Далеко от яблони

На пороге стояла Лорен.

– Можно я посижу у тебя немного? – спросила она, когда Майя открыла.

– Конечно.

В какой-то момент – Майя затруднилась бы сказать, в какой именно, – характер их общения изменился. От шуток и заливистого смеха сестры перешли к шепоту, которым поверяли друг другу секреты, потом стали переговариваться короткими предложениями, а теперь и вовсе ограничивались одно-двухсложными ответами. Тринадцатимесячная разница в возрасте развела их по разные стороны, точно река, и с каждым днем дистанция лишь возрастала.

Майя всегда знала, что ее удочерили. В семье, где все сплошь рыжие, это очевидно. В детстве вместо сказки на ночь мама рассказывала Майе историю о том, как ее принесли домой из больницы. Разумеется, девочка слышала эту историю тысячекратно и все равно снова и снова просила повторить. Мама была хорошей рассказчицей (во время учебы в колледже она работала диджеем на радио), разыгрывала сцену в лицах и широко жестикулировала, изображая, как страшно им было в первый раз класть малышку на сиденье автомобиля и как они скупили в местном универмаге практически всю партию антибактериального геля для рук.

Но больше всего Майя любила окончание этой истории. «И тогда, – говорила мама, заботливо подтыкая одеяло и расправляя складки, – ты стала жить с нами, и наш дом стал твоим».

Поначалу вроде бы не имело значения, что Майя – приемная дочь, а Лорен – родная. Они сестры, и все. Но другие дети объяснили ей разницу. Другие дети были теми еще засранцами.

«Родители наверняка не стали бы тебя удочерять, если бы Лорен родилась первой, – в третьем классе заявила за обедом лучшая подружка Майи, Эмили Уитмор. – Лорен – их биологический ребенок, – она произнесла это слово, явно повторяя чью-то интонацию, – а ты – нет. Это просто факты». Майя до сих пор помнила лицо Эмили, когда та излагала ей «факты», помнила свое острое желание заехать кулаком – худеньким кулаком восьмилетки – прямо в самодовольную физиономию подруги. В тот год Эмили просто пучило от стремления высказывать правду; возможно, именно поэтому в старших классах похвастаться большим количеством друзей она не могла. (При этом физиономия Эмили оставалась такой же самодовольной, и Майе все так же хотелось по ней треснуть.)

Тем не менее в одном Эмили была права: через три месяца после появления в семье Майи мама узнала, что беременна Лорен. До этого супруги почти десять лет пытались завести хотя бы одного ребенка, а судьба подарила им двоих. То есть Майя не назвала бы это подарком.

«Которую из вас удочерили?» – иногда спрашивали их с Лорен, и обе в ответ лишь растерянно моргали. Сперва они не понимали, в чем соль шутки, однако до Майи смысл дошел гораздо быстрее, чем до сестры. Оно и понятно: только она, Майя, отличалась внешностью от прочих членов семьи, только у нее не было молочно-белой кожи, веснушек и янтарно-рыжих кудрей, и только ее темные волосы пятном выделялись на всех семейных фото, развешанных по обе стороны широкой лестницы.

Слушая родительскую грызню, Майя иногда представляла себе, как поджигает дом. В воображении обильнее всего она поливала бензином именно эти фотографии.

К пяти годам Майя поняла, что она не такая, как все. В детском саду, после избрания «Звездочкой недели», дети засыпали победительницу вопросами: почему ее удочерили, где ее «настоящая мама» и не отдала ли та Майю потому, что она плохая девочка. Никто не спросил про домашнего питомца, черепашку по кличке Торопыга или про любимый плед – тот, что связала для нее прабабушка Нони. Майя потом расплакалась – ответов на вопросы она не знала.

При всем том родителей она любила, и до того отчаянно, что порой сама страшилась своей любви.

Время от времени ей снились те, кто от нее отказался. Во сне Майя убегала от безликих темноволосых фигур, которые тянули к ней руки. Сбежать удавалось с неимоверным трудом, и она просыпалась в холодном поту. Ее родители – не считая выпивки, скандалов и тягостно-взрослых проблем с ремонтом кухни и выплатами по закладным, – были хорошими людьми. Очень хорошими. И любили Майю искренне и всем сердцем. И все же она замечала, что книжки о воспитании, которые читают мама с папой, посвящены исключительно приемным детям, а не кровным. Родители тратили такое количество времени на то, чтобы обеспечить ей нормальную жизнь, что Майе иногда казалось, будто она какая угодно, только не нормальная.

Она освободила место на кровати для сестры. Потом спросила:

– Что делаешь?

