Кементарийская орбита

– Почему? – с любопытством поинтересовался я.

– Все эти руды имеют в основном магматическое происхождение, – Алекслав нахмурился, крутя ложку в руках. – Мы-то считали, что вся эта платформа устойчива тектонически. А месторождения, судя по глубине залегания, молодые, примерно соответствующие нашим палеоценовым.

– То есть мы сидим на вулкане? – переспросил я.

– Не так уж все страшно, – геолог скупо улыбнулся. – Я думаю, плато сформировалось около пятидесяти-шестидесяти миллионов лет назад, когда движение материка к полюсу привело к меридиональной складчатости и вытолкнуло наверх сформированный ранее при столкновении платформ кряж. Но наша стоянка находится близко к северо-квосточному краю континентальной плиты, а это горообразование идет в основном в центре северной границы. Сильной сейсмики можно не ждать… Хотя для верности я запрошу у «Семени» спутниковый скан тектоники. Как будто за полгода они много насканируют, – возразил Алекслав сам себе. – А может, месторождения начали формироваться еще с коллизией, а новое горообразование только обнажило их. Посмотрим.

Поленья прогорали, дымя и стреляя искрами. Я израсходовал часть наших запасов воды, чтобы помыть котелок. Дождь в этих местах был редким гостем, Кей-западная брала свое начало от снеговых шапок центральной гряды хребта. Когда мы очутимся на плато, воду придется жестко экономить, подумалось мне. Хорошо, что, согласно плану экспедиции, провести на вершине нам предстоит дня три, не больше.

– Дров не хватит на всю ночь, – заметил я, глядя на догорающие угли. – Принесу-ка я еще сухостоя.

– Вернитесь до темноты, – предупредил Алекслав.

Я покосился на стремительно темнеющее небо. Темнеющее по кементарийским меркам – на Земле оно бы считалось практически ночным.

– У меня есть фонарик.

– Тогда внимательно смотрите под ноги, – проговорил геолог.

– Здесь рукой подать, – сухо ответил я. Мне не казалось, что я настолько неуклюж, чтобы поскальзываться на любом камне.

Хворостины, растущие ближе к костру, я уже обломал. Чтобы собрать вязанку потолще, пришлось продвигаться дальше по выломанному неведомой силой в зарослях проходу.

Фонарик и впрямь оказался кстати. Одно хорошо, местные растения не имели ветвей, о которые можно было бы ободрать лицо или выколоть глаза. Коленчатые стебли ломались с негромким треском.

Наконец вязанка стала достаточно велика, чтобы поддерживать горение костра как минимум несколько часов – так, что мне пришлось обвязать ее веревкой и взвалить на спину. Я неловко развернулся, веревка зацепилась за соседний ствол и соскользнула с моего плеча.

Вполголоса матюгнуться. Наклониться за вязанкой, плечом раздвигая стебли. Застыть удивленно, когда луч фонарика исчез в темном проеме.

Я подошел ближе к скале. Оглядел узкую, словно топором прорубленную расселину.

Проточил ли этот ход ручеек или скала раскололась после одного из тех землетрясений, о которых упоминал Алекслав? Стены были неровными, с выступами черного камня, с вкраплениями прозрачных блесток.

Не в силах справиться с любопытством, я подошел поближе. Скорее всего, блестящие зерна на стенках расселины были обыкновенным кварцем. Впрочем, мне не хватало навыков, чтобы с первого взгляда определить слагающий расселину минерал.

Интересно, глубоко ли вглубь уходит ход? Скалы отстояли друг от друга гораздо шире, чем мои плечи. Я поскреб в затылке. Нашарил в кармашке простенькую «осу», запустил и подбросил вверх.

Шарик дрона завис в воздухе с тихим жужжанием. Я вывел изображение с его камеры на айдим и направил внутрь расселины.

Уже через несколько метров, стоило шарику выскользнуть из подсвечиваемой фонариком зоны, как изображение на панели практически исчезло. «Оса» имела собственный фонарик, однако его мощности не хватало даже, чтобы осветить стенки. Этот дрон предназначался для простейшего визуального осмотра на небольшом расстоянии.

Решительно я направился внутрь расселины, подсвечивая себе путь.

