Глазами пришельца

— Если у тебя всё пойдёт нормально, пожалуйста, живи. Я же не зову тебя всякий раз обратно. Ты сам возвращаешься, — Солт встал и пригласил Рада подойти к нему. — Ну, что? Поехали?

— А инструкции? — только и успел сказать Рад, как очутился в арке какого-то дома. Чёрные брюки, чёрная рубашка и чёрные туфли составили весь его гардероб. Рад недовольно поморщился: до чего же любит Солт всё чёрное! — и вышел из тени.

Уже знакомый проспект Мира. Почему-то все прогулки начинаются в центре города Красноярска, за редким исключением. Куда-то торопятся прохожие, толпа на остановке штурмует автобус. Далее из магазина «Колбасы» вывалился на улицу человеческий «хвост». Рад пошёл по главной улице города пешком. Однообразные тополя, раскинувшие широкие и пыльные листья, вытянулись вдоль дороги, словно солдаты, круглосуточно сдерживающие атаки выхлопных газов главной автомобильной артерии города. Но вот, словно из другой сказки, нарисовались две скромные берёзки в окружении темнеющих рябин в небольшом скверике, уютно расположившемся возле перекрёстка. Они кивали редким прохожим, радовали глаз, вносили разнообразие в бесконечные тополиные шеренги. Через дорогу знакомый ЗАГС приветствовал большими стёклами, которые, отмывая матовый налёт городского смога, усердно тёрла тряпкой, намотанной на швабру, пожилая женщина в синем рабочем халате. За ЗАГСом распахнула двери знакомая «Пельменная». Рад не стал бороться с искушением и зашёл туда, сразу упёршись в очередь проголодавшихся. Здесь стояли студенты и студентки, семейные и одинокие, совсем старые и очень юные. Гвалт наполнял помещение. Очередь двигалась быстро, но рывками. И паузы были весьма продолжительные. Счастливые и сытые пробивались к выходу мимо пока ещё несчастных и голодных. Рад вздохнул и посмотрел на дверь. Но желудок, не обременённый пищей в последнее время, настойчиво проголосовал за стояние в очереди. И когда наконец Рад оказался за стойкой, напротив раздатчицы, то, опьянённый запахами, исходящими из огромных кастрюль, где кипели и закипали пельмени, заказал тройную порцию. Чайник с чаем оказался пустым, и никто не спешил наполнить его, пришлось взять два компота, с очень неаппетитными останками фруктов. Пельмени остыли на удивление очень быстро, превратившись в бесформенную массу, среди которой сами по себе существовали кусочки фарша, непонятно как оказавшиеся на свободе. Но Рад старательно доел этот не то завтрак, не то обед и сытый и довольный вышел на улицу. Пока ничего не случилось. Но Солт мог подкинуть сюрприз в любой момент.

Немного поразмыслив, направился в ЦУМ. В его мире не было таких больших магазинов. Служба доставки гарантировала исполнение заказа в течение часа после оплаты. Служба рекламы диктовала моду на каждый сезон, месяц и даже день. Каталоги всевозможных товаров, буквально падали на головы потенциальных потребителей. А в этом мире лишь спокойный голос диктора медленно разжёвывал небогатый ассортимент трёхэтажного универмага. И не было заметно, чтобы люди, толпами атакующие прилавки, прислушивались к этому голосу. Рад не стал углубляться далеко, остановившись у входа в отдел «Грампластинки», где двадцатипятилетний парень настойчиво вопрошал молоденькую продавщицу:

— Девушка, голубонька, у вас же была вчера в продаже «АББА»! Ну, я очень прошу, просто умоляю, посмотри, может, где-нибудь под прилавком завалялась одна пластинка? В долгу не останусь.

— Мужчина, — механически отвечала продавщица. — Сколько можно повторять. Нет у нас «АББЫ»! Надо было вчера приходить. А под прилавком теперь у нас ничего не валяется. Даже для себя боимся оставлять. Проверка за проверкой.

— Какая бессердечная! — сокрушался покупатель. — У моей девушки сегодня день рождения. Она обожает этот ансамбль. Ну, что я ещё могу подарить любимой девушке?

— Любимой девушке надо делать покупки на барахолке, а не в магазинах, — подошла другая продавщица.

— Да и так уже на одну барахолку работаю, — махнул рукой парень. — А после обеда не привезут?

