Страница 6 из 14
– Врать плохо.
– Иногда это нужно для безопасности.
Я молчал. Слава провел рукой по моим волосам, но я ее откинул.
– Мики…
– Нет.
– Послушай…
– Не хочу слушать твои дурацкие истории!
– Я знаю, что тебе страшно. Думаешь, я этого не понимаю? Но мы должны быть осторожны.
– Не должны!
– Существует такая вещь, как родительские права.
– Что это? – Я посмотрел на Славу.
– Это документы, которые разрешают взрослому заботиться о ребенке. И только тот, у кого они есть, может за тебя отвечать. Твои документы – у меня. Но их могут забрать.
– Кто? Почему?
– Органы опеки. Такие семьи, как наша, им не нравятся. Нас никто не убьет, но, чтобы быть вместе, мы должны быть осторожны.
– Мы покажем им, что у нас все хорошо, и они ничего не сделают.
– Мики…
– Я скажу, что люблю вас, и они меня оставят…
– Нет, Мики, им бесполезно что-то говорить! – Он повысил на меня голос.
Я с удивлением посмотрел на него, а он – на меня.
– Просто немного осторожности – и все будет в порядке, – сказал Слава.
– Почему мы должны прятаться, как преступники?
– Я не знаю, – честно ответил он. – Но мы должны.
– Хорошо. – Я произнес это очень тихо, но Слава услышал и кивнул.
Пятьдесят слез
Здесь я хотел бы сделать небольшое отступление, вернуться и рассказать, как зародилось дело всей моей жизни.
Ведь редко так бывает, что обнаруживаешь его всего-то в четыре года.
В три года я выучил буквы, а в четыре – научился писать и читать. Сейчас я понял, что это было еще при жизни мамы, хотя мне всегда казалось, что без нее.
Учить меня читать взялся Слава, и это очень яркое воспоминание. У меня были маленькие книжки, где в стихотворной форме рассказывалось про буквы алфавита. Мы сидели в больничном саду (хотя всю жизнь я думал, что в каком-то парке) – видимо, ждали вестей от мамы или начала часов приема посетителей. У нас была только эта книга на случай, если я заскучаю, и карандаш.
– Давай я научу тебя читать, – вдруг предложил Слава.
Я неохотно согласился, представляя, как сейчас он долго и нудно будет рассказывать про буквы, – но делать все равно было нечего.
Слава открыл книгу на белом форзаце и простым карандашом написал слово по слогам. Затем объяснил, что нужно складывать буквы в слоги, а слоги – в слова. Я сразу догадался, что делать, и прочитал:
– «Ма-ма».
Затем он писал «дя-дя», «Ми-ки», «Сла-ва», а я прочитывал слова еще раньше, чем он успевал их дописать. Когда нам наскучило учиться по обычным словам, мы написали туда: «Ка-тя ду-ра» и «жо-па» (Кати, извините, пожалуйста, ничего личного).
Очень долго эта книга хранилась у меня в шкафу как воспоминание о моих первых литературных успехах, а потом бабушка куда-то сдала ее вместе с жопой и бедной Катей.
Научившись читать, я сразу же начал писать, и не что-то, а книги. Уже к пяти годам у меня была стопка из десяти сорокавосьмилистовых тетрадей, исписанных моими мемуарами. Читать свои шедевры я заставлял Славу и Льва, они вежливо кивали и говорили, что я молодец. Но мои чутье и эмпатия подсказывали, что пишу я посредственно и до гениальности мне далеко.
Поэтому я много писал и однажды сочинил сказку.
«Жил-был король…» – так начиналась эта сказка. Пока не гениально, но сейчас начнется.
«…Он правил Четырехдевятым Королевством и славился тем, что был очень жадным. Все его вещи были сделаны из золота, в его спальне были золотые стены, пол и потолок, а вместо кровати он спал на деньгах.
У короля был сын. Когда мальчику исполнилось десять лет, у него открылся удивительный дар: когда он плакал, его слезы превращались в золото. Узнав об этом, король решил, что хочет украсить свою корону пятьюдесятью золотыми слезинками, и велел слугам доводить сына до слез до тех пор, пока он не выплачет все пятьдесят слезинок.
