Бывший

— Ты меня испугал! Ты меня до психоза довел! Я спать ночами не могла! — накидываюсь на него, бью по плечам и груди.

Тимур к стене меня прижимает, с легкостью заглушая сопротивление. Двумя руками лицо мое держит, в волосы пальцами забирается. В глаза смотрит и близко-близко придвигается, так, что носы наши друг о друга трутся, а губы еще не прикасаются, но уже раскрыты для грязного, сексуального поцелуя.

Тяжело дышим, трясет обоих, как от двести двадцать. Дыханием обмениваемся, сдерживаясь, потому что поцелуя этого сумасшедшего так сильно хочется, что телами нашими судорога овладевает.

И Тимур не выдерживает первым, рты наши соединяет, набрасываясь с такой силой, что от его напора я почти на пол сползаю. В волосы его на затылке пальцами зарываюсь и от ощущения, давно забытого, но такого родного, крышу рвет напрочь. Мы не целуемся, мы друг друга пожираем. От накрывшей нас страсти мозги в желе превращаются. Тимур меня за шею хватает, резко к стене лицом разворачивает, заставляя к ней щекой прижаться. Вздохнуть не дает, кислорода меня лишает, а сам сзади стоит и другую щеку облизывает, вынуждая глаза закатывать, стонать во все горло и хотеть… Так сильно его хотеть, будто мы не люди, а животные.

Я даже произнести ничего не могу, он подол моего платья сзади задирает, пальцами ведет, кожу бедер царапая. Трусы в сторону дергает и без лишних церемоний, несдержанно и резко свой большой каменный член в меня пропихивает, посылая внутри волны боли и сладости одновременно.

Он совершает несколько жестких толчков, укутывая нас обоих тягучим дурманом. Но этого мало, чертовски мало, недостаточно, чтобы насытиться друг другом. Резко меня к себе лицом разворачивает, в глаза смотрит, гипнотизируя и воле своей подчиняя. На руки подхватывает и к кушетке несет. Бесцеремонно на мягкую обивку сваливает, по-хозяйски на спину укладывая. И начинает целовать, облизывать, кусать и гладить. Глаза мои снова находит, огнем восхищения обжигая. Губы сосет, шею, плечи, дергает вниз бюстгальтер и в загадочно-бешеном безумии мнет грудь, высвобождая ее из лифчика.

А я только и могу — хвататься за его руки и беспомощно умолять: «Ещё!». Этот шикарный мужчина, этот сильный и гордый красавец, устраивается между моих призывно раскинутых ног, действуя очень жестко и решительно. Поршнем вколачиваясь в мое, так давно скучавшее по нему, тело. Рука Тимура на моей шее, большой палец на моих губах. Я его целую, грязно посасывая, и от этого Тимур сходит с ума, остатки разума провожая.

Словно тряпичная кукла поддаюсь его желаниям. Он тянет меня на себя, заставляя приподняться, подчиниться, принадлежать ему и только ему. Жадно заглатывает мой рот полностью. Глубоко, неестественно дико целует, до укусов, до онемевших и покрасневших губ.

Его рот терзает мои губы, его руки сжимают мое полуголое тело, он проникает в меня все мощнее и глубже, и я не выдерживаю… Взрываюсь на миллион кусочков, отчаянно разлетаясь по этой маленькой странной комнате. Тимур чувствует, как сильно меня выкручивают спазмы удовольствия, наблюдает за мной, ловит каждое движение и трахает еще сильнее и резче. А потом замедляется, впиваясь в мои губы каким-то абсолютно неистовым финальным поцелуем. Невероятно. Если секс можно оценить по десятибалльной шкале, то это было пятнадцать, не меньше.

Постепенно мы остываем. Мне становится прохладно и неловко, а еще тяжело от навалившегося на меня тела Айвазова.

— Можно я вылезу?

Тимур откатывается, выпуская меня.

А я сразу озноб чувствую. И ещё будто голая, но не в плане отсутствия одежды, с меня словно кожу скальпелем сняли. О чем я только думала? Что на меня нашло? Зачем выпрыгнула из самолета без парашюта? Он же меня живьем сожрет. Что я буду делать, когда он своей жизнью привычной передо мной козырять начнет? Я ведь всегда все усложняю и просто так развлекаться не умею. Не мое это.

— Как ощущения? — внимательно смотрит на меня Тимур, слегка приподнимаясь и застегивая брюки.

