Страница 5 из 6
Нина помнит, как впервые услышала его имя. Она тогда подумала: звучно. Ян Ворончак, именно так звали нахального цыганенка, который так несправедливо поступил с ней.
Нина, выросшая в большой любящей семье, где ее нежили и баловали, никогда не задумывалась о том, что есть в мире другие дети – несчастные. Дети, которых не любят, бросают на произвол судьбы, дети, которые теряют своих близких, оказываются на улице без еды и крыши над головой. Такие дети рано взрослеют и часто бывают озлоблены на весь мир за то, что он так несправедлив к ним. Именно таким ребенком был Ян, так подумала Нина. Но это были ошибочные выводы…
Спустя несколько дней директриса Клавдия Егоровна пришла к Нине. Ее визит стал для Нины такой неожиданностью, что она не сразу догадалась предложить гостье войти.
– Нина Петровна, должна вам сказать, что я виновата перед вами, – начала Клавдия Егоровна, – я, не разобравшись в ситуации, незаслуженно обвинила вас. Грешна! Пришла уставшая и свое недовольство обрушила на вас. Разве же я знала, что этот мальчик не социализирован? Разве меня предупредили о чем-то, когда их всех привезли? Кинули мне пачку дел, посадили детей на подвозы и все – дальше разбирайся с ними, как хочешь, Клавдия Егоровна. Сама проблемы расхлебывай, сама воспитывай… Мне ведь только сегодня сообщили, что этот парнишка несколько раз порывался сбежать еще по пути сюда. Один раз чуть на ходу из поезда не выпрыгнул, хорошо, успели поймать.
Нина с пылающими щеками смотрела на Клавдию Егоровну. Ей показалось удивительным, что эта женщина, никогда не сомневающаяся в принятых решениях, вдруг взяла и изменила свою точку зрения.
Они сидели за столом, Нина встала, чтобы налить директрисе травяного чая, и увидела за окном знакомую худую фигурку. Цыганенок! Стоит, переминается с ноги на ноги, видно, замёрз. На нем – длинный, не по размеру, тулуп, валенки и меховая шапка-ушанка. Неужели сам повинился?
Директриса, проследив за взглядом Нины, тоже посмотрела в окно.
– Ах да… Ян. Он настоял, что пойдёт по мной. Заходить, правда, не захотел – стесняется после всего, что натворил, – лицо Клавдии Егоровны вдруг просветлело, и она быстро-быстро стала рассказывать Нине свежие новости, – Немного верхней одежды нам уже удалось вытребовать у вдов. Маруся Яшина до последнего не хотела фуфайку мужа отдавать, но ничего, одумалась. Вот ведь упертая, не хочет верить похоронке, и все тут. Всем твердит, что живой её Петя, и вернётся домой. Да как он вернется, если похоронка получена?… И вообще, одежда живым детям прямо сейчас нужна! Живые же важнее мертвых…
Нина не дослушала, накинула на плечи цигейку и вышла в сени. А вернулась в дом с мальчиком.
– Садись, я тебе тоже кипятка налью. Руки, наверное, отморозил!
Ян смущенно молчал, но от горячего чая не отказался. Его лицо было совсем другим: без той дикой, звериной злобы, которая переполняла его при их первой встрече. Он был, казалось, спокоен и даже миролюбив.
– Обещал не сбегать, если я вас снова воспитателем к ним назначу, – Клавдия Егоровна многозначительно посмотрела на Нину, потом на мальчишку, – Смотри, Ян, ослушаешься, я тебя обратно в город отправлю!
Допив свой стакан чая, директриса засобиралась в школу.
– У меня ещё отчёты не сданы. Война войной, а школьные отчёты сами себя не напишут. Ян, пойдём, я провожу тебя, – Клавдия Егоровна обернулась к Нине и добавила тоном, который не терпит возражений, – Нина Петровна, завтра к восьми утра жду вас на планерке в учительской. Надеюсь, мы друг друга поняли и никаких недомолвок между нами не осталось.
– До свидания, Клавдия Егоровна, – улыбнулась Нина.
Цыганенок обернулся на пороге и внимательно посмотрел на Нину. Без деланной злости и надменности его взгляд казался открытым, ясным и даже красивым.