Днями и ночами мальчика били розгами, собирая все слезы с его лица. Но на второй день он привык к боли и перестал плакать. Слуги всеми силами пытались заставить его зарыдать снова, но ничего не помогало. Кухарка даже принесла с кухни лук, но и это не сработало. Тогда король приказал:
– Приведите его мать и зарежьте у него на глазах.
Слуги были в ужасе, но приказ есть приказ. Поздно вечером они привели мать к мальчику в комнату и убили ее.
Тогда он снова заплакал от горя. Слуги обрадовались и принялись заново собирать его слезы. Но когда их общее число достигло сорока девяти, мальчик вдруг снова перестал плакать. Все были в отчаянии – ведь недоставало всего одной слезинки!
Как они ни старались дальше вызвать слезы у мальчика, больше ничего не срабатывало. Тогда слуги позвали короля, а он велел привести врача, чтобы тот объяснил, почему его сын больше не может плакать.
Врач осмотрел мальчика и сказал:
– У него просто кончились слезы. Он никогда больше не заплачет.
Поняв, что не сможет украсить корону слезами своего сына, король так расстроился, что от собственной жадности и жестокости заплакал сам. По его щеке скатилась слеза. Пятидесятая.
Но она не превратилась в золото».
Когда Слава прочитал эту сказку, он долго молчал. Закрыл тетрадь и молчал. Я подумал, что что-то не так, что получилось плохо.
– Ты сам это написал? – наконец спросил он.
Я не знал, стоит ли признаваться. А вдруг что-то все-таки не так?
– Ну да… – неуверенно произнес я.
Он смотрел на меня очень серьезно.
– Это замечательно. У тебя талант.
Я разулыбался.
– Какой?
– Пожалуй, один из самых мощных, – ответил он. – Если не забросишь, сможешь делать людей самыми счастливыми и самыми несчастными, используя только слово.
– Вау… – выдохнул я.
Когда сказку прочитал Лев, он лишь сказал:
– Я уже представляю, как мы будем объясняться с детским психологом. – И, наткнувшись на мой непонимающий взгляд, добавил: – Написано правда очень хорошо.
Талант… Звучало круто. Конечно, я не собирался ничего забрасывать и уже видел, как книги с моим именем стоят на полках в магазинах. Именно тогда на вопрос «Кем ты хочешь стать?» я начал отвечать: «Писателем», – и этот ответ по сей день остался прежним.
Но все-таки, бывало, я отказывался от своего таланта. Это стало случаться, когда я пошел в школу.
Однако перед школой случилось еще много всего. Например, я начал называть Славу папой. Тут нет никакой особенной истории: я проснулся утром и сразу его так назвал. Словно просто настал нужный момент.
А еще перед школой случился важный разговор. Пожалуй, один из самых важных за все время.
В тот раз между комнатами даже не закрывались двери. Слава и Лев сидели в зале и вроде бы говорили о чем-то обыденном, как вдруг Слава сказал:
– Ему в следующем году в школу.
– Да, я помню, – ответил Лев. – И что?
– Тебе не кажется, что надо валить?
– Куда валить?
– Желательно туда, где не принято бить людей. То есть подальше от этой страны.
Лев неприятно усмехнулся.
– Ты что, издеваешься?
– Разве?
– Почему ты говоришь об этом сейчас? Мы что, соберемся и уедем за полгода? Такие вещи годами решаются.
– Хорошо, – согласился Слава. – Давай начнем решать это с сегодняшнего дня. И как все решим – уедем.
Лев помолчал. Потом сказал очень четко:
– Я никуда не поеду.
– Почему?
– Это ты свободный художник, который может болтаться в любой точке планеты и ни от чего не зависеть. А я – врач. Кому я там нужен со своим совковым образованием? Их медицина на полвека опережает нашу.
– Ничего, научишься, – ответил Слава. – Зато саморазвитие, станешь умнее.
– Я тебе сказал: я никуда не поеду.
Слава хмыкнул.
– Тогда зачем ты говоришь, что такие вещи надо решать заранее, если не собираешься решать их вообще? Так бы сразу и сказал, что ты трус и на ребенка тебе плевать.
– Мне не плевать на него.