Страница 20 из 38
– Я задам тебе вопросы, – сказал возникший рядом Анри. – С каждым неправильным ответом будет умирать одна из них. С каждым правильным – никто не погибнет и откроется одна дверь. Вопрос номер один, несложный. Почему вместо того, чтобы отпустить Мариэль, как она просила, ты поступил наоборот, повалил её на кровать?
Люсиль ждала, улыбаясь и сцепив руки в замок, а Мари, наоборот, положила ладони на стекло, жадно ловя ответ.
– Я… не знаю… так получилось… – пробормотал Арман, не готовый обсуждать желания своего тела.
Одна из Мариэль пронзительно вскрикнула: сквозь неё, со спины, прошёл острый шип, разбивая стекло и заставляя мёртвую девушку упасть. Арман ахнул, подаваясь вперёд и ударяясь о прозрачную стену, отливающую серебром, бессильно ударил кулаками.
– Сволочь! Не так, только не так!
– Хм, мне казалось, что вопрос абсолютно простой. К сожалению, я не смогу задать второй до тех пор, пока ты не ответишь на первый. Попробуем ещё раз: почему вместо того, чтобы отпустить Мариэль, как она просила, ты поступил наоборот?
Арман молчал, борясь с дрожью, распространяющейся от сжатых кулаков по всему телу и заковывающей его в единый нервный спазм.
– Потому что я не хотел её отпускать, – наконец сказал осторожно.
Ещё одна Мариэль вскрикнула и сползла, оставляя ладонями розовые разводы на стекле. Видимо, фантазия инквизитора решила разнообразить способы убийства.
– Я ведь сказал правду! – взревел Арман, в гневе пытаясь разбить зеркало.
Голос позади равнодушно хмыкнул:
– Ты сказал правду, но это не был ответ на мой вопрос. Слушай внимательно. Почему вместо того, чтобы отпустить Мариэль, как она просила, ты сделал обратное?
– Что будет, если я не смогу ответить на твои вопросы?
– Мы начнём сначала, и ты будешь снова и снова смотреть, как умирают те, кто тебя любит. Твой ответ?
Несмотря на всю осознаваемую иллюзорность происходящего, чувствуя пот, стекающий по лицу, он вытащил из себя то, в чём боялся признаться последние дни:
– Потому что… я… там, с проклятым Некромантом… почувствовал что-то… и не мог об этом не думать… Я… желал Мариэль… и не мог… отказать себе в… я хотел проверить, то ли я почувствовал…
Зеркало, на которое опирались руки, поднялось, открывая проход в следующий коридор, узкий поблескивающий мелкими отражениями.
– Следующий вопрос, – сказал Анри, не хваля за правильный ответ и не комментируя его. – Когда я упомянул, что дело в одном из вас, а не в браслетах, которые носит Люсиль, почему ты не признался ей в своих сомнениях?
– Я не хотел делать ей больно, – думая над этим второй день, Арман ответил быстро, полагая, что отвечает правильно.
Но одна из златовласок пронзительно завизжала и, осыпаемая стеклянной крошкой, упала с шипом в груди на пол:
– Что же ты за зверь такой?! – нервно дрожа и не пытаясь отереть выступившие слёзы, Арман простонал: – Что я должен сказать?! Как мне угадать, что ты хочешь услышать?!
– Загляни в себя, как ты делал… Повторяю вопрос: почему ты не признался Люсиль в сомнениях?
Он тянул паузу, Анри ждал и, казалось, готов это делать вечность, пока запутавшийся не найдёт ответа.
– Я боялся. Боялся слёз Люсиль, её реакции. Я не хотел скандала. Я струсил, надеялся, что всё образуется само собой, – сглотнул, ожидая нового крика-ножа в самое сердце.
Но ответ был одобрен, и зеркальная створка поднялась, приглашая к следующему вопросу.
– С прошлым разобрались. Вопрос про настоящее, – равнодушно огласил следующий этап инквизитор. – Ты знаешь, что обманываешь Люсиль и никогда не сделаешь ей предложения руки и сердца. Мы хотели бы услышать, почему.
Провалилось три попытки, прежде чем он смог признаться себе в том, о чём почти не думал, – и новый шаг к свободе был доступен. Вот только к этому моменту Ар чувствовал бессилие. Голос был сорван криками, а разум перечеркнул убеждение отца о том, что мужчины не плачут.
С каждой смертью иллюзорных девичьих образов фантазии палача становились изощрённее и более жестокими. И сколько бы Ар не колотил кулаками по зеркалам, их броня оставалась безучастной к мольбам и проклятиям.
