Марой и хранители

– Обет может принять и исполнить только одна креатура Владычицы…

– Не томи! Говори, кто это?!

– Чёрный Некромант дал согласие.

Первое, что последовало – мороз прошёлся по коже госпожи Делоне. И даже сомнения появились. Но всё-таки она допустила укоренившуюся мысль, спросила, что требует самый непредсказуемый Матушкин Основатель.

– Я не знаю, Эла, – Изель покачала головой. – Но ты должна помнить: наше будущее неотвратимо и находится только в руках нашей Матушки. Ей одно ведомо, пойдёт ли на пользу исполнение того или иного желания.

– Но ведь ответ дан, значит, Владычица знает? – возразила Элоиза и подумала, что, возможно, основательница Люмерии не хочет сама связываться с сомнительными обетами, поэтому прислала одного из своих Старших, наделённых сверхсилой, пусть и с подмоченной репутацией.

– Мне то не ведомо, – ведунья сотворила руками охраняющий знак. – У тебя есть время подумать, Эла. И ещё. Единственное, что мне разрешено тебе сказать от имени Чёрного: «Этим обетом ты только поможешь той, которая станет твоему сыну супругой».

Госпожа Делоне рассмеялась:

– Материнское влияние поможет выбрать лучшую, а значит мой сын будет счастлив с ней, а я – за них.

Присутствуй при этом разговоре, сир Марсий точно сказал бы:

– А что, если к тебе в доверие вотрётся та, которая не станет лучшей кандидатурой?

Но его рядом не было, и Элоиза не предусмотрела коварный вариант.

Прошла неделя, данная ведуньей, но госпожа Делоне всё же отправила Вернера к Изель. В привезённом свёртке от ведуньи находилась толстая чёрная свеча, которую надлежало зажечь в нежилом помещении. Сир Марсий в этот день отбыл в Люмос по делам, Арман с Вернером находились у де Трасси в гостях, и Элоиза спокойно спустилась в семейный склеп.

Дым от свечи недолго стелился – перед госпожой Элоизой возникла смутная тень.

– Всё-таки решилась, глупая мамашенька? – насмешливо спросил глухой многоголосый бас.

Разумеется, она испугалась, но вспомнила о сыне, и сразу почувствовала уверенность:

– Да. Что попросишь взамен за услугу?

– Вон то простенькое колечко, что у тебя на безымянном пальце, – тень покачивалась, не двигаясь с места.

Цена была неожиданной, Элоиза до этого дня успела перебрать все её возможные варианты и морально подготовиться к любому из них. Но от такого условия госпожа Делоне растерялась:

– Это подарок моего отца и моё обручальное кольцо. Почему оно?

Некромант хмыкнул:

– Глупая женщина, ты не знаешь цены обету, который просишь дать. Не знаешь цены подарку отца и не посоветовалась с мужем. Зачем тебе этот предмет, напоминающий о том, что для тебя не имеет значение? Скажешь супругу, что потеряла, делов-то…

Предчувствуя подвох, Элоиза раздумывала некоторое время. Некромант успел соткать из тьмы кресло, уселся в него и терпеливо ждал, поигрывая пальцами, сложенными домиком, как это любил делать Марсий. Свеча уменьшилась наполовину.

– Кто выступает гарантом сделки? – дрожащим голосом, наконец, спросила Элоиза.

– Матушка разрешила, – Некромант разглядывал свои ногти чересчур внимательно.

– Я … не верю… – пролепетала Элоиза. Слишком незначительной показалась ей цена.

Кольцо Белого Речника было почитаемым артефактом в семье, но никогда себя не проявляло и виделось простым символом предков. Между прочим, славу которых она хотела приумножить. И разве не это сделал бы каждый из предков, если бы знал, в какой опасности находится его ребёнок?

Некромант выпрямился, наклонился над свечой, приближая лицо к отпрянувшей госпоже Делоне, рявкнул глухо:

– Женщина! Ты месяц молилась Матушке, а теперь испытываешь моё терпение? Гаси свечу или отдай кольцо! – так же внезапно сменил гнев на игривость. – Хочу заполучить на память что-нибудь от светлого, ещё не догадалась, глупая найла?

Элоиза испуганно сняла кольцо, не без труда:

– Я… согласна. Что мне надо сделать?

– Бросай!

Кольцо растворилось в дымке.