Издевки в глазах нет, особого цинизма тоже. Но и нежности вперемешку с большой и светлой любовью не наблюдается.

А я зубы сжимаю в растерянности. Правду говорить нельзя, как и полностью открываться. Пусть лучше считает меня развязной и гадкой, чем безумно влюбленной.

— По ощущениям — мне очень хочется пить, а еще ужасно клонит в сон, — отшучиваюсь, равнодушие изображая, будто я такая тигрица, объевшаяся сливок и свежего мяса.

Ногу на кушетку ставлю и пояс чулок поправляю, аккуратно застежку защелкивая.

— Красивый наряд, — констатирует Тимур, прекрасно понимая, что не для него я сегодня нарядилась, и всю эту красоту он совершенно случайно увидел.

— Спасибо, — остатки гордости в кулак собираю, туфлю на ногу надевая. — Нужно поскорее отсюда убираться. Не хватало, чтобы кто-то нас застукал в этой комнате.

— Почти уверен, что эта комната как раз для такого и предназначена.

Чувствую, как мои брови взлетают вверх, а щёки становятся горячими и наверняка очень красными. Заметив это, Тимур смеется, уверенно придерживая меня за талию.

— Скорее всего, после пары рюмочек водки, вип-клиенты спускают здесь пар с местными красотками.

— Не может быть, — брезгливо оглядываюсь.

— Точно тебе говорю. Заметь, ты выбрала эту комнату сама, — громко смеется Тимур, выпуская меня наружу.

В коридоре по-прежнему довольно темно и туда-сюда снуют официанты с переполненными подносами. Айвазов уверенно ведет меня в зал, никак не обозначая наши отношения. И когда позади остается сцена и танцпол, мы расходимся, каждый идет к своему столику, будто и не было необузданно бешеной страсти между нами.

Глава 28

Таня

Просыпаюсь, открываю глаза, моргаю, темнота постепенно рассеивается. Сон отступает, выпуская меня из своих цепких объятий. Кажется, еще не рассвело. Вижу окно, за которым под высокостоящей белой луной, лениво колышутся ветки вишневых деревьев. Обнаруживаю себя лежащей посреди кровати в своей спальне. Помню, что уехала из ресторана около полуночи, наспех приняла душ и залезла под одеяло абсолютно голой, потому что вино горячило мою кровь и совершенно не хотелось прикрывать пылающую кожу чем-то еще.

Но что-то не так… Со мной происходит нечто странное. Спросонья ощущения до дикости непривычные. Низ живота горит, тело плавится. Мне тяжело дышать, потому что мой рот прикрыт широкой мужской ладонью. Мои глаза расширяются до размеров бабушкиных фарфоровых блюдец. Секунда жуткого липкого страха. И я начинаю кричать, отбиваясь. Воплей не получается, чужая солоноватая ладонь превращает их в мычание. Но азарт боя уже овладел мной настолько, что адреналин, выплёскиваясь в организм, добавляет сил, решительности, делает работу мозга чётче, яснее, ярче.

Я верчусь, пинаюсь, царапаюсь. На мне лежит крупная мужска туша. Непосильная тяжесть сковывает движения, свет луны освещает лицо насильника… И на смену страху приходят злость и возмущение.

Сейчас его глаза совсем не ореховые, а тона на три темнее и как будто светятся. Мой бывший одной рукой удерживает свое тело на весу, другой все еще закрывает мне рот, а его член вонзается в меня тугими мучительно сладкими толчками. Глубоко, очень глубоко и бессовестно. От понимания того, кто именно меня трахает, я начинаю бесстыже реагировать, бессовестно увлажняясь. И надо бы продолжать отбиваться, но это так приятно, что я закрываю глаза, развратно выгибаясь ему навстречу. Бывший муж убирает руку с моего лица и жадно всасывается в мой рот. Дальше кто-то из нас откидывает ненужное одеяло, и мы начинаем беспорядочно гладить, царапать и тискать друг друга. Мои зубы сжимаются на его плече. От грубых и ритмичных толчков его тело елозит мое по матрасу, выжимая из последнего скрипящие звуки.

— Свалила из ресторана, даже не попрощавшись со мной, решил тебя наказать, — долбит сильнее, — мне мало того, что было, захотелось еще.

А я не пойму, то ли еще пьяная, то ли уже пьяная.

— Я на тебя заявление накатаю, — выдыхаю в колючую щеку, кусая и посасывая его губы.