– Сволочь, почему мы говорим об этом?! – он опустился на пол, ноги не держали своего хозяина. – Почему не об Академии или о тебе?!
Образ инквизитора давно растворился в зеркалах, и с тех пор только его голос звучал, оповещая о присутствии:
– Ты пришёл с конкретным запросом разобраться в определённой проблеме. Этим мы сейчас и занимаемся. Следующий вопрос…
– Сколько их?
– Мы прошли половину пути.
Арман застонал, погружая пальцы в волосы:
– Сволочь… Не убивай их больше, я не выдержу!
– Разве тебе не хочется узнать самое интересное, то, что у тебя под носом и чего ты не видишь? Цена высока, но она того стоит…
– Не хочу. Прекратим испытание, я сдаюсь! – он с надеждой посмотрел вверх, и от весёлого смеха мороз прошёлся по спине.
– Отсюда два выхода – ты сам открываешь последнюю дверь или тебя будят, Мариэль тебя предупреждала. Но до утра ещё далеко, так что тебя не скоро хватятся. Продолжим: следующий вопрос…
Вскоре ему показалось, что он сходит с ума: несколько безуспешных попыток на один из вопросов, пять душераздирающих криков выжгли ему душу, превращая её в пепел. «Я не знаю!.. Я не знаю!» – твердил он, ударяясь затылком о стекло, и боль приносила некоторое облегчение, ведь он не чувствовал и сотой доли ощущений тех, кто сгорал, захлёбывался водой или был пожираем насекомыми на его глазах.
А когда он готов был безумно рассмеяться от очередного длинного крика, вдруг прозвучал спокойный знакомый мужской голос. Ар сразу не смог вспомнить, чей:
– Дай мне руку, позволь вытащить!
И Арман, поверив, будто это новая стадия безумства, поднял трясущиеся пальцы вверх, – его ухватило, потащило наверх, над зеркалами, оставляя среди них трёх Люсиль и одну Мариэль.
– Тихо, тихо! Сломаешь мне пальцы! – кто-то похлопывал по его сжатому в спазмах кулаку горячей рукой. – Ничего себе у тебя кошмары…
Наваждение ирминсулиума понемногу отпускало, но пальцы не смогли разжаться, пока не открылись глаза. Рядом, на кровати, сидел Рене со сползшим со спины покрывалом.
– Ы… ак… ут…– хрип вырвался вместо слов «Ты как тут оказался?»
Рене, кряхтя, поднялся, обнажая туго стянутую на пояснице спину, набрал воды в кубок, согрел руками и вернулся, протянул вторую руку, помогая сесть:
– На, выпей тёплой воды, ничего другого, извини, нет. Знатно ты себе содрал голос, – придержал пальцем ножку кубка, ибо руки у Армана тряслись, грозя расплескать жидкость.
Тот, смочив горло, прокашлялся:
– Как ты здесь оказался? Ты взломал мою печать?
– Ничего я не ломал, дверь была открыта. Мимо шёл, услышал твои крики, думал, что-то случилось, а у тебя кошмар – позавидовать можно, – Рене зевнул. – Ладно, бывай!
Поднялся, кутаясь в покрывало и подхватывая сложенную простыню для вытирания, очевидно, принесённую с собой.
Арман провёл трясущейся рукой по лицу, сообразив, что оно мокрое, как и всё тело. На скомканном покрывале под спиной прощупывалось мокрое пятно. Юноша перевёл глаза на часы: четвертый. Значит, он пробыл в лабиринте разума около семи часов, не меньше.
– Эй, ты куда? – осторожное перемещение Рене по стеночке обратило на себя внимание. – И почему ты уже ходишь?
– В купальню я, погреться…
– Погреться? В купальню? – Арман окончательно проснулся. – Чокнулся, малыш?
– Сам такой, – послышалось за медленно закрываемой дверью.
Он плюнул, не собираясь следить за придурковатым северянином, вечно имеющим у себя нечто странное на уме. Снял влажную одежду, ополоснулся холодной водой над лоханью и оделся в сухое.
Живот к тому времени крутило от голода – сходил в кухню, нашёл кусок колбасного круга и хлеб, взял с собой, вернулся на второй этаж. Дверь в комнату отца, где оставили раненого, была по-прежнему приоткрыта. Заглянул внутрь – северянина не наблюдалось. Наворачивая всухомятку колбасу с хлебом, отправился вниз, к купальням. На первом уровне по коридору плыл туман. Арман готов был потереть себе глаза: не показалось ли? Зашагал к источнику тумана.