Страница 8 из 14
Как будто бы салат может так просто нейтрализовать вес, набранный из-за приема лекарств.
Как будто бы корень всех моих проблем таится в недостаточной дисциплинированности.
Как будто беспокойство по поводу веса не добавляет мне грустных мыслей, которых у меня и без того предостаточно.
Я переоделся в спортивную форму (черные шорты из легкой ткани и красную футболку команды школы Чейпел-Хилл по американскому футболу) и побежал на разминку. Я успел к самому концу приседаний, и теперь нам предстояло бегать по кругу в течение пяти минут.
На третьем круге со мной поравнялся Чип Кузумано.
– Привет, Да, – сказал он.
Мы были в стенах школы Чейпел-Хилл, в которой насаждалась политика нулевой толерантности в отношении травли, так что он не мог добавить второй слог и назвать меня Даше.
Я побежал быстрее, Чип не отставал, но по крайней мере он больше не улыбался.
– Я только хотел предупредить, что у тебя расстегнута молния. Не хотел портить тебе рюкзак.
– Как скажешь. По крайней мере выхлопные яички ты туда не спрячешь.
– И мне очень жаль по поводу твоего велика. Правда.
Я почти ему поверил.
Почти.
В отличие от остальных игр с сеткой, которые были организованы весьма бессистемно, в волейболе нас разделили на команды. Тренер Фортес решил, что играть мы будем по турнирной схеме. Выбывать никто не будет, но команда, которая наберет наибольшее количество очков, получит дополнительные баллы.
Я не понимал, какой смысл давать победителям дополнительные баллы, если они, согласно статистике, скорее всего ребята спортивного склада, а значит, дополнительные баллы им так и так не понадобятся.
В общем, я – это я, и я просто не мог не оказаться в одной команде с Толстячком Болджером, что дало ему еще больше поводов для шуток в духе: «Смотри, что это летит тебе в лицо! Всего лишь мяч, а уж ты надеялся!»
Ну, я же уже говорил. По крайней мере, он предсказуем.
Трент подал первым (он всегда подавал первым), и мы начали отбивать мяч, ставить блоки, гасить, а я старался не попадаться под руку Тренту, потому что в волейбол он играл весьма яростно, а особенно неистовствовал потому, что мы играли против команды Чипа. Несмотря на то что они были лучшими друзьями, Чип и Трент воевали друг против друга, как два Психически Неуравновешенных Вулкана, когда оказывались в командах соперников.
Этого я вообще не понимаю. Если бы у меня был лучший друг (Джаване – моя самая близкая подружка, но нас даже с натяжкой нельзя назвать лучшими друзьями), мы бы всегда играли за одну команду. Не в прямом смысле, как в играх с сеткой. Я был бы счастлив его или ее победе даже в случае своего проигрыша, и наоборот.
Толстячок локтем отодвинул меня с дороги, чтобы спасовать Крейгу, стоявшему ближе к сетке, и тот в свою очередь загасил.
– Действуй по схеме, Келлнер! – заорал тренер Фортес.
Я и действовал по схеме. Просто у Толстячка Болджера, похоже, была своя версия этой схемы.
Когда в следующий раз мяч полетел в моем направлении, я встал прямо под него, свел воедино локти и отбил.
Но, вместо того чтобы полететь вверх, мяч выстрелил вперед и попал прямо в затылок Крейгу.
Для игр с сеткой это просто ужасная ситуация.
Поднимая с пола мяч, Крейг повернулся и посмотрел на меня.
– Извини.
Крейг пожал плечами и под сеткой перекинул мяч Чипу, который должен был подавать следующим.
– Смотри, куда бьешь, – сказал Трент. – Террорист.
Это не первый раз, когда меня назвали террористом. Такое случалось не часто (ни один учитель, услышав это слово, дело так просто не оставит), но школа есть школа, а я парень со среднеазиатскими корнями, хотя родился и вырос в Портленде.
Меня это не сильно беспокоит.
Правда.
То есть Чайное Даше я воспринимаю куда хуже.
Слово «террорист» настолько нелепо, что его можно легко сбросить со счетов.
Мама всегда говорит, что такие шутки ее не волнуют, потому что персы физически не могут быть террористами. Ни один перс не способен встать рано утром, чтобы что-нибудь подорвать.
