Страница 9 из 14
– Нет, ну что я говорила?! – заорала Элка, начисто позабыв о намерении учинить скандал Михальянцу. – Что говорила? Номер два все-таки появился! Всего через три часа! Нет, нужно обязательно попытаться найти этого алкаша из клумбы! Менты этим, как пить дать, заниматься не станут, а у него может быть очень ценная информация! Слушай, ты нигде не видел мои джинсы? Я не могу идти искать его в шортах, а то засранец Михальянц сфотографирует меня и напишет, что невестка Сазона пропила штаны.
Все начиналось сначала, но теперь следовало попытаться удержать Беду от поисков алкаша.
– Тебе же вроде бы на работу, – намекнул я, продолжая искать рубашку. В комнате, которую мы в квартире деда определили «своей», царил идеальный порядок, одежда ровными рядами висела в шкафу на плечиках, но моей любимой рубашки в клетку нигде не было.
– На работу мне к двум. Я успею что-нибудь предпринять, чтобы найти бродягу. Где мои джинсы?! – Беда начала носиться по комнате, заглядывая во все углы и отодвигая стулья. В конце концов она брякнулась на коленки и застыла в интересной позе, заглядывая под кровать.
– Да зачем тебе этот урод? – не выдержал и заорал я. – Ты здесь кто? Следователь? Оперуполномоченный? Ты – жена!
– Кухня, дети и постель? – ехидно уточнила Элка, не меняя позы.
– Можешь добавить к этому что-нибудь и для собственного удовольствия, – разрешил я, не подумав, и она тут же отбила мяч:
– Вот для собственного удовольствия я сначала раскатаю Михальянца по длинному редакционному коридору, а потом найду и допрошу пропойцу, которому ты отдал пиджак. Если тебе интересно, зачем я это сделаю, то отвечу: первого нужно научить проверять информацию, а второй, глядишь, подскажет мне сюжет для нового детектива. Давным-давно ничего не писала! – Она разогнулась, встала, отряхнула коленки и руки, хотя пол был идеально чистый – сам драил его каждый день «машкой»[3] .
Крыть мне было нечем. Она действительно давно ничего не калякала карандашом в своих тетрадках, а теперь учуяла своим журналистским носом «материал». Наверное, нужно смириться и ради семейного счастья позволить ей делать все, что захочется.
– Черт с тобой, – махнул я рукой, – делай, что хочешь. Скажи лучше, как жена, куда подевалась моя рубашка?
– Кажется, у нее приключилась любовь с моими джинсами, – засмеялась Элка. – Они свалили в романтическое путешествие.
Я пожал плечами и вышел из комнаты.
Я совсем позабыл о маман.
Поэтому вздрогнул, когда увидел на кухне женщину, стоящую у плиты. Она озабоченно хмурилась над кастрюлей, в которой что-то бурно кипело.
– Сын, – она на мгновение подняла на меня большие карие накрашенные глаза, и тут же сразу уткнулась в кастрюлю, – прости, ужасно глупо вчера получилось. Я не думала, что ты вымахаешь таким... таким Шварцем. А тот мальчик, которого я вчера обняла, так походил на Сережу, твоего папу!
Я попятился, чувствуя некоторую неловкость от того, что не очень одет.
– Да, очень похож, – журчала она, не отрывая глаз от кастрюли, – я уж было потом подумала, а не нагулял ли твой папа еще одного сыночка? А, может, это нахулиганил Сазон? Слушай, ты не знаешь, сколько варятся яйца всмятку? Я без своей домработницы Ляльки как без рук!
– Минуту, – подсказал я.
– Две, – Элка оттеснила меня с прохода, подошла к плите и тоже заглянула в кастрюлю. – Генриетта Владимировна, вы варите всмятку перепелиные яйца?! Как же их есть? Спичкой?
– Перепелиные яйца всмятку – очень полезные, деточка. Они убивают раковые клетки.
– Господи, Генриетта Владимировна, неужели в вашем роскошном организме есть раковые клетки?
– Типун вам на язык! – взвизгнула маман. – Это для профилактики. А вы – домработница Сазона?
Стекла Элкиных очков блеснули так, что я понял – если я не вмешаюсь, семейная жизнь начнется с большого скандала. А может, она этим скандалом даже и закончится.
– Это моя жена, Генри... Вла... ма... па... Жена! Элла Тягнибеда!
– Что за фамилия?! Да и имечко никуда не годится. Надеюсь, мои внуки не будут Тянитолкаями!
– Внуков у вас не будет, – сухо отрезала Элка. – О том, что я бесплодна, судачит весь город.
– Никогда не хотела быть бабушкой.
