Завещание Петра

Большаков: Ну, это нам раз плюнуть. Правда, Виталик? Одно неловкое движение, и человек уже профнепригоден.

Ахмеров: Н-да. А за три месяца, если человек хотя бы минимально подготовлен, он у нас тут все изнутри раскурочит и наизнанку вывернет. Может, Илья его к себе особо-то и не пустит. Но Аня — тут как тут. Системы все выведены. И все наши обманки накроются.

Большаков: А с дежурствами? Либо вообще не ставить его в ночь, либо дежурить каждый раз вдвоем. И то, и другое —не дело.

Борисов: Знал бы ты, насколько ты близок к истине. Насчет того, что это не дело.

Большаков: А что такое?

Борисов: А то, что это вовсе не он, как вы тут все изволили выражаться.

Все, хором: То есть?

Борисов: То есть это —она. Лейтенант Ирина Вениаминовна Рубцова. Профессиональный переводчик и специалист по структурному анализу текстов. Всё —как заказано.

Ларькин: Этого ещё не хватало!

Ахмеров: А что? Может, именно этого нам и не хватало? Если уж все равно от неё никуда не денешься... И далеко ходить не надо. Даже до Тверского — и то ходить не надо. А, Илья? А то я замучился уже через ночь дежурить.

Большаков: Во-первых, клевета. А, во-вторых, ни один порядочный лис не станет красть кур в близлежащем курятнике. Служебный роман —самая большая глупость, на которую может пойти цивилизованный человек.

Ахмеров: Это он сейчас так говорит. А она, кстати — ничего?

Борисов (вынимает из папки фотографию и выставляет её перед собой на всеобщее обозрение): Любуйтесь.

Большаков: Беру свои слова обратно. Ренат прав. Бывают такие ситуации, в которых даже цивилизованный человек... Я предлагаю решить дело миром —четыре соломинки, одна короткая...

Борисов: Илья.

Большаков: Всё, всё, умолкаю, Юрий Николаевич. Приоритет старшего по званию сомнению не подлежит.

Борисов: Самая большая неожиданность в том, откуда она к нам направлена.

Ларькин: Ну, и откуда же она к нам направлена?

Борисов: Из управления по борьбе с терроризмом. Причем выпускается она только через неделю. И —сразу к нам.

Ларькин: То есть вы хотите сказать...

Борисов: Именно это я и хочу сказать. Для неё это вполне может оказаться такой же неожиданностью, как и для нас. Не для того же она туда шла, чтобы её потом засунули к нам совать нос во все Илюшины закоулки.

Большаков: Очень на это надеюсь.

Ларькин: Значит, если через неё кто-то и что-то надеется разузнать, то основано это никак не на прямом задании, полученном от нынешнего непосредственного начальника. И она —не профессиональный нюхач. Следовательно...

Борисов: Следовательно, варианта два. Либо она очень доверяет тому человеку, который её сюда пристроил, либо...

Ларькин: Либо они уже не стесняются зомбировать своих?

Борисов: Делайте выводы. Делайте выводы.

Большаков: А кто её вел в спецшколе?

Борисов: Ну, наконец-то очнулся. Первый стоящий вопрос с самого утра. В спецшколе её вел один мой старый добрый знакомый. По имени Лесник. Мы с ним одно время были в очень плотной связке. В Карабахе. Он на одной стороне я на другой. В равном статусе. И делали одно дело. Лесник очень толковый мужик. И хороший профессионал. Если это он против нас играет —всё будет куда сложней, чем у нас с Виталием в Оренбурге. А если он там такой не один...

Большаков: А специализация? Какая у него специализация?

Борисов: Всякая, Универсал. И чтец, и жнец, и на дуде игрец. Но изначально он вроде бы занимался арабским Востоком. И девка эта, кстати, тоже вроде по-арабски понимает. Основной у неё в университете был английский...

Ларькин: В университете?

Борисов: Инъяз МГУ. Я узнал —в выпуске была если не первой, то одной из первых.

Ларькин: А потом ваш Лесник. Серьезное сочетание.

