Мятежный дом

- Это сколько? Пятнадцать лет? Двадцать?

- Уверяю тебя, дитя: даже двадцать лет плена лучше, чем глубинная зачистка памяти.

- Можно подумать, вы пробовали то и другое – и можете сравнивать.

- Можно подумать, могу, - жестко ответила женщина. – Мне в юности довелось пережить глубокое сканирование. Я потом год не могла запомнить, где у меня правая рука, а где левая. А с Моро ты и сам знаком.

- Моро? – удивился Дик.

- Он самый, не прикидывайся. Он после того, как его личность перенесли в клона, вообще спятил. Понимаешь, для этой процедуры мозг хозяина сканируют полностью. Считывают все связи – и при этом разрушают. А при помощи другого наношлема в мозгу клона, детском мозгу, эти связи воссоздают с максимальной точностью. Мы, - женщина усмехнулась, - не можем сказать, что именно записано в каждой конкретной цепочке. Но лишь до тех пор, пока эту цепочку не воспроизвели в другом мозгу. Но, несмотря на все усилия сохранить мозг клона чистым, связи в нем все-таки образуются. Хозяин ведь не хочет получить тело, делающее под себя – он тренирует рефлексы клона. Воспрепятствовать образованию зачатков личности невозможно. И вот на эту зачаточную личность обрушиваются воспоминания человека зрелого. Даже старого… Знаешь, мальчик, бывает так, что человек владеет нужной информацией – но извлечь ее уже никак невозможно. Один раз клану потребовалось узнать, что содержится в мозгу умирающего синоби. Он проник туда, куда должен был и добыл требуемую информацию, но не сумел с ней уйти. Он попал к связному смертельно раненым, и все, что тот мог – считать все связи за последние сорок шесть часов. А потом стали искать добровольца для имплантации этой связи… Вызвалась я. Мне было тринадцать лет.

Она не лгала. Такие глаза не лгут. Или за девяносто лет жизнь можно научиться и так лгать?

- Просто странно, что не использовали гема, - проговорил Дик.

- Гем просто не смог бы ничего рассказать об увиденном. Потому что не смог бы понять. Нужен был мозг достаточно юный, но при этом… компетентный. В меру. Информацию записали, я подробно изложила все, что стало отныне частью моей памяти… а потом это стерли.

- И вы год не могли понять, где правая рука, где левая.

- А сны о том, как меня убивают из игольника, и сейчас иногда вижу, - улыбнулась старушка. – За несколько часов кусок чужой памяти стал моей и перезаписался в другой участок. Переживание смерти сильно впечатляет…

Аэша Ли написала пальцем на пыльном полу «впечатление» - знаками «печать» и «образ».

- И если мне с головой хватило сорока шести часов чужой жизни, чтобы целый год чувствовать себя… неуверенно – то понятно, почему каждый пятый из тех, кто переносил в клона свою личность, идет вразнос.

«И эти люди», - подумал Дик, - «удивляются, что мы верим в ад… А сами мучают друг друга как демоны»

- Зачем вы рассказываете мне все это?

- Чтобы ты знал, с кем твоя война.

- Эта война сегодня закончилась. Я не враждую против калек.

- Даже если калеки угрожают твоим близким? Боя, великодушие, за которое расплачиваются другие, может показаться кому-то добродетелью – но не мне…

- Я не сказал, что не убью его, если понадобится. Я сказал, что он мне больше не враг.

- Ну, если речь идет о твоем личном отношении и не более того – то здесь ты волен распорядиться собой как угодно.

- Вы сказали, чем готовы расплатиться со мной. Но чего вы хотите от меня?

- Я же сказала: того же, что и ты сам. Мира с Империей, перестройки экономики, по возможности – освобождения гемов. Просто продолжай в том же духе, а мы поможем.

Дик расставил бы приоритеты иначе, но тут особенно перебирать не приходилось. Он, по правде говоря, чувствовал себя неловко. Он знал, что дьяволу нельзя продавать душу, и готов был отстоять свою любой ценой – но что делать, когда дьявол не хочет твоей души, а вместо этого предлагает свою?

- Но это же… измена.

- Несомненно, - сказала старушка, - если меня – или, скажем, Ройе, поймают за руку, мы будем казнены как изменники. Но сама я смотрю на вещи несколько иначе, боя. Изменой было бы позволить дому Рива погибнуть в безнадежной войне или сгнить на задворках человеческой цивилизации.

