Бывший

Умная, интересная, развитая и, когда дело касается бизнеса, напоминает меня самого. Татьяна обожает своё детище, а мне нравится смотреть, когда она воодушевлена и увлечена. В такие минуты она особенно красивая.

Вечер подходит к концу, официантка подает мне счёт, а для Тани заворачивает в бумагу подаренные мной розы. Я открываю дверь на улицу, пропуская свою прекрасную даму вперёд.

— И вот этот говнюк высказал замечания к пандусам на нашем объекте, — выходит Таня на улицу, прижимая к груди цветы.

— Я поговорю с Ольшевским, он у меня в проектном работает, переделают твои пандусы в кратчайший срок. Это не проблема.

— Спасибо большое, — смущается Татьяна, явно привыкшая решать проблемы самостоятельно.

Больше этого не будет. Теперь у неё есть я. Её щеки алеют и мне хочется прижать гюнеш к себе, что я собственно и делаю, когда мы добираемся до моего автомобиля.

Ну надо же, как я размяк рядом с бывшей женой. Просто пал жертвой её очарования.

Больше разговаривать не хочется, поэтому я кладу ладонь на её талию и прижимаюсь ртом к её рту, лишая нас обоих кислорода. Это наш первый поцелуй после истории с Адемом. Оттого он кажется намного слаще всех предыдущих. Какое-то время я опасался, что больше не испытаю этого и сейчас меня просто несет от ощущений. Влажный язык моей женщины проникает мне в рот. Она ласкает меня горячо и решительно. Обожаю. Букет зажат между нами и хрустит упаковкой, а нам всё равно, мы безжалостно сдавливаем его телами. Горячая и дрожащая Таня прижимается ко мне сильнее, я посасываю её губы. Член в штанах каменеет, и я нащупываю брелок в кармане, чтобы открыть дверцу, запихнуть её внутрь, завалить на заднее сидение и, задрав платье и стянув белье, как следует оттрахать. Прямо на парковке. В знак примирения. Но позорить свою будущую жену я не собираюсь. И это то единственное, что меня сдерживает, несмотря на бешеную страсть. Здесь наверняка полно камер, мы в центре города. Довезу до дома. А пока продолжаю целовать, дико хочу её и не могу отказать себе в удовольствии смять сладкую задницу и пропихнуть язык еще глубже в рот.

— Тимур, я не могу с тобой поехать, — отлипает от меня моя мозгоключека, пытаясь разговаривать. — Мама звонила, ей плохо, вирус, наверное, какой-то подхватила. Еще и почки, говорит, встать с постели не может. Она там совсем одна, хочу проведать, поухаживать.

Звонок матери в конце ужина помню и лицо Танино вмиг погрустневшее.

— Хорошо, — кусаю её губу в последний раз, засасывая нижнюю особенно сильно. — Отвезу сейчас.

Только ради неё. С другой бы психанул, потому что яйца в штанах сейчас просто лопнут, настолько я пропитался её запахом и горю от желания. Таня кивает в благодарность, а меня ждёт еще один одинокий вечер в компании кота и огромного телека на полстены.

— Как твои дела, Танюш? — звоню, выходя из автомобиля и придерживая телефон плечом.

— Всё хорошо, только у мамы ещё проблемы с щитовидкой вскрылись, сегодня вечером после работы поеду с ней в медцентр. Ты знаешь её, она паникëрша, ещё в обморок там хлопнется.

— Знаю, — смеюсь.

Мы созваниваемся по несколько раз в день, а мне всё равно мало её голоса. Влюблённый ишак. Подозреваю себя в новом виде извращения.

— А ещё из-за мамы с организаторшей свадьбы приходится встречаться практически ночью. Столько всего надо успеть за неделю, прости, но твоя бабушка просто монстр. Она требует невозможного.

Смеюсь ещё громче, чего не делал уже очень и очень давно. Стыдно за самого себя — хохотун турецкий. Откашлявшись, соображаю, что это значит — мы опять не увидимся. И смеяться перестаю. Хочу где-нибудь зажать свою гюнеш, а вместо этого снова разговариваю с ней по телефону.

— Я уехал из города, Танюш. Туристический автобус зацепил дорожное ограждение и знак на тротуаре, помял четыре припаркованных машины, врезался в стену моего отеля «Бристоль», это на границе, — вздыхаю. — И встал намертво, перегородив движение остального транспорта. Случилось это дерьмо рано утром. Вот и сорвался.

Таня охает.

— Надеюсь, никто не пострадал?

— Да вроде бы нет, только водители были в машинах.

