Улыбка гусара

Именно в этот миг мне и вспомнилось одно заклинание. Светлое. До отвращения светлое, и абсолютно идиотское. Сангрени демонстрировала мне его в качестве наглядной иллюстрации непроходимой тупости отдельных представителей рода человеческого. Должен признаться, в тот раз я с ней полностью согласился. Был в древности один храм, посвященный богине исцеления, жрицы которой разработали и практиковали это заклинание. Долго он не простоял, но заклятье, в качестве забавного курьеза вошло в некоторые магические книги.

Заклятье это было довольно просто, требовало самый минимум магических сил и позволяло исцелять ВСЕ. Не «почти все», как некоторые из высших заклинаний света, о которых я пару раз читал, и не «все, кроме…» (длинный список прилагается), а именно все. Старость, болезни, ранения любой степени тяжести, врожденное слабоумие и магические проклятья… Пара мгновений, — и пациент становился абсолютно здоровым молодым человеком в самом расцвете сил и красоты, даже если с рождения его рожей можно было ворон распугивать.

Вот только… Болезни никуда не девались. Все проблемы, в полном объеме просто переходили к целителю, произносящему заклятье. Поскольку целителем мог быть только тот, кто обладал изрядным магическим даром, а одаренных людей вообще не так-то много, да к тому же нам всем свойственен изрядный эгоизм, неудивительно, что заклинание это вскоре попало в разряд курьезов. Все идиоты, что его практиковали, вымерли от полученных от пациентов болезней, которые как оказалось, после переноса чрезвычайно тяжело поддавались магическому лечению, а новых не нашлось. В общем-то поэтому я о нем и запамятовал.

Однако, в данном случае… Почему бы и нет? Моя вампирская регенерация должна довольно легко устранить все эти повреждения, даже без участия магии, боль я перетерплю, — благо не впервой, да и, невыносимая для человека, мне она не должна быть уж настолько страшна, а она будет жить нормальной жизнью. Разумеется, было бы куда лучше сбросить все это на маньяка, но увы, — заклинание предусматривает абсолютную добровольность принятия на себя чужой болезни. К нему даже шантажом принудить невозможно. Вздохнув, и страдальчески морщась в предвкушении неприятной — мягко выражаясь, процедуры, я принялся раздеваться, чтобы не перепачкать одежду кровью.

— Граф, что это с вами? — удивилась подобному поведению Элен, с изрядным изумлением наблюдавшая эту сцену. — К чему этот стриптиз?

— Исцелять буду. — Я поморщился. — Подержи, — я передал ей брюки и рубашку, и оставшись в одних трусах решил что этого будет довольно. Ну, перемажу их кровью естественно, но не ходить же обнаженным в присутствии дамы, с которой даже еще ни разу не переспал? Не комильфо это…

Еще раз вздохнув, я положил руку на длинный разрез, идущий вдоль позвоночника, из которого виднелись края остистых отростков, и быстро, чтобы не передумать, произнес заклятье.

— М-мать! … … маньяк…, … его … в … с тройным проворотом! Как больно-то! Забывшись от боли, я даже совершенно непроизвольно отпустил малый ахтырский загиб, совершенно не подумав о присутствии здесь девушки. Впрочем, бросившаяся к моему скорчившемуся на полу телу, Элен не обратила на это никакого внимания.

Фух!!! Включившаяся на максимум регенерация стремительно устраняла возникшие в организме повреждения. Пальцы на руках отрастали, и возникшая нестерпимая боль в паху тоже постепенно сходила на нет. Мда… если мне так больно, при всей моей вампирской малочувствительности, то каково было ей? Ладно… С трудом разогнувшись, я посмотрел на абсолютно здоровую девочку, удивленно глядящую на меня со стола. Оно того все же стоило!

— Что это? — она казалось, никак не могла понять что боли больше не будет.

— Займись ею. — Кивнул я Элен, указывая на девочку. — Я сейчас приду в норму, — и, пошатываясь, — все же досталось мне преизрядно, отошел в уголок. Регенерации требовалось около минуты, чтобы привести мое тело в порядок. Да… Пулевые ранения восстанавливаются куда проще.