Я знаю, она так говорит, потому что на самом деле подобные слова ее беспокоят. Но когда можно немного посмеяться над собой, становится легче. Тогда, что бы ни сказал скучный хоббит вроде Толстячка Болджера, это не так-то важно. Мы ведь уже сами про это пошутили.
Правда, боюсь, такие шутки все же меня тревожили.
Но разве что немножко.
Норма взаимодействия
– Привет, сын. Что с твоим рюкзаком?
Я сунул тетради на заднее сиденье «ауди» и сел вперед.
– Разрушение поля структурной целостности.
Папа рассмеялся над отсылкой к «Звездному пути», а также потому, что его желание наконец исполнится. Он весь семестр донимал меня, что мне необходим новый рюкзак.
– Хорошо, что оно произошло в школе, а не в аэропорту.
– Чип Кузумано не мог бы оказаться в аэропорту и порвать его. – Я рассказал, как все случилось, и папа уже в середине рассказа начал качать головой.
– Тебе нужно было всего лишь дать ему отпор.
– Я и дал. Но он не слушал.
– Он все это делает только потому, что знает, что тебя легко задеть.
Я задумался, не поэтому ли отец ведет себя со мной именно так, а не иначе. Потому что знает, что точно меня заденет.
С тех пор как мой велосипед был исключен из активного обращения, я каждое утро добирался до школы на автобусе, а днем папа подвозил меня на работу в «Чайный рай». Его расписание было куда более гибким, чем у мамы.
Я думаю, мы с папой так ладим (хотя не то чтобы ладили мы так уж хорошо), потому что вижу я его редко. Утром – школа, до вечера – работа. А когда мы все-таки оказываемся рядом, мы обычно ужинаем (а значит, рядом мама и Лале, которые служат неплохим буфером информации) или смотрим «Звездный путь», а это вообще святое.
Дополнительное время в пути нарушало нашу тщательно откалиброванную норму взаимодействия.
При этом ездить в папином «ауди» мне очень нравилось.
Просто я не мог ему об этом сказать.
Отец пожал плечами, ожидая момента, когда освободится место, чтобы отъехать от тротуара.
– Все будет хорошо, – сказал он. – По возвращении мы купим тебе новый. Я уверен, что с Чипом у вас просто вышло недопонимание.
Стивен Келлнер явно не понимал моего социального статуса в школе Чейпел-Хилл. Ему никогда не приходилось иметь дело с такими, как Толстячок Болджер и Циприан Кузумано.
Стивен Келлнер был просто Образцом Тевтонской Мужественности.
– Я записал нас с тобой к парикмахеру. – С парковки он свернул направо в сторону торгового центра «Шоппс» в Фэйрвью-Корте.
На работу мне сегодня было не нужно: мистер Апатан дал мне неделю отпуска для подготовки к поездке. Но именно там папа обычно подстригался.
– Ну, – произнес я, – мне и так неплохо.
– Тебе нужно подстричься. – Папа помахал рукой вверх-вниз, указывая на меня. – Это уже никуда не годится.
– А мне нравится. И не такие уж они и длинные.
– Они почти такой же длины, как у твоей сестры. Какой пример ты ей подаешь?
– Неправда.
Ну то есть формально, может, так и было, потому что у меня голова побольше головы Лале будет, но в пропорции мои волосы все же короче.
– Можно хотя бы просто концы подрезать.
– Пап, это мои волосы, – запротестовал я. – Почему тебе до них вообще есть дело?
– Потому что это смешно. Ты никогда не задумывался, что к тебе никто так сильно не цеплялся бы, если бы ты не был таким…
Папина челюсть ходила вперед-назад.
– Каким, пап?
Но он не ответил.
Что ему было сказать?
Пока его стригли, я ждал в машине.
Не мог находиться с ним в одном помещении. Думаю, он тоже не жаждал сидеть в одном помещении со мной.
Когда мы приехали домой, он пулей помчался в свой кабинет на втором этаже, не произнеся ни слова. Я положил свой выведенный из эксплуатации рюкзак на кухонный стол и налил в чайник фильтрованную воду из кувшина. Я всегда использую фильтрованную воду – она вкуснее воды из-под крана, – несмотря на то что Стивен Келлнер любит повторять, что это излишество: держать на кухне кувшин с фильтрованной водой, когда в холодильнике уже есть встроенная функция фильтрации.