Страница 19 из 22
-Хорошо, с тибя бухло Фаха! А ты, упырь. – Сабиров смотрит на меня. -Через неделю тхебе пэзда.
Вечер. Сушилка.
Фахылов заводит меня внутрь.
Я готов драться, хотя и не уверен, нужно ли это, ведь он, по сути отсрочил более ужасное событие. Однако, лучше сражаться, иначе так и приучусь слушаться.
Все произошло быстро.
Удар Фахы я не замечаю-слишком быстрое движение в подбородок, и я на полу. Он стоит и смотрит.
Встаю и тут же тройка летит в меня, снова сбивая с ног.
Он бьёт умело, в отличии от черных.
-Вставай.
Медленно поднимаюсь, голова кружится. Резко лечу на него с ударом. Тот неожиданно исчезает и сбоку, по ощущениям, мне в подбородок влетает самолет.
Я на полу.
-Вставай. Я жду.
Снова встаю, хотя сил нет.
Два удара, я падаю в груду кирзачей.
Сверху мне на ебло падают потные вонючие портянки. У кого-то прикол, класть их сушиться, не постирав.
-Вставай.-холодно говорит Фаха.
Пытаюсь встать, но падаю, так как голова идёт кругом. Надо отдать должное Фахылову,-тот меня рубанул, не пролив ни капли моей крови, действуя один и даже не избивая меня лежачего. Возможно, боксерские инстинкты сыграли роль; в боксе то не принято бить лежачих, а может просто хотел меня сломать таким образом, давая мне встать и роняя, показав мою беспомощность.
-Созрел, овощ?
-Смотря для чего.
-Не созрел, значит. Вставай.
Тяжело поднимаюсь, опираясь на стену. Смотрю на него.
Короткий удар в подбородок и я снова в куче кирзачей и портянок.
Фаха подходит, поднимает меня, прижав к стене и резко на выдохе бросает три удара в корпус.
Тело пронзает боль. Я не могу дышать, опускаюсь на корточки, пытаясь ртом поймать кислород.
-Созрел?
Кашляю.
-Что нужно? – еле выдаю я, пытаясь поймать ртом кислород.
-Сегодня подошьёшь мне китель. Завтра с тебя стирка, глажка, заправка моего шконаря. Также завтра с тебя достать мне печенья шоколадного. Люблю печенье. Сегодня стирать не надо, моя вторая служанка Котлованов это сделает. Вопросы?
Молча сплевываю слюни с ржавым вкусом в чей-то кирзач (случайно, не ругай).
-Вот и славно. Приводи себя в порядок, вечером жду тебя. Не заставляй тебя искать, сам подходи.
Фаха отчислился из сушилки. Встаю, кашляя иду к окну.
Смотрю вдаль за сопки, холмы, куда тянутся электромагистрали.
Сушилка открывается, входит Точилкин.
-Ты чего здесь? Мы там полы пидорасим, а ты тут проябываешься.
-Иди нахуй отсюда. – не оборачиваюсь к нему.
-Ты что N-ов? Одембелел?
-Иди, тебя пол и тряпка ждут.
-Я щас скажу мл. сержанту Г, что ты ахуел!
-Говори что хочешь и кому хочешь, но потом бери тряпку и мой пол.
Дверь закрывается.
Смотрю в окно.
Безумно хочу туда.
Нет, не домой,-я уже знаю, что домой не вернусь, а просто туда.
Просто пойти куда хочу… побыть одному, наедине с природой. Увидеть, что за этими холмами, сопками, деревьями, куда тянутся кабели. Пойти вдоль них, зная, что они могут привести меня куда угодно…
Просто хотя бы на пару часов…
Как жаль, что я не ценил раньше возможность пойти куда хочу, общаться с кем хочу.
У меня была свобода, но умел ли я ей пользоваться? Тратил её на общение с неприятными людьми, на походы в учебное заведение, где мне не нравится учиться, пропускал тренировки по каратэ, меняя их на распитие дешёвого алко-коктейля с псевдо друзьями по учёбе.
Оказывается свобода лежала в руках, но я её откладывал на завтра, считая, что у неё бесконечный срок годности.
Вечером Фахылов торжественно сдаёт мне свой китель и задачу: прихуярить девственно-белоснежную пошиву (такой белый кусок ткани) на воротник.
Я подшил.
Приношу Фахе, важно сидящему в кубрике.
Он улыбается.
-Ну вот, а говорили, что ты борзый. Просто не умеют они воспитывать, слишком они для этого тупые, да? – смотрит радостно на меня.
Пожимаю плечами.
Он осматривает китель и его глаза на секунду расширились.
-N-ов! Это что такое!?
-М-м-м, воротник. – тупо мямлю я, делая вид, что ничего не понимаю.
-Ты затупок, ты как подшился!!! – Фаха вне себя от ярости, глядя, как края белой накладки вылезают на наружную часть воротника кителя.
-А что не так? – с видом дурака говорю, сделав удивленное лицо.
Он вскакивает и бьёт прямой мне в голову. Удар я замечаю. Фаха слишком взбешён, потому движение выходит очень тяжело.
Однако даю ему попасть и падаю.
-Вах, как переебал-то! – с восхищением скандирует с конца кубрика Тыхтамышев.
Сижу и сплевываю кровь изо рта. Провожу пальцем по зубам,-они целы, просто губы разбил. Притом даже голова не кружится. Отлично, значит Фаха теряет хватку, когда взбешён.
Учтём на будущее.
Фахылов орёт и даже порывается меня пнуть, но не делает этого.
Наоравшись, зовёт Котлованова. Тот моментально оказывается рядом. Парень совсем плох – воняет тухлой едой, все лицо в гематомах разной свежести, а под ними отсутствующий взгляд, будто человека внутри уже нет.
-Подшейся, только не как этот затупок. – Фаха кидает китель в ебло Котлованова.
«Да и мне носки простирни», «И мне подшей» – раздаётся тут-же, и Котлованова, безучастно стоящего, обвешивают шмотками, как новогоднюю ёлку игрушками.
-N-ов. Иди за мной, для тебя у меня есть кое-что особенное, что поставит твою голову на место. – уже успокоившись, говорит Фаха и сипует к выходу из кубаря.
Снова сушилка.
Фахылов не бьёт, хотя я собирался держать удары по максимуму.
Под «особенным» Фаха подразумевал обычный кач. Под его счёт я отжимаюсь на «делай раз, два, полтора».