– Простите меня, Нина Петровна, я не знал, что вы в положении… – Ян опустил голову, помолчал, потом стукнул себя ладонью по лбу, – я ведь знаю, что это такое, и что вам нервничать нельзя. Я очень виноват перед вами. Простите…
– Я не сержусь, Ян, все хорошо, правда, – Нина тронула Яна за плечо, – я рада, что ты все понял.
Ян поднял голову и на темных глазах его блеснули слезы.
– У меня мама в положении… Была в положении. Погибла при бомбежке. Вместе с маленькой сестрой. А я… Не знаю, зачем я выжил… Лучше бы с ними тогда был. Лучше бы всем вместе нам погибнуть…
Ян вытер рукавом лицо и выскочил на улицу.
Нина после его ухода долго стояла, прислонившись к дверному косяку, держалась за пока еще незаметный живот, в котором и вправду рос ребенок.
Полгода назад муж Нины, Тимофей, был тяжело ранен в бою, но, к счастью, выжил. Два месяца он провел в госпитале, после чего его отправили в отпуск на родину, чтобы восстановить силы. После отпуска Тимофей вернулся на фронт, а Нина через какое-то время поняла, что ждет ребенка…
Нине непросто приходилось с детдомовскими мальчишками. Она плохо разбиралась в их жаргоне и часто не понимала, о чем они говорят между собой. Первое правило, которое было установлено в мальчишеской спальне – не сквернословить. Но выполнялось оно через раз.
Нина привыкла доверять людям, мальчишки же не верили никому, и, что хуже – сбегали из интерната и воровали у местных все, что могли ухватить. На улице могли сорвать с прохожего шапку или выхватить у проходящей мимо женщины из рук котомку. Люди были недовольны и, когда жалобы дошли до директрисы, та вызвала Нину на серьёзный разговор и попросила немедленно пресечь у детей такое поведение.
– Нина Петровна, если сложно вам с ними, не справляетесь, то не молчите об этом. Будем внедрять более жесткую систему воспитания. А то, видите ли, мы их кормим, одеваем, учим, стараемся дать им всем самое лучшее, а они ничего не ценят!
После примирения с Яном, Нина попросила его об одной услуге – помогать ей организовать ребят. Ей хотелось направить парня на нужный путь. Она подумала, что если она сделает его своим главным помощником, эта возложенная ответственность убережет его от глупых и необдуманных поступков.
И у нее получилось. Ян начал осознавать свою важность для Нины и для всего коллектива, а в некоторых ситуациях Нина давала ему понять, что без его помощи ей просто не справиться. Ян гордился своей новой ролью и прилежно исполнял свои обязанности.
В этот раз Нина тоже сначала решила поговорить с Яном. Он помогал ей поддерживать в классе дисциплину, ребята его уважали и даже побаивались. Молодую же учительницу любили, но её мнение стояло на втором месте после мнения главаря.
– Сейчас мы все одна семья, парни. И если кто-то из семьи совершает позорные поступки, тень падает на всех, – кричал Ян в спальне, встав на деревянный табурет, как настоящий оратор.
– Ой-ой, кто-то сам недавно говорил, что быть вором и жить на воле, никому не подчиняясь – это хорошо, – пытались оправдать себя виноватые.
– Мне за тот поступок перед вами стыдно, – искренне ответил на обвинение Ян, и смуглые щеки его покраснели, – а особенно стыдно перед Ниной Петровной. Она же нам, как мама, с самого начала. Любит нас и все прощает – все глупости.
Внезапно кто-то с дальней койки хихикнул:
– Мама Нина!
И по цепочке друг за другом понеслось: "мама Нина", "мама Нина"…
Сердце Нины так и подскочило от удивления, смущения и от нежности к этим ребятам. Она стояла у стены, пытаясь сохранить строгое лицо, и думала о том, что они и вправду стали ей, как родные – эти парни. Порой с ними было не просто, но они доставляли ей массу радостных эмоций.
– Мама Нина, мама Нина, – хором скандировали мальчишки.
Вот так она и стала мамой Ниной.
Летом Нина родила сына. В школе шутили, что у мамы Нины родился шестнадцатый сын. Нина назвала его Борисом.
Отдыхать и наслаждаться материнством было некогда. Привязав младенца платком к груди, Нина ходила вместе с мальчишками на полевые работы, положив кулек с сыном в тени под кустом, она работала на сенокосе наравне со всеми.