Страница 15 из 16
– Чотко, – повторила она ещё раз, обдавая парами перегара и кладя руки мне на грудь с улыбкой, которую она, очевидно, считает обольстительной, а я – требующей внимания стоматолога. Одарив меня многозначительным взглядом, парикмахерша поцеловала меня в щёку, как бы случайно мазнув в краешек губ. Пахло от неё перегаром, мятной жвачкой, нечищеными зубами и чипсами.
– Владимир Николаевич, я всегда знала, что вы – настоящий мужчина! – с придыханием сообщила мне Нина Васильевна, дублируя Ирку-парикмахершу. Пахло от неё поприятней… но не намного.
Косясь на меня и уверяя, что они ни-ни… а всё это было дичайшим недоразумением, обитатели молодожёнок разобрали гуманитарную помощь. Игорёк со своей Фурией забирали гуманитарку бочком, старательно мимикрируя под окружающую среду, а на всякий случай ещё и четверг с пятницей. Естественно…
… не обошлось без скандалов.
– Владимир Николаевич… – со слезами на глазах вещала худая тётка, обвисшая платьем и кожей на теле, трагически прижимая руки к груди, – я понимаю, что перипетии военного времени не позволяют вам…
– Точно, – перебивая её, надувая пузырь жвачки, – не позволяют! Вы Совет Квартала или кто? Проведите перераспределение, если считаете гуманитарку несправедливой.
При этих словах счастливчики, которым достались пайки получше, поспешили рассосаться по квартирам, а прочие подняли гвалт.
– Воронья слободка, – буркнул Пирог.
– Чё? А, да… – кошусь на наглое вороньё, – вон их сколько тут!
– Недовольные распределением могут провести голосование и начать вести записи – кому что досталось, чтобы в следующий раз компенсировать разницу в тут или иную сторону!
Высказав эту мудрую мысль, оставил их на прапора, начавшего разъяснять политику Хунты, а сам подошёл к солдатам на предмет поговорить. Парой минут спустя, обеднев на заныканный заранее ящик пива с закусками, напряг их на замену колёс в Ниве.
Не чтобы мне самому сложно, но тут момент чисто психологический. Во-первых – показав «Вороньей слободке», что я здесь пусть и небольшой, но начальник, закрепить этот момент. Во-вторых, взаимоотношения нужно выстраивать не только с «тащ генералом», но и с людьми пониже.
У людей в погонах психология весьма специфичная, и «своими» мы с Пирогом для стаи шакалов точно не станем. Сильно сомневаюсь, что нас решат осчастливить офицерскими званиями, а в таком разе наводить мосты нужно с прапорами, сержантами, ефрейторами и неформальными лидерами без лычек.
– Город должен жить! – торжественно сказал генерал и качнулся на носках, обдав нас пошлыми запахами коньяка и балыка.
– Жить! – повторил он многозначительно, покачав пальцем перед носом. Достав из деревянного ящичка сигару, «тащ генерал» закурил, довольно щурясь и глядя на нас, – Инфраструктура и всё такое… А потому вы подлежите мобилизации!
– Так точно! – синхронно вытянулись мы с Серёгой.
«Бля…»
Генерал довольно кивнул своим мыслям и продолжил, повернувшись к пухлому майору:
– Поставить прапорщиков на продовольственное и вещевое довольствие!
… но прежде чем поставить нас на довольствие, интендантская служба обчистила гаражи. Солдаты, матерясь и переругиваясь, грузили Камаз.
«Грабь награбленное!»
Видя мрачнеющее лицо Серёги, я поспешил вмешаться, пока он чего-нибудь не ляпнул.
– Правильный у нас батяня! – хлопаю его по плечу, – Хозяйственный!
– Да пошёл он… – сквозь зубы цедит Пирог.
– В машине блякать не вздумай! – предупреждаю его сквозь зубы, старательно выдавливая из себя лыбу, – Улыбаемся и машем, Серёга! Включай энтузиазм! Ты всю жизнь мечтал быть военным, понял?!
– Погоны старшего прапора – моя мечта с детства, – кисло ответил друг, кривя лицо в улыбке, – а видеть разорение гаражной мастерской, которую я собирал двадцать лет, это апофеоз моей никчёмной жизни!
