Страница 6 из 16
Электропоезд лежал, на склоне чего-то большого, упершись головным вагоном в дно, и к счастью, покоился он словно влитой.
Непонятная уверенность в этом взялась неизвестно откуда, но Павел решил довериться чутью и стал спокойнее. – Катастроф больше не будет, – решил он.
Теперь следовало дойти, то есть подняться к концу поезда, который резко забирал вверх, а там можно и осмотреться. Выбора не было, и это была единственная доступная и видимая самая высокая точка в этом странном месте.
Было жарко, и тут он совершил очередное открытие – ветра, даже намека на него – маленького ветерка, не было за все это время ни разу.
Только его громкое пыхтение да тяжелые выдохи иногда освежали открытый треугольник у шеи. Павел расстегнул несколько пуговиц, но фирменный костюм снимать передумал. Тут, где все было чужим, добротный, сидевший по его фигуре пиджак с шевроном и погонами в секунды стал самой родной вещью и он боялся даже думать об этом.
Решил, что оттуда свысока можно будет определить, где он и в каком направлении двигаться. Сделал первые шаги в направлении высокой цели. Двинулся осторожно. Также по краю вагона, стараясь зацепиться за ребра. Как он был благодарен конструкторам, которые по только известной им причине их предусмотрели. Одно ногой он старался ступать на резиновый пояс, который опоясывал вагон. Так он чувствовал себя спокойнее – поскользнуться на резине было маловероятно. Что – то в темноте блеснуло, – Номер поезда, – определил он.
Он тут же про себя воспроизвел его, ведь знал наизусть – 2115. Во времени он уже не ориентировался. Счет был потерян, как только он потерял сознание и сколько он здесь находится, Павел даже не мог предположить, поэтому этот вопрос он оставил без ответа и забыл.
Казалось бы, небольшое путешествие давалось крайне нелегко, с трудом. Вагоны все круче и круче забирали вверх. Последние стояли чуть не вертикально, градус наклона был крут, и ему пришлось опуститься на четвереньки, а поскольку использовать поврежденную руку он пока не мог, точек опоры было всего три. Так он и полз на трех лапах.
Пока продолжался его первый большой поход он, поглядывая по сторонам, понял, что поезд лежит на гигантской куче местами утрамбованного хлама. Лишних вопросов он себе не задавал, так как ответов не было, и узнавал все в ходе разведки боем. Как во время этой вылазки.
Вот и последняя железная коробка, которая за время эксплуатации перевезла миллион, а может быть и гораздо больше пассажиров. В ней целовались, дрались, блевали и делали друг другу колкие замечания. Сейчас же ее торец должен был стать капитанским мостиком, той бочкой на грот – мачте корабля из которой торчит нос впередсмотрящего юнги, который до рези в глазах смотрит в синюю даль и тренируется про себя прокричать, – «Земляяяя!».
На этих мыслях он почувствовал, как с его лица одна за другой, скатываются крупные капли горячего пота. Выделения потовых желез ощутимо катились между волосами, пересекали лоб и капали с подбородка. Он взмок полностью.
На слабых ногах, боясь оступиться и быстро проделать обратный путь с заведомо прискорбным результатом – можно было переломать целые руки и ноги – он медленно, нащупав пальцами ног места, на которые можно опереться, привстал, убедился, что падение ему не угрожает, поднял голову и выругался быстрее, чем осознал, что увидел.
Картина не укладывалась в голове. Апокалипсис или его фрагмент. В металлической синеве хаотично лежали разбитые и покореженные поезда. Десять, пятнадцать, а может быть и больше.
Изломанные линии, вырванные с мясом колесные пары, оторванные вагоны, пассажирские и грузовые, – И откуда они здесь взялись? – локомотивы с большой силой раскиданы на огромной территории, словно в детской комнате только что закончилась бесконтрольная игра.
Он всматривался в мертвый пейзаж, но его ничто не нарушало: ни звука, ни малейшего движения. Вагоны, вагоны, вагоны. Вагоны везде. Вагоны повсюду. Металлические и деревянные, так называемые «теплушки». С разорванными боками, раздавленные, без стекол, лежащие вверх колесными парами и на боку.
Путь, которым они попали сюда, похоже, был ему знаком на личном и весьма болезненном опыте, – Павел погладил больную руку. Получить такие повреждения можно было, только рухнув с приличной высоты. Он немного разбирался в моделях и видел, что груда металла неоднородна.
В свалке относительно современных электропоездов видны, оторванные от огромных – с человеческий рост – железных колес рычаги, которыми приводись в движение старые черные паровозы с неизменной красной звездой на котле.
Сейчас эти рычаги, изогнувшись, торчали вверх как будто сдох гигантский представитель саранчи и лапки мертвого насекомого выгнулись вверх. Определить возраст паровозов с такого расстояния было не возможно. Но он готов был поспорить, что многие из них колесили по дорогам России еще до революции, а некоторые попали в СССР в качестве трофеев по итогам Второй мировой войны.
Картина породила еще большее количество вопросов, ответа на которые все не было. В голове выстраивались догадки. До тех пор пока нечто внутри не решило, что пора в обратный путь. Все это время он стоял, замерев, вытянувшись как струна и от напряжения заныло тело.
Павел произнес в пустоту, – Да, пора вниз.
Как известно, забраться на дерево во много раз проще, нежели спуститься с него. В подобную ловушку в своем детстве попадал практически каждый мальчишка. Почему – то ветки дерева не приспособлены для спуска вниз и легкий путь наверх оборачивался крайне неприятной вещью. Именно в это время получалось наибольшее количество ссадин, царапин и синяков.
Здесь было не легче. Назад вела абсолютно ровная железная дорога под заметным уклоном. Вновь пришлось опуститься на колени и чтобы сохранить центр тяжести пятиться назад, ощупывая ногами дорогу. Можно было конечно рискнуть и спрыгнуть в мусор, но боязнь утонуть и захлебнуться в нем заставила отказаться от этой идеи.
Возвращаться может это и будет намного дольше все-таки лучше проверенным путем. Путь к подножию горы хлама из-за повышенной осторожности занимал все больше и больше времени.
После четвертого вагона навалилась такая слабость, что мелькнула предательская мысль отпустить руки и кубарем скатиться вниз, а там будь, что будет. Но жажда жизни не позволила это сделать. Вопреки всему происходящему жить хотелось так же, как и всегда. Жизнь хотелось выбрать до последней минуты, которую отвел кто – то сверху.
Чем ближе был к основанию горы тем, тоньше становился слой отходов. Первый вагон возвышался над полигоном метра на полтора. Здесь другого выхода не было, и прыжок вниз состоялся сразу, потому что прикидывать, выверять и ждать не было сил.
Прыгнул и охнул от боли, которая прорезала руку и словно эхо отозвалась во всем побитом теле. Сделал несколько шагов, кинул сумку среди картонных коробок – тут их лежала целая куча, и, продавив их, завалился на бок. Спать.
Кто-то неведомый внутри подсказал, что сейчас на поверхности ночь. Тяжелый сон быстро и незаметно выдернул из полутьмы подземного хранилища отходов в полную тьму. В тот крепкий сон, когда не снятся сны.