Страница 15 из 31
А вот в этот раз рапорт техника Левашов выслушал без наслаждения, ничего, кроме обычного чувства удовлетворения, что самолёт к вылету готов, моторы опробованы и бомбы подвешены, не получил, и, несколько раздосадованный этим, для чего-то огляделся по сторонам, и оттого, что огляделся, когда оглядываться вовсе не требовалось, сбился с дыхания и закашлялся, а потом, уже не глядя на Шельпякова, начал усердно протирать очки на шлемофоне и дуть на них, пока кто-то из мотористов вдруг не вскрикнул с тревожной радостью:
– Ракета, красная!
Это был сигнал на вылет, и Левашов, сумрачно улыбнувшись, позволил надеть на себя парашют и неуклюже полез в самолёт через люк по неудобной выдвижной лесенке.
Следом за ним, растирая скулами усмешку, полез Сысоев.
Бик-Булатов Айрат Шамилевич
Родился в 1980 году в Казани.
Поэт, журналист, публицист, кандидат филологических наук, член Союза журналистов России (2006), Союза писателей РТ (2010), автор проектов: студия «Энтомология поэзии», театр поэзии «Фибры», фестиваль любительской культуры «ФесТех». Доцент Казанского (Приволжского) федерального университета, редактор телепрограмм службы национального вещания ГТРК «Татарстан». Спектакли по его поэмам ставились в Казани, Набережных Челнах, Саратове, Саранске, Белграде. В 2012–2013 годах в издательстве «Free poetry» (Чебоксары) начат выпуск малого собрания сочинений, на настоящий момент вышли две книги – поэмы о Ван Гоге и о Маяковском, первая презентация книги «Ван Гог. Поэмы: дилогия» прошла 29 января 2014 года в Париже в магазине «Librairie du Globe».
Оратория «Молчание»
(Отрывок)
С чего начинается молчание… Нижинский – великий танцор сидит на стуле. Перед ним – зрители, человек 30–50… в частном доме он должен танцевать. Проданы пригласительные контрамарки. Проходит минута, и ещё десять минут… и ещё пятнадцать. Он сидит и не начинает танца. Среди зрителей идёт глухой ропот, потом всё сильнее – верните нам наши деньги, это обман! Нижинский не танцует. Прошёл час или около того, когда, наконец, как будто пересилив себя внутренне, – он вдруг поднялся и начался танец. Волшебный. Нижинский. Такого больше не увидят! Такого владения телом. Таких пируэтов и прыжков… Последнее публичное выступление Вацлава Нижинского. 1917 год.
Отчего же он сидел так долго…
Царствие Божие не требует доказательств. Не требует видимого «чуда», ибо блажен, кто верует. Блажен, кто верует без внешних доказательств, без явления чуда…
Нижинский – и есть «танец Нижинского». Блажен, кто верует…
Среди зрителей идёт глухой ропот, потом всё сильнее – верните нам наши деньги, это обман! Нижинский не танцует.
Что происходило в нём в тот момент? Какая борьба с собой, или какая молитва…
«А вы в церковку ходили?» Странное умопомешательство Нижинского: подходить к незнакомым прохожим и спрашивать: «А вы в церковку ходили?»
Однажды его арестовали немцы из-за рисунков. Думали – странный шифр, а он зарисовывал танец. Он хотел создать язык танца – независимого от музыки. Танец и молчание! О, мистерия танца!
Я видел это уже позже, когда сам, чуть ли не впервые пошёл на балет, точнее – на два одноактных, первым из которых была «Весна священная», та самая, которую когда-то поставил Нижинский, и её тогда обплевали, обкричали зрители… Теперь – иная постановка того же балета. Но я пошёл, чтобы услышать музыку, сейчас под неё танцуют стройные «дикари» французы, а я хотел, чтобы они напомнили мне Нижинского… Хоть чуть-чуть…
Но вот – первый балет кончился, после антракта начался второй одноактный балет, какой-то современный. Названия не помню. Нет музыки, какое-то скрежетание. И молодой танцор в черепоподобной маске минут 10 танцует в полной тишине, только едва скрипят чёрные половицы на сцене. Смотрится это с каким-то неспокойствием.
