Переговоры

Куинн быстро свернул с авеню, въехал в кусты, заглушил двигатель и погасил фару. Задние огни лимузина погасли, и водитель вылез из машины.

Он оглянулся, заметил такси, крейсировавшее в поисках пассажира, не заметил больше ничего и пошел. Вместо того, чтобы пойти по дороге, он перешагнул через низкую ограду газона парка Уэст-Потомак и пошел напрямки по направлению к пруду.

Фигура в черном пальто и шляпе перешла из зоны, освещенной уличными фонарями, в темноту. Справа от Куинна яркая иллюминация Мемориала Линкольна освещала конец 23-й стрит, но этот свет с трудом доходил до газонов и деревьев парка. Куинн смог сократить расстояние между ним и человеком до пятидесяти ярдов и постоянно держать движущуюся тень в поле зрения.

Человек обошел западный конец памятника погибшим во Вьетнаме, потом свернул налево, на более возвышенную местность, густо заросшую деревьями, расположенную между озером Конститъюшен Гарденс и берегом пруда.

Вдали слева Куинн видел свет двух бивуаков, где ветераны несли вахту памяти пропавших без вести этой печальной и далекой войны. Человек, за которым он следил, пошел по диагонали, чтобы не приближаться слишком близко к этому единственному признаку жизни в парке в этот час.

Мемориал представляет собой длинную стену из черного мрамора высотой по колено по концам и доходящую до высоты семь футов в середине. Куинн перешагнул через низкую часть Мемориала, где высота его не превышала один фут, лежавшего на пути этого человека, а затем пригнулся в тени каменной стены, когда человек впереди обернулся, как будто услышав звук шагов по гравию. Куинн видел, как перед тем, как двинуться дальше, он внимательно осмотрел парк.

Из-за туч вышел бледный месяц. При его свете Куинн мог разглядеть стену Мемориала, по всей длине которой были высечены имена пятидесяти восьми тысяч человек, погибших во Вьетнаме. Он на секунду остановился и поцеловал холодный мрамор. Он пересек газон и вышел к роще дубовых деревьев, где стоят бронзовые фигуры ветеранов войны в натуральную величину.

Идущий впереди Куинна человек остановился и оглядел местность, лежащую сзади. Ничего такого он не заметил.

Месяц высветил дубы, стоявшие без листьев на фоне отсвета далекого Мемориала Линкольна, и отражался от четырех бронзовых фигур солдат.

Если бы он знал или просто поинтересовался раньше, то ему было бы известно, что на постаменте находятся всего три солдата. Когда он повернулся и пошел дальше, четвертый солдат отделился от группы и пошел за ним.

В конце концов он дошел до «нашего места». На самом верху небольшого холма между озером в парке и прудом, окруженный деревьями, стоял общественный туалет, освещенный единственным фонарем, все еще горевшим в этот час. Человек в черном пальто остановился около фонаря и стал ждать.

Через две минуты из-за деревьев появился Куинн. Человек посмотрел на него. Вероятно, он побледнел, но при тусклом свете это не было видно. Но Куинн видел, как тряслись его руки. Они посмотрели друг на друга.

Человек, стоявший перед Куинном, явно старался побороть приступ паники.

– Куинн, – сказал он, – вы же покойник.

– Нет, – ответил тот, – покойник Мосс. И МакКри тоже покойник, а также Орсини, Марше, Преториус и Зэк. И Саймон Кормэк, да, и он тоже мертв. И вы знаете почему.

– Спокойно, Куинн. Будем вести себя как разумные люди. Он должен был уйти, иначе он погубил бы нас всех, вы же сами знаете это.

Он понимал, что сейчас он выговаривает себе право на жизнь.

– Саймон? Студент колледжа?

Удивление человека в черном пальто пересилило его страх. Он участвовал в заседаниях в Белом доме и знал, что Куинн может сделать с ним.

– Нет, не мальчик. Его отец, он должен уйти.

– Нэнтакетский договор?

– Конечно. Его условия погубят тысячи людей и сотни корпораций.

– Но почему этим занялись вы? Насколько мне известно, вы очень богатый человек, ваше личное состояние огромно.