— После обеда ожидаем Аллу Пугачёву и Высоцкого, — понизив голос, будто речь шла о великой тайне, сообщила молоденькая продавщица. — Но в очень ограниченном количестве. Аллы Пугачёвой — шведский альбом.

— Спасибо, — вздохнул парень. — Мне нужна «АББА». Пойду искать в другом месте.

— На «Затоне», в «Доме грампластинок», вчера была «АББА», — подсказала пожилая женщина, которая уже полчаса критически осматривала большой, но не пользующийся спросом ассортимент.

— Вчера она и здесь была, — пробурчал парень, отходя от прилавка.

— Девушка, а не могли бы вы мне оставить Пугачёву? — тоже вполголоса обратилась к молоденькой продавщице женщина.

— Что вы! — девушка обречённо махнула рукой и повторилась. — Мы даже себе сейчас боимся оставлять.

Сзади, в отделе бытовой техники, стоял невообразимый шум, сквозь который прорывались откровенные маты. Продавщицы с любопытством смотрели, что там происходит. Рад собрался было подняться на второй этаж в отдел мужской одежды посмотреть, что сейчас рекомендуют носить мужчинам, но вдруг кто-то схватил его за руку. Удивлённо посмотрел на незнакомого парня в сером пиджаке и девушку в синей кофточке.

— Парень, выручи! — торопливо заговорил незнакомец, оттесняя Рада в сторону. — Жена моя двойню родила, уже утонули в пелёнках!

— И чем я могу помочь? — растерялся Рад, избегая умоляющих глаз девушки.

— Стояли в очереди за стиральной машиной, — перешёл на шёпот парень. — А их всего восемь штук выкинули на драку. Нам не хватило. Понимаешь?

— Не понимаю, — искренне огорчился Рад, недоумевая, при чём здесь он и стиральная машина.

— Одну машинку отложили, — пояснил парень. — Помоги, прошу тебя. Десятку не пожалею. Подойдёшь, скажешь, что ты оставил. У жены руки от постирушек красные. Представляешь двойня! А у нас бабушек нет. Мы по распределению сюда приехали. После института.

— А сам почему не попробуешь?

— Да уже засветился, меня сразу разоблачат.

— Мне тоже могут не поверить? — засомневался Рад.

— Ты попробуй, — настаивал парень, протягивая десятку.

— Пожалуйста, — наконец-то подала голос девушка, старательно пряча красные руки в карманах кофточки. — Мы за два часа до открытия пришли. И нам бы хватило, но прямо перед нами ветеран без очереди вклинился. Он ведь тоже, наверняка, для кого-нибудь машинку купил. А мы уже неделю караулим. Хорошо, подружки с детьми соглашаются посидеть. На большее уже ни сил, ни времени нет.

— Хорошо, — согласился растроганный Рад. — Попробую.

И, подталкиваемый новыми знакомыми, прошёл в отдел бытовой техники, где надрывалась пожилая продавщица.

— Сегодня больше ничего не будет! Ни стиральных машинок, ни пылесосов! А эти два холодильника продаются по записи! Ветеранам Отечественной войны!

Но люди не расходились, угрюмо обозревая выставочные образцы. Надежда ещё теплилась в их сердцах.

— Извините, — Рад решительно пробился к продавщице. — Мы машинку оставляли до тринадцати часов.

— Слава богу! — вздохнула женщина. — Может, хоть теперь разойдутся. А то стоят насмерть! Думают, что не выкупят. Да такого ещё не бывало, чтобы не выкупали!

— Машинку-то женщина оставляла, — заметила кассирша, сидящая здесь же за кассой.

Толпа подозрительно воззрилась на самозванца.

— Правильно, — не растерялся Рад. — Мама оставляла, а я приехал. Не ей же тащить?

— Выбивайте, — махнула рукой продавщица, словно давая сигнал на старт.

Рад почувствовал в своей руке деньги, которые незаметно сунул парень. И вскоре положил в карман заработанную десятку. Стиральная машинка со счастливыми хозяевами отъехала на такси. А в отделе бытовой техники закатывала истерику пожилая женщина.

— Я машинку оставляла?! Оставляла!!! Где она?! Где заведующая?!

Рад благоразумно ретировался. Но не успел пробраться к другому выходу, как в динамиках ленивый голос сменился командирским басом.

— Граждане покупатели! Соблюдая порядок, пройдите на выход. При выходе предъявите документы.