– А придется. В утренней газете написано, что у Глеба скоро родится ребенок от совершенно посторонней девушки.
– Что вы говорите? Ну, совершенно посторонняя девушка ни в коем случае не сделает меня бабушкой!
– Хватит! – гаркнул я во всю силу своих неслабых легких. Но они не обратили на меня никакого внимания.
– Деточка, а какой у вас рост? Метр девяносто пять? Шесть? Семь? Восемь? Подайте, пожалуйста соль во-он с той полочки. Вы достанете.
– В вашем возрасте, Генриетта Владимировна, неразумно употреблять в пищу соль. Кстати, яйца переварились. Они не всмятку, они вкрутую. Боюсь, вашим раковым клеткам ничего не грозит.
– Даже если яйца вкрутую, они не перестали быть перепелиными и не утратили своих целебных свойств. А вам, деточка, нужно побольше кушать жирного, сладкого и мучного. Эта болезненная худоба...
– Не более болезненная, чем ваша, Генриетта Владимировна. Мои джинсы на вас отлично сидят, только длинноваты немножко.
– Что вы говорите? Эти джинсы ваши?! Я забыла дома халат и решила, что никого не обижу, если надену старые рваные штанишки, которые валялись в ванной.
– Эти рваные штанишки стоят тысячу долларов, – прошипела Беда.
– Вас подло надули. Им красная цена двести рублей. Почистите, пожалуйста, яйца, у меня дорогой маникюр. Ой, простите, я совсем позабыла, что вы вовсе не домработница Сазона Сазоновича!
– Немедленно прекратите, – жалобно попросил я.
– Деточка, а сколько вам лет? Не бойтесь, скажите, я знаю, у мужчин сейчас очень модно брать в жены женщин гораздо старше себя.
– Поделите свой возраст пополам, потом еще пополам, отнимите пять лет и вы узнаете сколько мне лет, Генриетта Владимировна!
– Ой, боюсь тогда, что вы еще не родились! – Маман весело рассмеялась. – А жаль, потому что я хотела попросить вас позвонить моему мужу и сказать ему, что вы моя близкая подруга, и что я задержусь у вас на месяцок. Мы, видите ли, повздорили с ним перед моим отъездом.
– С вами трудно не повздорить, Генриетта Владимировна.
– Ой, не скажите, вы меня мало знаете. Я – душка!
– А я-то какая душка! Кстати, вы знаете, что в перепелиных яйцах холестерина гораздо больше, чем в куриных, гусиных, утиных и страусиных?
– Вздор. Это диетический продукт.
– Это чистая правда, как и то, что вы напялили на себя рубашку Глеба, в которой он обычно занимается уборкой квартиры.
– А я-то думаю, почему она такая большая и пахнет так дурно!
– Это яйца ваши так пахнут.
– Рубашка.
– Яйца.
– Рубашка.
– Яйца.
– Рубашка.
– Яйца!
Они гарцевали друг перед другом, как сохатые в брачный период, примеряющиеся, как бы побольнее ударить рогами соперника.
– Умоляю вас, перестаньте! – У меня больше не было сил. Было всего лишь утро, но у меня уже не осталось никаких сил от этой семейной жизни! – Хотите, я сам почищу вам яйца Генри... Вла... ма... па...
– Я хочу, чтобы Трясунесчастье достала мне соль с верхней полки.
Элка открыла рот, но не успела ответить. Ее перебил звонок в дверь. Я поплелся открывать, проклиная тот день, когда согласился провести это лето у моря.
– А поворотись-ка, сынку! – гаркнул хорошо знакомый голос, едва я открыл дверь. На пороге стоял дочерна загорелый Сазон в широких шортах, майке и темных очках. Он улыбался во всю свою белозубую пасть. В отличие от слуха, зубы у него были отменные. – Здорово, сынку! Женился? Не передумал?!
Я за сухие сильные плечи притянул Сазона к себе и поцеловал в лысоватый затылок. И только тут заметил, что он не один. Ну, Мальцев, его давний друг и «оруженосец» меня нисколько не удивил – он везде таскался за дедом, считался его компаньоном по бизнесу и верным соратником во всех начинаниях. Но кроме Мальцева на площадке стояла баба. Нет, вру, не баба, а женщина, определенно, роскошная женщина, – в ней было килограммов сто пятьдесят веса, пятьдесят из которых приходилось на грудь. У нее была корона густых темных волос, черные очи, алые губы и, судя по всему, кроткий нрав, потому что она застенчиво улыбалась и смотрела слегка исподлобья.
3
«Машка» – швабра, используемая на флоте, у которой вместо тряпки веревки (морск.)