И тут Дик понял, что перед ним не дьявол, а просто очень усталая старая женщина.

- Что я должен делать?

- Вернуться к Ройе. Подлечиться. Подучиться. Словом, то, что ты собирался сделать и так. Мы сейчас переправим тебя на экостанцию, как и хотел Ройе. Легенда такая: Шана отошла в туалет, ты решил помочь старушке-фермерше, перенапрягся и потерял сознание, пришел в себя в фермерском глайдере, попросил отвезти себя на экостанцию.

Мне придется начать врать друзьям, с тоской подумал Дик. А ведь раньше я никогда им не врал.

Мало что могло испортить Этану Лееву расположение духа, поскольку оно постоянно пребывало где-то близко к точке замерзания. Поэтому он нисколько не расстроился, когда мальчишка, о котором хлопотал Ройе, попросту не появился на месте встречи. Мальчишки есть мальчишки, глупо ждать от них ответственности, обязательности, исполнительности – ну и прочих качеств, присущих людям взрослым. Леев спокойно выслушал всхлипывающую девчонку, растерянно объяснявшую, что вот он только что здесь был – и куда-то пропал, пожал плечами, сел в свой двухместный скутер и вернулся обратно на экостанцию.

Экостанция представляла собой сплошной силовой купол диаметром в сто метров, питающийся от термальной энергии и ею же обогревающийся. Внутри купола Леев разбил сад, в лучших традициях Вэнь Чжэньхэна и Чэн Юйвэня, а по окружности располагались станции наблюдения, показания которых выводились на монитор в небольшом домике по старинному образцу, где во всех комнатах были настежь распахнуты сёдзи, а над центральной секцией отсутствовала крыша.

Дом стоял в центре сада, чтобы из любой комнаты открывался вид на тот или иной зеленый уголок, и во всем саду не было ни единой прямой дорожки, так что Леев шел к дому, петляя между бамбуковой рощицей и искусственной запрудой, где плавали пятнистые карпы, и потому лишь в последний момент, обогнув причудливой формы морской камень, вкопанный среди пионов, увидел, что на энгаве лежит мальчишка. Подросток. Нескладный, как четырехмесячный щенок. Тот ужасный возраст, когда они, кажется, состоят из одних локтей, коленок, лопаток, ребер и позвонков, и сами не умеют всем этим толком распорядиться.

На мальчишке была зеленая банданна. Значит, тот самый.

У мальчишки не могло быть ключа от прохода в силовом поле. Значит, взломал.

Мне подсунули несовершеннолетнего хулигана.

Что, конечно же, меркнет на фоне того, что вообще-то он несовершеннолетний убийца.

Мальчишка что-то сосредоточенно читал, надвинув на нос визор. Леев поддел визор пальцем и сдвинул мальчишке на лоб.

- Добрый день, юноша.

- Ой, - мальчишка рывком сел, что-то мелькнуло у Лева перед глазами – да нет, не что-то, а флорд. Впрочем, юнец убрал его так же быстро, как вытащил.

- Из… извините, - пробормотал он. – И за это, и за то, что я замок взломал. Но там, снаружи, было так холодно…

- Почему вы просто не дождались меня в назначенном месте? – вздохнул Леев.

- Ну… - парень сглотнул. – Вам говорили, что у меня неважно с сердцем?

Леев наморщил лоб, припоминая. Да, что-то такое Ройе говорил.

- Шана – ну, девушка, которая со мной была – отошла в туалет. Я сидел, ждал, смотрю – какая-то бабка с четырьмя контейнерами возится. Ее сыновья должны были встретить и не встретили – то есть, она сама должна была им написать точное время прибытия и забыла, она вообще не особенно умная. В общем, возится она с этими ящиками, все об нее спотыкаются, ругают…

- И вы решили помочь?

- Да. Потому что даже смотреть противно было. А мне поставили вот это, - мальчишка отдернул рукав и показал браслет-катетер. – Когда у меня сердце слишком частит, эта штука мне что-то впрыскивает. Если ей кажется, что я слишком развоевался, она меня вообще усыпляет. Вот, короче, она подействовала, на меня накатила слабость, а тут к старушке как раз подтянулись ее сыновья, и вроде как из благодарности забрали меня отлежаться на их складе гаса. Я даже спорить с ними не мог, так меня развезло. Вы не знаете, как эта штука снимается?