И вот этот второй балет и напомнил мне Нижинского, зарисовывающего танцы, свободные от музыки…
Чего не хватало в этом современном балете? Наверное, молитвы. Ради чего это молчание? Ради чего оно вводится в постановку?
Зрители несколько ошарашены. Тот современный актёр во время танца предстаёт сразу в нескольких масках – то глубокий старик, то солдат, то полисмен, затем ещё кто-нибудь… искусно сменяется череда масок.
И вот – всё это: люди, череда лиц проносится перед нами в полной тишине, показанная танцором в черепоподобной маске. И кажется – это сама смерть и есть, которая уже забрала и «старика», «и солдата», и многих, и многих. И зловеще веселится теперь, представляя нам в танце добытых ею людишек, сама напоминая при этом героя кинофильма «Маска», сыгранного Джимом Керри, того самого, зеленорожего…
В абсолютной тишине это происходит.
И вот – как бы «молчал» Нижинский? Мне кажется, это было бы совсем иначе. Это было бы молчание-молитва. «А вы в церковку ходили?»
Когда советские войска освободили от фашистов город «N», то в этот день все видели на центральной площади старика, который танцевал необычно и великолепно свой танец счастья и радости…
Наступает такой момент для некоторых гениев, когда всё, что они должны выразить, уходит в «невыразимое»…
Ян Сибелиус – знаменитый финский композитор – в последнюю свою симфонию вставил это. МОЛЧАНИЕ! Несколько секунд музыканты и дирижёр после окончания музыки, после самого последнего аккорда держат молчание… Палочка поднята. Смычки замерли. Никто не хлопает. Эта наивысшая точка… Её держат музыканты и зрители, соединяясь в общем молчании… Что это? Странная прихоть композитора? После написания этой симфонии Сибелиус удаляется в имение. Не показывается на светских мероприятиях, к нему иногда приезжают друзья. Что делаешь, Ян? «О, я пишу замечательную музыку, скоро вы все увидите, это будет самая лучшая моя симфония!» Проходят месяцы, а потом и годы. Даже друзья уже перестают навещать его. А те редкие встречи, что были, – он каждый раз упоминал о симфонии, но ничего не показывал. И вот однажды Ян Сибелиус умер. И душеприказчики его не нашли ни единого черновика будущей симфонии.
Я смотрел передачу об этом. Известный в России музыковед Артём Варгафтик предположил, что Сибелиус написал-таки свою симфонию – и это, суть: симфония молчания!
Может быть, отсюда всё началось во мне? Пожалуй, точно могу сказать, что началось с музыки. Ещё точнее – с Баха. Того самого, как он звучит, например, в фильме «Жертвоприношение» Андрея Тарковского. Но началось гораздо раньше, чем я посмотрел этот фильм. Если уж говорить о фильмах, то первой ассоциацией для меня была другая картина – «Декамерон» Паоло Пазолини.
Я даже не буду писать заново, а вспомню свой дневник.
Вчера смотрел «Декамерон» в режиссуре Пазолини. Рассказики те же, что читал ещё в юности, но композиция фильма совершенно чудесная… когда идут эти рассказики, совершенно бытовые, когда и секс совершенно почти животный без всяких там любовных игр и масок приличия, когда люди настолько естественны, без притворства – и, конечно, полны слабостей, и блудливы, и обжорливы, и корыстны… но странно – не умеют прятаться, они обнажены в своих грехах, и в этом – невинны… но объединительным началом фильма стало не то, что где-то сидит, мол, группа людей, и рассказывает эти истории – таковое построение самого Боккаччо режиссёром было отвергнуто… Объединительный сюжет – рассказ о художнике, который, в общем, один из тех людей, кто появляется в этой Италии эпохи Возрождения… художник приглашён обрисовывать храм… И храм снится ему, и он уносится в мечтах в этот храм… В Царство Божие…
К этому художнику режиссёр возвращается много раз между сюжетами, связанными лишь настроением и эпохой, но не общими героями… И вот, наконец, в конце фильма – храм достроен. Господь и Богородица над людьми… Господь над этими грешными, и такими на самом деле трогательными развратниками и обжорами, и Господь любит их всех, всех-всех…