Немного придя в себя, смыв выступившую кровь из стоящего в углу умывальника, похоже специально для этого и предназначенного, и насухо вытеревшись обнаружившимся в неприметном шкафчике полотенцем, я начал одеваться, бросая злобные взгляды на стоящего у дверей, под полным контролем Чумы маньяка. Теперь у меня к нему еще и личный счет образовался. Трусы, целиком пропитавшиеся кровью, пришлось выбросить.

— Её зовут Алина. — После того как я пришел в себя и оделся, обратилась ко мне Элен. — Он держал её уже вторые сутки. Знаешь, подобные воспоминания — вовсе не те, что нужны молоденьким девочкам. — Она со значением посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на абсолютно целую, но заплаканную девчушку, забившуюся в самый дальний угол, и бросающий на Вильяма полные ужаса взгляды.

— Согласен. — Я кивнул, и взглянул в серые глаза подростка. — Спи. Все хорошо… — Воля человека не может противостоять воздействию вампира.

— Сейчас тебе принесут одежду… — Чума, озаботься! Да можешь оставить этого недоноска. Никуда он не денется, я уже в норме.

— Итак, сейчас тебе принесут одежду… — О, уже? Чума, молодец! — Ты оденешься, — да, так, одевайся… Умница! — Надо же, она даже пребывая в трансе способна на некоторую самостоятельность. Явно нетривиальная девчушка. И вот её эта сволочь едва не запытал?

— Вот, молодец… Секундочку. — Взяв девушку в охапку, я выпрыгнул в окно, благо оно уже было выбито телом Джармена, и оказался у задней стены клуба. Кстати, означенного тела в пределах видимости не обнаружилось. Уполз, видимо болезный… ну и черт с ним.

— Теперь, ты, не просыпаясь, пойдешь домой. Ты помнишь, где твой дом? — задавая вопрос, я одновременно плел простенькое заклинание призрачного телохранителя. От серьезных магических атак он, конечно, защитить не сможет, но кто здесь, кроме меня здесь на такое способен? А вот от недобрых людей, наподобие того же Вильяма и неприятных случайностей, защитит без особого труда. Отныне ей можно без опасений гулять по вечерам, переходить дорогу в неположенном месте, и не опасаться, что с крыши на неё упадет кирпич или сосулька. Хоть какое-то небольшое возмещение произошедшей с ней беды.

В ответ на мой вопрос девочка все так же сосредоточенно кивнула. — Отлично. Итак, ты пойдешь домой, и как только войдешь в двери немедленно уснешь по-настоящему. Ты проспишь восемь часов, и когда проснешься, не будешь помнить ничего из того что происходило с тобой последние три дня. — Завершив плетение «телохранителя», я щелчком пальцев сбросил на девочку заклинание, и слегка подтолкнул её в сторону улицы. — Ну, все — иди. Проводив взглядом тонкую фигурку, скрывшуюся за поворотом, я вздохнул, и одним прыжком, даже без использования левитации, вернулся в комнату тем же путем.

— Проводил, — ответил я на вопросительный взгляд готессы. — Теперь с ней все будет в порядке, я ей «телохранителя» навесил. Последние три дня своей жизни она помнить не будет. А теперь можно и этого пойти сдавать! — Я метко пнул Вильяма в коленную чашечку, отчего тот издал громкий немелодичный вой. — Это тебе еще цветочки! — Я зло прищурился. — Ягодки после суда будут!

Маньяк, схлопотавший мощную ментальную плюху, временно превратившую его в покорную марионетку, семенил следом за нами. Спускаясь по лестнице, я заметил некоторое оживление вокруг «статуи» охранника, еще не вернувшегося в нормальное состояние. Особенный интерес вызывала синяя печать на лбу.

Вид у Алекса и Владимира, стоящих на приличном отдалении от толпы, был весьма мрачноватый, но вся мрачность испарилась, стоило им заметить наше возвращении вместе с объектом их пристального интереса.

— Маньяк? — с надеждой вопросил старлей.

— Он самый, тварь. Пользуйтесь на здоровье — хотите на куски режьте, хотите — в бочке заспиртуйте. Да, в течение суток он полностью безволен и будет отвечать на любые вопросы.

— На все?

— Конечно, причем чистую правду. Он просто не способен врать.

— Вид у него какой-то бледный…, — привычно оценил состояние «клиента» работник прокуратуры.