Это охренительно странно, теперь у меня есть женщина, которой всё время хочется рассказывать о том, как прошел мой день. Последний раз я таким восемь лет назад занимался, когда был женат на одной русской красавице. И вот опять накатило — необычное ощущение. А еще колет иголкой факт, что мы так и не сблизились. Мое либидо трещит по швам, я от недостатка Татьяны в своей жизни скоро на стену полезу, но как говорят у меня на родине: «Терпеливый дервиш[10] добился желаемого». Наверное, и я добьюсь, если черешок не отсохнет.

Глава 53

Тимур

Я стою возле огромного зеркала и пытаюсь завязать галстук-бабочку. Для любого нормального мужика пережить одну пышную свадьбу — это уже подвиг, а мне повезло, у меня сегодня вторая намечается. Если бы я не позвал «своих» для сватовства, мне бы удалось избежать всего этого торжественного пафоса, но к матери, отцу и бабке добавилась огромная семья дяди Али, три его брата с кузенами, дети и жены. Приплюсуйте сюда друзей, коллег по работе и Таниных родственников. В итоге у нас образовалась целая толпа гостей.

Мы с Татьяной отказались от традиционного праздника в пользу современного: торжественного первого дня и неофициального второго. Хотя масштабы королевского бала всё это нисколько не уменьшило.

И чем ближе был великий день, тем безумнее становились приготовления. Нам с Таней уже и по телефону поговорить было некогда. В общем, со своей невестой в стенах спальни я так и не встретился. Вдобавок ко всему, моя суровая бабка заставила нас с будущей женой выучить традиционный танцевальный номер под звучание флейты и ударных. Пожилая родственница оказалась непреклонна, сообщив, что если мы с Татьяной не согласимся, то она умрёт прямо сейчас и омрачит наше торжество своим разлагающимся телом. Её слова, не мои. Кошмар, да и только. Пошел на уступки только ради матери.

Увидев Таню в свадебном платье, я на минуту становлюсь умственно отсталым, даже имя свое забываю, настолько она красива. На моей невесте пышное белое платье, по точным канонам Европы, но, чтобы придать ему нашего, традиционного колорита, моя семья настояла на роскошной вышивке бисером, камнями и золотыми нитями на юбке и корсете. И когда они это всё успели? Татьяне безумно идёт.

Регистрация проходит традиционно, особо не отличаясь от нашей первой свадьбы. На вопрос, будет ли невеста менять фамилию, я своей гюнеш даже возразить не даю, она теперь Татьяна Сергеевна Айвазова и точка. Хотя Татьяна и пыталась что-то там про документы и бумажную волокиту вставить. Я даже слушать не собираюсь, еще не хватало.

В машине, всю дорогу из ЗАГСа, я смотрю только на неё, ощущая своё бешено бьющееся сердце и уколы в лёгких. Рот постыдно и совершенно нелепо наполнился слюной, вся эта красота теперь принадлежит мне одному, причём совершенно законно. Это шикарное платье будит во мне звериные, абсолютно низменные инстинкты. Низ полностью упакован, ткани столько, что хватило бы завернуть четырех женщин, но верх будоражит: открытые покатые плечи, бархатная кожа, приподнятая корсетом пышная грудь. Хочется наклониться и вылизать ложбинку языком, что я и делаю. Приблизившись к своей жене, лижу языком плечо. Таня чувственно приоткрывает губы, мгновенно на меня реагируя, её глаза заволакивает сладкой дымкой. Я тоже тебя хочу детка, очень-очень. Нас словно примагничивает друг другу…

— Эй, не вздумайте целоваться! — орет подружка невесты с переднего сиденья. Все фотографии перепортите.

— Вообще-то, мы уже целовались в ЗАГсе, — рычу на слишком деятельную Ирину.

— Вот именно, ты так сильно к ней присосался, что после этого мне пришлось восстанавливать помаду, искать похожий блеск…

Быстрым движением руки поднимаю между нами перегородку, отделяя заднее сиденье от переднего. И, улыбнувшись своей жене, буквально наваливаюсь на неё, поглощая её рот своим. Целую мягкие, теплые губы, во рту у неё влажно и очень горячо. Танюша издает тихий стон одобрения и запускает пальцы в мои волосы, жадно отвечая. Мы целуемся, как сумасшедшие, до боли кусая друг друга, лаская, дразня и заманивая. Тело дрожит, к паху приливает кровь. Отрываюсь от губ и наклоняюсь к шее, провожу по ней языком и ныряю в декольте.

10

Дервиш — мусульманский аналог монаха, аскет.