Семя скошенных трав

А там Алиева ясным радостным голоском всех осчастливила: войне конец! Наши уничтожили Шед ко всем чертям, мы отвоевали право жить — и наши полёты, наши колонии и наше будущее безопасные теперь. Вот такие дела великолепные.

Танюха так и выдохнула: «Слава богу!» — и Светка, которая уже возилась с нашей основной линией, и Томка из коровника выскочили к нам навстречу. Светка просто завизжала: «Ми-ир!» — а у Томки потерянное какое-то было лицо, странное.

Светка Томку затормошила, как девчонки умеют, затискала, а та стояла, как неживая, опустив руки. И Танюха сказала тихонько:

— А ведь могли бы нас так… всю планету.

Светка на меня посмотрела — а глаза сияют:

— Ну, всё, жизнь распрекрасная начинается!

Я хотел ей улыбнуться, но вышло как-то криво.

Ничего не хотел ей рассказывать про инопланетянок. И Томка со старухой промолчали — и Светка радовалась, как маленькая, так веселилась, что даже расшевелила Томку. Мол, Петьку теперь ни за что не призовут, Славка второе образование получит, да ещё и можно будет свободно, по открытому каналу, болтать с какой-то там Светкиной симпатией, с каким-то орлом — золотые яйца, что служил то ли на марсианской базе слежения, то ли где-то на границе Солнечной системы.

А я думал, что всё, никаких больше снов про орбитальные бомбёжки.

Но язвила меня мысль, как блоха в штанине: как девчонкам-то сказать? Инопланетянкам-то? И что с ними будет?

Я как-то не задумывался, будто само собой разумелось: кончится война — депортируем их, с их младенцем, и сказке конец. Но вот сейчас — куда депортировать-то? Куда они пойдут? И вспомнил, как в школе учил: враги сожгли родную хату, убили всю его семью — куда теперь идти солдату, куда нести печаль свою? Эх, солдату некуда — и то страшное горе, а тут…

Это мы, получается, сожгли их хату и убили всю семью.

Я сам не мог взять в толк, почему это меня так колет. Ну не они нас — и замечательно. Сколько народу в этой войне побили, сколько техники, добра всякого… всю Землю могли взорвать к ядрёной Матрёне, но не вышло, слава богу. Так что теперь — убиваться из-за двух пленных девчонок, что ли…

И я изо всех сил постарался чем-нибудь занять мысли. Будто никаких инопланетянок нет. Мне даже почти удалось.

Но к вечеру заявились ФЕДгвардейцы.

Что меня приткнуло особенно: удивительно холёные мужики. Прямо атласные, до того лоснистые. И что-то не совсем нормальное в них было… не знаю, как описать. Знаете, любой мужик годам к двадцати пяти — тридцати матереет, раздаётся, кабанеет так… в настоящего мужика превращается из пацана. Кости делаются другие, мускулатура…

Так вот.

У этих ФЕДовцев туши и морды были — тридцати-сорокалетних. А шкура и волосы — пацанов. Не то что старшеклассников, когда морда в прыщах, а именно что деток. Особая детская бархатистость такая. Без морщин почти, без шрамов… Звезда ВИДа удавилась бы за такую шкурку.

И это было ненормально. Даже страшновато.

Я их увидел, когда они из глайдера выскочили, — и на меня как холодом подуло.

А их капитан на меня — гав:

— Ты, сельпо, где эти свиньи?

Я сообразил мгновенно — и ухмыляюсь:

— Ты чё, начальник, какие свиньи? Коровы у меня, премиальные породы. Куры ещё есть, индейки — но это себе разводим… Тебе, конечно, уступлю. Да что, ты б лучше говядинки, что там эта курица, ради яиц держим.

А он на меня смотрит, как на идиота:

— Какая говядина, нахрен?

Я дожимаю:

— Мраморная говядина. Младший сын, слышь, партию в Москву повёз, рестораны покупают, мясные распечатки высшего сорта. А насчёт свиней — это я могу шурину звякнуть, у него мой старший как раз, смету составляют на поставки. Ферма в ста километрах, вот они как раз свинину печатают, отменное мясо. Хочешь, звякну, сын как раз сегодня к вечеру обещал вернуться — так прихватит хороший кусочек, кило бы на тридцать. Имитация шеи, с прослоечкой, на шашлыки — самое оно…

Знаю я их, как облупленных. У них на пять минут инопланетянки из черепушек выветрились — прям чуть не облизываются. Ну и дожимаю ещё:

— Чё, мужики, может, по стопарику? Чтоб служилось легче?