– Математику, – ответила Лорен. В математике она была полный ноль, по крайней мере, по сравнению с Майей. В школе Лорен училась на класс младше, однако по курсу математики Майя обогнала сестру на три года. – А ты?

Майя лишь неопределенно махнула рукой в сторону ноутбука.

– Сочинение пишу.

– А-а.

Справедливости ради стоит сказать, что Майя действительно писала сочинение, хоть и не в эту самую минуту. Она писала его уже целую неделю и на три дня опаздывала со сдачей. Впрочем, Майя знала, что учительница, как всегда, сделает ей поблажку. Учителя ее любили. Майя веревки из них вила и умудрялась зарабатывать дополнительные баллы, не прилагая к этому никаких усилий. И вообще, едва ли мир, затаив дыхание, ждет очередного опуса о значении словесных образов в «Антологии Спун-Ривер»[2].

Вместо этого Майя переписывалась с Клер.

Клер пришла в их школу в марте. У Майи до сих пор перед глазами картина: Клер шагает по школьному двору с рюкзаком, перекинутым через одно плечо, а не через оба, как у всех остальных. Майе новенькая сразу понравилась.

Ей нравилось, что лак на ногтях Клер всегда – постоянно – облуплен, зато из прически не выбивается ни один волосок. Нравилось, что та носит разные носки и при этом – наикрутейшие ботинки. (Майя завидущими глазами смотрела на «мартинсы» Клер и бесилась из-за того, что у нее самой нога на два размера больше.)

Ей нравилось чувствовать ладонь Клер в своей ладони – какой восхитительно, потрясающе нежной иногда бывала кожа Клер, ничего нежнее этого Майя за всю жизнь не касалась. Она любила смех Клер (глубокий, грудной и, честно говоря, похожий на гогот гусыни, которую душат), и губы Клер, и то, как Клер гладит ее по волосам, обращаясь с ней как с драгоценностью.

Майе нравилось сознавать, что она потратила целую вечность, пытаясь вписаться в окружающую действительность, но как только в ее жизни появилась Клер, все сразу встало на свои места, словно девушкам после долгих поисков было предназначено встретить друг друга.

Родители Майи, уж конечно, не древние динозавры, к сексуальным предпочтениям дочери относились спокойно. Точнее, даже гордились этим. Более того, папа приклеил на стекло автомобиля стикер с изображением радуги. У соседей этот поступок вызвал неоднозначную реакцию, и Майе пришлось тактично объяснить отцу, что радужный стикер, как правило, наклеивает тот, кто сам является геем, и, возможно, соседи просто неправильно его поняли.

И все равно это был приятный жест. Родители пожертвовали деньги в фонд РСДЛГ[3], а еще Майя с папой поучаствовали в символическом забеге на десять километров. В этой сфере Майя получала всю необходимую поддержку и была за это благодарна. Правда, изредка ей приходило в голову, что лучше бы мама и папа поменьше внимания уделяли ее личным отношениям и побольше – своим.

В доме хлопнула дверь, Лорен вздрогнула. Не сильно, однако Майя успела это заметить.

«Ты вообще дочерей своих хоть когда-нибудь видишь?»

«Да как ты смеешь меня упрекать!»

«Ты даже не поинтересовался у Майи насчет…»

Сестры переглянулись.

– От той девушки что-нибудь приходило? – помедлив, спросила Лорен.

– Нет, – покачала головой Майя.

Накануне вечером родители усадили ее за стол – впервые за несколько месяцев они не пытались вцепиться друг другу в глотки, находясь дома вместе, – и сообщили об этой Грейс, единоутробной сестре Майи, которая живет с приемными родителями в двадцати минутах езды от них. Как явствовало из рассказа, Грейс только сейчас начала задавать вопросы о своей биологической семье. Вдобавок, сказали Майе, у них есть еще и единоутробный брат по имени Хоакин, но никто не знает, где он и что с ним – парень вроде как потерялся, точно связка ключей, оставленная не на своем месте. «Ты позволишь дать Грейс твой адрес электронной почты?» – спросил папа. «Да пожалуйста», – пожала плечами Майя.

2

«Антология Спун-Ривер» (Spoon River Anthology, 1915) – поэтический сборник эпитафий, повествующих о судьбах жителей провинциального городка. Автор – американский писатель Эдгар Ли Мастерс (1868–1950).

3

РСДЛГ – «Родители, семьи и друзья лесбиянок и геев» (англ. PFLAG – Parents, Families, and Friends of Lesbians and Gays), некоммерческая организация, объединяющая членов семей лесбиянок, геев, бисексуалов, транссексуалов, а также их друзей. РСДЛГ имеет более 500 филиалов и около 200 тысяч членов и сторонников в Соединенных Штатах и 11 других странах. Национальный офис расположен в Вашингтоне.