Борисов: Да уж. Ладно. В любом случае будем ждать её приезда из школы. Пока есть время — покопаем. Только не слишком явно, чтобы не привлекать внимания. А когда приедет...

Ларькин: А когда приедет, начнем присматриваться и думать, что с ней делать дальше. Хотя — не нравится мне это. С самого начала не нравится. И дело даже не в том, что она к нам с заданием. Даже если бы и без задания. Женщина на корабле.

Большаков: Кто бы говорил насчет женщин. Я, что ли, экзотических барышень из экспедиций с собой привожу и расселяю на территории охраняемого объекта.

Ларькин: Аня не барышня, а особо ценная улика. Единственный, между прочим, экземпляр. И попрошу не осквернять храм науки подобными гнусными инсинуациями. А тут нам светит совсем другое дело. Тут нам предлагают боевого товарища иной биологической природы. Белоснежка и семь гномов.

Большаков: С математикой у тебя, капитан, всегда были нелады. Мне пришел на память совсем другой сюжет. Четыре танкиста и собака. Умная такая, говорящая собака. Причем говорящая на разных языках.

Борисов: Вот вам двоим дрессуру этой —э-э — этой дамы я и поручаю. Илья —на подготовительном этапе. Виталий —ты займешься ей вплотную, как только она переступит порог ГРАСа. Ну, а по всем техническим вопросам обращаться понятно куда.

Ахмеров: Как девушек выгуливать, так это господа офицеры. А как по техническим вопросам —так сразу всем понятно.

Борисов: Ну-ну, не ворчи.

Документ № 12.

Содержался в шифрованном файле COLYMA_12.doc (Документ написан, вероятнее всего, в середине тридцатых годов XX века. Более точную дату определить затруднительно — автор документа старательно избегает актуальных имен и фактов. Тем не менее сопоставление данного текста с текстами, проходящими в ГРАСе как Документ № 11/2 и Документ 14, позволяет предположить, что автор данного документа был кадровым офицером Красной Армии в чине до комдива и, вероятнее всего, имел достаточно тесные контакты с группой армейских реформаторов во главе с маршалом Тухачевским —так же, как и автор Документа N9 11/2, с той разницей, что первый служил в механизированных частях, а второй —в авиации. Автор же Документа № 14 работал, очевидно, в окружении наркома Орджоникидзе).

Ошибки нужно признавать даже тогда, когда поправить что-либо уже никак нельзя.

Остановить всех этих бывших фельдфебелей, когда они зарвались и перестали понимать, что происходит вокруг, мы в свое время сумели. Поражение в польской кампании стало для Будённого и иже с ним хорошим отрезвляющим. Но вот на то, чтобы отследить проникновение бывших семинаристов в наши собственные ряды — на это нас, как ни странно, уже не хватило. Теперь пожинаем плоды. И будем пожинать ещё очень долго.

Нас уже вылавливают всюду, где только могут. И предпочитают расстрелять сотню невинных, лишь бы только среди них с определенной долей вероятности оказался один из Братьев. Они прошли два первых класса нашей школы, и им показалось, что дальше учиться нечему. Что ж, в этом веке недоучек — могло ли быть иначе. В следующий раз мы будем умнее. И бдительнее.

Момента силы, который мы придали России на этом, новом старте, вполне достанет для того, чтобы выйти Из всех тех испытаний, через которые ей предстоит пройти в ближайшие несколько десятков лет. И стать —действительно стать —сверхдержавой. И тем создать прецедент для следующего витка, когда пройдут и эти темные года, и тот тяжкий период, когда Советский Союз неминуемо развалится, и Россия ляжет на дно в ожидании следующего взлета.

Фундамент положен крепкий. Даже если рухнут нынешние стены Братства, новые поколения найдут, на чем строить. Важно передать им искру.

Раскаивайтесь во всем, в чём вас обвиняют. Выдавайте друг друга, если этого требует ситуация. Если будет нужно — станьте друг другу палачами. Лучше умереть от руки Брата, чем от руки, не ведающей, что творит. Если нас останется хотя бы сотня —этого достанет для воссоздания ИГРЫ через двадцать лет или через сто — как то покажет время.