– У меня тоже струйный оргазм, – отвечаю в тон, – Серёг! Смотри ширше и глубже! Здесь и сейчас у нас есть крыша, секёшь?
– Протекающая, – скривился он, – Отец-командир, ёб его… Ладно, понял…
Проведя руками по лицу, он некоторое время постоял так, а потом натянул на лицо верноподданническое выражение, подходящее случаю, и принялся помогать… а точнее – руководить погрузкой мастерской, за которую болел больше всего.
Загрузив в Камаз дважды трофейное добро, добрали товаров на складах и отправились в военный городок. Мы с Серёгой в сопровождении, и настроение – самое поганое! А ещё хуже, что позади БМП…
Мысли лезут в голову, как ночные мотыльки на свет, такие же мятущиеся и бестолковые. Ясно одно – «тащ генерал» на роль лидера не очень-то подходит, и значит – впереди нас ждёт закручивание гаек, а затем – передел власти. Ну или наоборот.
С учётом зомбиапокалипсиса и возможных техногенных катастроф на НЛМК – ситуация более чем скверная. Нас не сожрали зомби, но дружная стая товарищей в военной форме и такие же товарищи, но в штатском, контролирующие НЛМК, способны столкнуть в пропасть если не Цивилизацию вообще, то по крайней мере – город. И чем больше я пытаюсь разглядеть будущее, тем более мрачным и беспросветным видится оно мне.
Четвёртая глава
Очередь в офицерской столовой движется медленно, сонно и тягуче, в час по чайной ложке. Люди, да и само время кажется застывшим, и только насекомые носятся по залу откормленными болидами на анаболиках.
«На трупах…»
– Сметанки? – допытывается стоящая на раздаче добродушная тётка у прапорщика Хусаинова, основательного низкорослого крепыша с красивым смуглым лицом чеканной лепки.
– Хм… – тот задумался, всей свой фигурой КМСа по силовому троеборью выражая готовность к длительному и вдумчивому диалогу по каждой позиции в меню. Он вообще человек неторопливый и основательный, и кажется, не самый плохой, но срочники его не любят и боятся, так что не всё так просто.
– Краснинская, – скрестив руки под объёмистой грудью, соблазняла тётка с таким видом, будто предлагала продукт собственных молочных желез, – или Лебедянской?
– Свеет! – повернувшись назад, она взвыла пароходной сиреной, – Свеет!
– Да?! – донеслось из глубин кухни не менее пронзительное контральто с дребезжащими жестяными нотками.
– У нас сметана Лебедянская есть?
– Ща гляну!
Я закатил глаза, но разъёбывать тёток не стал, не по чину. Случайных людей среди них нет, сплошь жёны, матери и дочки офицеров, выжившие после часа «А». Квалификации – ноль, и никакого желания повышать её тоже не наблюдается.
В первый день, говорят, они ещё суетились, хотя и бестолково. А после, быстро осознав, что спрашивать за службу с них никто не собирается, расслабились, моментально превратившись (по словам Пирога) в худших работников образца позднесоветских времён.
Вообще, служба быта налажена отвратительно. «Тащ генерал» оказался не хозяйственником, а скорее «Плюшкиным», и совершенно не представляет, что же ему делать с доставшимся хозяйством. Не по Сеньке шапка.
В генерал-лейтенанты Маслаченко скакнул из полковников, причём самым сомнительным образом. Выжив во время часа «А», он оказался старшим офицером военного городка, а во время связи с Москвой повёл себя бодро, расписав ситуацию красками ура-патриотического колера. «Настоящему боевому офицеру» (всю жизнь занимавшему ответственные должности «ака офицер-воспитатель») авансом пообещали генеральские погоны, но Илья Юревич обещанного ждать не стал.
Нацепив погоны генерал-лейтенанта и собрав верных клевретов, новоявленный «тащ генерал» произвёл вооружённый захват власти в отдельно взятом военном городке. В обстановке бардака, когда большинство офицеров было убито, а большинство из меньшинства занималось спасением близких, власть упала ему в руки, как подгнивший плод.
В течение суток бывший офицер-воспитатель укреплял вертикаль, и только когда в расположении военного городка не осталось реальных противников, а соратники были повязаны кровью, Армия выехала на улицы Липецка наводить порядок.