Человек, стоявший перед Куинном, коротко рассмеялся.

– Да, когда я унаследовал мое семейное богатство, я использовал свой талант в качестве маклера в Нью-Йорке и вложил средства в целый ряд акций. Хороших акций, растущих в цене и приносящих большие доходы. Они и сейчас в этих акциях.

– В военной промышленности?

– Слушайте, Куинн, я принес это для Мосса, теперь это может быть ваше. Вы видели когда-нибудь такое?

Он достал бумагу из грудного кармана и протянул ее Куинну. При свете фонаря и месяца Куинн рассмотрел ее. Это был банковский чек, выписанный на предъявителя на швейцарский банк с безупречной репутацией. Сумма стояла пять миллионов американских долларов.

– Возьмите его, Куинн. Вы никогда не видели таких денег и никогда больше не увидите. Подумайте, что вы сможете с этим сделать, какую жизнь вы будете вести! Комфорт, даже роскошь до конца ваших дней! Давайте рукопись, и он ваш.

– И все это дело было из-за денег? Не так ли? – сказал Куинн задумчиво.

Он вертел в руках чек, погруженный в свои мысли.

– Конечно. Деньги и власть. Это ведь одно и то же.

– Но ведь вы были его другом, он доверял вам.

– Ради Бога, Куинн, не будьте наивным. Все в конце концов упирается в деньги. Так всегда было и будет. Мы поклоняемся всемогущему доллару. Все и вся в этой стране могут быть куплены и оплачены.

Куинн кивнул. Он подумал о пятидесяти восьми тысячах имен на черном мраморе Мемориала в четырехстах ярдах от него. Он вздохнул и полез во внутренний карман летной куртки. Человек в страхе отпрянул.

– Не надо, Куинн, вы же сказали без оружия.

Но Куинн вынул оттуда двести страниц отпечатанного текста и протянул их человеку. Тот вздохнул с облегчением и взял всю пачку.

– Вы не пожалеете об этом, Куинн. Деньги ваши, наслаждайтесь ими.

Куинн снова кивнул. «Да, еще одно дело…»

– Все, что угодно.

– Я отпустил такси на Конститьюшн-авеню. Не могли бы вы подбросить меня до Вашингтонского кольца?

Впервые за все время человек улыбнулся с облегчением.

– С удовольствием.

Глава 19

Люди в длинных кожаных пальто решили выполнить свое задание во время уик-энда. На улицах было меньше народа, а по инструкции им нужно было быть очень осторожным. Их наблюдатели расположились у самого здания министерства и сообщили им по радио, когда объект выехал из города в тот вечер в пятницу. Группа захвата терпеливо ждала на узкой дороге там, где поворачивает Москва-река, за одну милю до поворота на Переделкино, где у самых именитых академиков и военных руководителей были свои дачи.

Когда показалась машина, которую они ожидали, первый автомобиль группы захвата выехал поперек дороги и полностью загородил ее. «Чайка» сбавила скорость, а затем остановилась. У водителя и телохранителя, которые служили в ГРУ и прошли спецназовскую подготовку, не оставалось никаких шансов. С обеих сторон дороги появились люди с автоматами, и оба военнослужащих оказались под дулами автоматов.

Старший офицер группы в штатском подошел к задней дверце машины, резко открыл ее и заглянул внутрь. Человек, сидевший в ней, посмотрел на него с безразличием и продолжал читать документы в папке.

– Маршал Козлов? – спросил кагэбэшник в кожаном пальто.

– Да.

– Выходите из машины и не пытайтесь оказывать сопротивление. Прикажите вашим подчиненным сделать то же самое. Вы арестованы.

Маршал пробормотал распоряжение шоферу и телохранителю и вылез из машины. Пар клубился от его дыхания в морозном воздухе. Если он и был испуган, то не подавал вида.

– Если у вас нет на это полномочий, вы ответите перед Политбюро, чекист.

Он употребил презрительное русское название агентов секретной полиции.

– Мы действуем по указанию Политбюро, – сказал кагэбэшник с чувством удовлетворения.

Это был полковник Второго главного управления. И вот тогда старый маршал понял, что у него в последний раз кончились боеприпасы.