Капитан первый спохватился.

— Так, — говорит, — прекращай, в натуре, мы на службе. С закрытого объекта пара шельм сбежала, ищем гадин.

Я говорю:

— Ух, ё… с оружием они?!

ФЕДовцы переглянулись, а я подумал, что сработало.

Капитан говорит:

— Безоружные, но кто знает, что они могут. Запросто могут заявиться к тебе на ферму, тут им и тепло, и жратва. Оно, конечно, по идее, должны были в море уйти — но там никаких следов не нашли пока, так что подались гады, видимо, на сушу.

Я говорю:

— Ой, мужики, а они не могли ко мне на ферму пролезть незаметно? А если коровам заразу какую-нибудь занесут, ё-моё? Вы бы глянули, а? Ляд их знает, инопланетян…

И вижу по мордам: им резко стало неинтересно. Я их надул.

Капитан говорит:

— Заметишь, если проберутся.

— Начальник, — говорю, — связной код дай, куда звонить, если что?

Смотрю, собираются уходить. Ну, Танюха не подвела: подскочила с пакетом, там, надо думать, отборные распечатки, стейки экстра-класса:

— Мальчики, — говорит, — не обижайте. Возьмите мясца, на отдыхе покушаете. Мы бы без вас…

Ну и всё. Их капитан личный доступ мне оставил, не казённый, а на свою страницу — и мой взял. Ни фига я им не сельпо, я им полезный человек, ага. Набитый идиот, который про тех инопланетян — ни в зуб ногой, ни в жопу пальцем, зато у меня тут мясо, выпивка, всё такое. Прибухнуть и закусить на халяву…

Гниды.

Расстались сердечно. Я их всё порывался зазвать поискать опасных тварей у меня на ферме, а они от меня отбрыкивались, что нет тут никого, раз я не видал, а если увижу — пусть сразу сообщу. Так и свалили, задрыги, и десять кило мяса увезли. И радостно пообещали заглядывать.

Торопились. Как сообразили, что тут им ловить нечего, так и сорвались.

Реально нужны им бедные девчонки. Премию обещали, не иначе.

Как за ними позёмка улеглась, я говорю:

— Не нашли бы девчонок, с тепловизором-то…

А Танюха:

— У тебя нет ощущения, что мы ввязались в паршивую историю, а, Сём?

Я только вздохнул. Для меня эта история точно не паршивее, чем для бедных шельмушек. Одни, в лесу, в погребе, с дитём…

Я думал о них, и у меня сердце леденело. Выхода у них не было никакого — и псы уже шли по их следу.

На нашу с шельмочками удачу погода стояла вьюжная, метельная — февраль, что вы хотите. Штормовое предупреждение — через день. Глобальное потепление, чо! Главное, температуры не сказать чтоб особо низкие — около ноля, плюс-минус, а вот ветрище… В общем, самое оно потерять в лесу пару коптеров-наблюдателей: ветром подхватит, об сосну жвахнет — плакали денежки. Ну и шарить по лесам в такую погоду — мало охотников. Случись что — так заровняет, что и хоронить не потребуется. К весне оттаешь.

И ФЕДовцы, похоже, рассудили, что шельмочки сгинули в лесу. Правильно, кстати, рассудили, потому что девчонки сгинули бы, конечно: раненая, беременная… жрать нечего, места чужие… да без вопросов! Поэтому армию мы около хутора больше не видели. Дети вернулись, жизнь своим чередом. Внуки на выходные приезжали из интерната — а что, не возить же каждый день в школу за двести километров, а удалёнка — не обучение, баловство одно… Славка пару новых каналов для поставок выбил — победа ж, мать её уети, банкеты, празднуют все. Мы даже третью линию запустили, запасную — а она у нас обычно пашет, когда какая-нибудь из основных на профилактике. Петька запропал: в Москве голопарад был, голограммы крейсеров проходили во всё небо, пьянка-гулянка, известное дело. Познакомился с девкой какой-то, упрашивал, чтоб задержаться — пришлось на него рявкнуть: нашёл время загулять, обормот, когда самые продажи.

А шельмочек будто и нет.

И с языка почему-то не идёт.

Даже Томка Светке не обмолвилась, а уж какие задушевные подружайки! А я и подавно помалкивал. Будто впутывать остальных опасались… не знаю… да ладно. Не их дело.