– Получай, что хотела! – Некромант хлопнул в ладоши. От внезапного порыва ветра свеча погасла. А когда госпожа Делоне зажгла на ладони бытовой огонёк, чтобы разогнать тьму в склепе, тёмной сущности уже не было.

Странное ощущение уверенности поселилось в ней. Элоиза улыбнулась, убрала свечу в угол за одной из могил предков и пошла на выход.

Она и подумать не могла, что той женщиной, красивой и любящей (не влюблённой, как она запомнила), была она сама.

Глава

8. Свой среди чужих

Останься прост, беседуя с царями,

Будь честен, говоря с толпой;

Будь прям и твёрд с врагами и друзьями,

Пусть все в свой час считаются с тобой…

Р. Киплинг, «Заповеди»

Во всем теле чувствовалась приятная утренняя нега – Рене понял, что выспался. Не было тянущей боли в пояснице, в мышцах ног не простреливало, руки не выкручивало, шея не ныла. Вот что значит хорошая горячая ванна и неспешная дружеская беседа – тело и душа отдохнули, маг-силы, кажется, пришли к общей гармонии.

Он счастливо и глубоко вдохнул воздух, потягиваясь, и замер: в нос ударила чудовищная вонь. Рене обмер: «Та-ак, на всякий случай…» – откинул покрывало, осторожно принял сидячее положение и заглянул под себя – чисто. К счастью, перед сиром Марсием не придётся краснеть.

Однако это заполнило собой всё воздушное пространство и, кажется, пропитало даже углы. Рене слез с кровати, и от прикосновений босых ног к холодному каменному полу организм напомнил о жизненной потребности. Юноша засуетился по комнате, нашёл ботинки и побежал в уборную. Если бы в комнате остался некто, он бы услышал замысловатый монолог:

– Ну, давай, малыш… Эй, аккуратнее! Так… Вот… молодец! И ещё немного… Что ж ты долго терпел? Надо было раньше разбудить… Как с тобой сложно-то!.. Воистину мужская доля тяжела… Всё, справился! Вернись на место, четыре с натяжкой… А нечего было брызгать на стену!

Отметив про себя, что даже в уборной воздух свежее, Рене ополоснул лицо прохладной водой, прополоскал рот, понюхал себя на всякий случай, убедившись: «Слава богу, это не от меня!» – и вернулся в комнату. На столе манил к себе разнос с едой и кувшином, но есть резко расхотелось: тошнотворная убийственная симфония моноаромата отправила в нокаут буркнувший пустой желудок.

Зажав нос, Рене добрался до окна и приоткрыл створку, жадно вдыхая чистый морозный запах раннего утра… или раннего вечера. Чтобы определить, сколько проспал, поднял глаза на часы – отметка на голубой жидкости показывала семь. Семь утра или семь вечера? Смутно вспомнилось, как раза два вставал сонный, ходил в уборную и снова проваливался в сон. Что ж, если это был вечер, то всё логично: и сосущий голод в желудке, и отдохнувшее, восстановившееся тело.

Рене быстро замёрз возле окна, но, не закрывая его, пошёл к платяному шкафу, надеясь, что не придётся в нижнем белье ходить по замку или ждать прислугу.

Там висели два светлых костюма, вероятно, те, которые обещала госпожа Делоне. Рене почесал в затылке: с одной стороны, было понятно, что это для него, с другой, – наверняка, невежливо облачаться в хозяйскую одежду без однозначного разрешения, да и не особо хотелось: лумерские вещи были намного удобнее.

На полу шкафа заметил свою дорожную сумку, поднял её: от Жанетты там оставался ещё комплект её брата Луи. Рене гадал, копался ли кто в его сумке или хватило совести не делать этого. «Надеюсь, моя печать сработала», – добавил про себя Рене.

Вытащил весь скудный запас вещей, смявшуюся немного тетрадь и дедушкин клинок с ремнём. Благоговейно снял чехол и поцеловал зеркальное лезвие. Глядя на него, заманчиво лежащего на кровати, натянул помятую рубаху, котту, тёплые штаны и шерстяные тонкие носки. А ведь вместо нормального письма к Жанни благодаря Люсиль отправилась короткая записка, написанная чужой рукой. Что подумала помощница, чувствуя боль своей хозяйки? Хватило ли компаньонке силы воли потерпеть день? Этим вопросом следовало заняться в первую очередь… сразу после того, как Рене подкрепится.