал, что с первого раза нас не убьют.

— Что же мне не сказал о своих чувствах? — друзья по несчастью вышли из бани и пошли по свежему следу, оставленному уехавшими джипами.

— Им нужна была соответствующая реакция.

— Да, уж. Отреагировал соответствующе. Чуть не помер! — Остап оглянулся на баньку. — Надо было помыться, что ли? Интересно, для кого баня топится, если все уехали?

— Кто-то остался, — Артём кивнул в сторону коттеджа, в одном из окон которого мелькнула человеческая фигура.

— Живут за счёт других, — зло проскрипел зубами Остап.

— Это я понял.

— Да что ты понял? Нам-то с тобой воровать нечего! И наехать мы ни на кого не сможем! — Остап безнадёжно махнул рукой и пообещал. — Доберёмся до города, напьюсь.

Артём промолчал. Мороз крепчал. Дышать становилось всё труднее. На трассе поймали попутную машину. В городе Остап пригласил Артёма к себе.

— Не пью в одиночестве. Да и вдвоём мы не внесем смятение в отношения с женой и детьми, — что имел в виду, уточнять не стал.

Детей дома не оказалось. Жена встретила без единого вопроса. Накрыла стол на кухне и удалилась смотреть телевизор. После второго стакана Остапа прорвало.

— Так меня ещё никто не унижал! Как представлю себя со стороны, застрелиться хочется! — заговорил с мукой в голосе. — Мне через три месяца сорок четыре стукнет. Старший сын в институте учится. Младшая — школу заканчивает. А их отец голый, в окружении молодых отморозков, по морозу бегает! Нет. Я — пас! Бросаю всё к чёртовой матери! Второй прогулки к проруби не выдержу. Сердце до сих пор щемит. Вернусь на старую работу.

Артём молчал. Лишь пригубил наполненный наполовину стакан водки.

— Мы как пчёлки пахали! — вновь, не то жалуясь, не то возмущаясь, воскликнул захмелевший Остап. — Четыре месяца на морозе! Как они на нас вышли? Мы ведь с этих коттеджей не вылезали! Вот она, новая власть! И где на неё управу найти?

Некоторое время молчал, угрюмо пережёвывая кусок колбасы. Но мысли просились на язык.

— Я ведь за эти месяцы поверил в дело перестройки! Ну, думаю, какие перспективы передо мной открылись! И года не пройдёт, всё у меня будет! Машина, дача не хуже, чем мы строим. За границу собрался. Попутешествовать. Мечта у меня такая давнишняя — за границу съездить, посмотреть, как буржуи живут. Хотя что смотреть? Вот они — буржуи, в родной стране появились. Смотри — не хочу! — Остап тяжело вздохнул. — Ты что молчишь, Артём? Как жить дальше думаешь?

— Думаю пока, — равнодушно ответил Артём.

— Думай, не думай: сто рублей — не деньги, — Остап поставил пустую бутылку под стол, но вторую доставать не стал. — Ты хоть свои рубли успеваешь в доллары переводить?