Ход оказался довольно узким, да к тому же еще и извивался в разные стороны. Поверхность под ногами, однако, была неожиданно утоптана, лишь валялись кое-где белые округлые камушки, оплетенные чахлыми побегами особенно неприхотливых хвощелиан. В узкой щели над головой поблескивали яркие звезды.

«Оса» скользила вслед за мной, почти беззвучно гудя. Заряда батареи должно было хватить минут на десять. Я подозвал дрона и заткнул за пояс, решив использовать его, если расщелина сузится.

Ход повернул очередной раз, но все еще оставался вполне проходимым. Правда, камни под ногами лежали теперь особенно густо. Я повел фонарем – и вздрогнул, увидев на стене яркий золотой блеск.

Секунду спустя я рассмеялся, глядя на выступающий из стены желто-блестящий наплыв. Вчера Алекслав уже показывал мне такие выходы «кошкина золота», сопроводив лекцией о свойствах серного колчедана и принципе актуализма применительно к Кементари. Но геолога ярко блестящие кубики откровенно радовали.

Я опустил фонарик между камнями и снял с пояса молоток. Ударил раз, другой, откалывая тонкие пластинки сланца.

Вскоре я приноровился, дело пошло быстрее, и наконец желтый окатыш отделился от стены. С довольным видом я убрал его в сумку для образцов, окинул скалу взглядом победителя.

Еще пара кусков колчедана выступали из стены чуть дальше. А у поворота, где скала выступала каменным горбом, блестели вперемешку кварцевые зерна. Среди них выступали, отблескивая в свете фонарика то желтым, то фиолетовым, четырехугольные пирамидки удивительно правильной формы.

Войдя в раж, я отколол несколько кусков колчедана, затем принялся отбивать от стены кристаллы кварца вместе с загадочными пирамидками. Камни поддавались туго, наконечник молотка вышибал искры. Наконец, когда я уже вспотел от усилий, крупная друза целиком выскочила из стены и едва не рухнула мне на ногу.

Улыбаясь овладевшей мной «золотой лихорадке», я с трудом запихнул добычу в сумку, повесил молоток на пояс и подобрал фонарик. Вытер пот со лба – и так и замер в нелепой позе.

Из-за поворота раздавалось утробное, глухое рычание.

И судя по тембру и громкости рыка, тот, кто его издавал, размерами мог поспорить с разведкатером.

Я вцепился в молоток, как утопающий в спасательный круг. Не знаю, зачем.

Каким идиотом надо быть, чтобы оставить ружье у костра вместе с рюкзаком?

Вспомнив, как Брянцев отогнал гривоносцев с помощью летуна, я выхватил «осу» и швырнул ее за поворот. Зажжужав, крохотный шарик скрылся за выступом.

Все, что успел я рассмотреть – вспыхнувший во тьме алый глаз, и желтый блеск в распахнувшейся пасти. Как мне показалось – величиной с ангар «Семени». Связь с «осой» мгновенно прекратилась.

Я аккуратно попятился к выходу из расселины. Нога зацепилась за один из белых «камушков», я невольно покосился вниз. Дочиста обглоданный череп, судя по размерам, принадлежащий клювокролу, как-то совсем не улучшил моего настроения.

За углом проскребли по камню огромные когти. Из-за поворота высунулась покрытая черным мехом голова величиной с письменный стол. Ослепленно замигала, щелевидные зрачки сузились, ноздри раздулись. Верхняя губа зверя приподнялась, показывая внушительные клыки, будто ножи из ножен, выскользнувшие из углублений в топорообразной нижней челюсти.

– Тихо. Тихо, – выдавил я, лихорадочно вспоминая, что говорил Шолд о повадках динолео.

В холодное время года впадает в спячку, летом охотится на гигахомяков и редко – гривоносцев, с удовольствием отгоняет яваннопардов и бультерамнов от изловленной теми добычи. Не отказывается перекусить семенами травоголосеменных – это не слишком радует, когда зверь весом в две тонны нависает над тобой! В зоне высадки Уэстли обнаружен более мелкий вид, в спячку не впадающий… мать вашу, полцарства за карабин! Смартган! Ракетомет! Дубину, …!