Маршрут - 21

— О, а вот ещё один. Полевые работы не ждут! Как это называли? Картошкой же? А я туда ездила пару раз, — Тоня стояла напротив плаката с изображённой на нём женщиной, вытирающей пот со лба рукой, и мешком то ли капусты, то ли лука.

— Ага, я каждый год на неё ездила, хотя не хотела. Добровольно-принудительная система называется, блин. Все вокруг потные, уставшие и спина болит.

— А меня дядя один раз спас от участи в жару свеклу выдёргивать, и мы с мамой на десять дней на море уехали.

— Как это?

— А он важным дядькой был в городе. Решил так перед мамой извиниться за кое-что. Не люблю его, хитрый и врал много. Ещё и подкупить меня пытался подарками, но я не брала.

Тоня махнула рукой и перевела взгляд на ещё один плакат. Толстенные красные стрелки графиков, устремлённые вверх, и разные цифры — чем выше, тем больше.

— Строительство социализма! Вот это я знаю.

— Знает. Ты книги-то читала, хоть одну про это?

— Не-а, только от взрослых много слышала. На собраниях в школе ещё.

— Но о колхозах не помнишь?

— Чего мне, определения заучивать? Во, ещё один, смотри. Вырастили отлично — уберём без потерь! У них ещё и яблоня размером с дуб и грузовик как с конвейера.

— Так тут и люди все красивые и весёлые. Я там таких не видела почти. А если и видела, то они вместо работы шутили о чём-то, да лениво картошку в мешки кидали. Хотя чего я? Это же работа, чего там весёлого, когда всё тело ноет!

Были и другие плакаты, и другие лозунги. Кто за станком, кто ночью в поле на комбайне, кто охапку пшена тащит и все с улыбками. Сейчас это выглядело мило и наивно, по-своему поднимало настроение. Смотришь на людей, счастливых одним своим трудом, принадлежностью к общему делу, и у самого настроение поднимается.

— Тоня, взгляни наверх.

— Ась?

— Читай. Учение Маркса всесильно, потому что оно верно.

— Это-то? А что, думаешь, нет? Ты у нас, тогда, как папа говорил, ревизией будешь! — Тоня засмеялась.

— Не знаю. Манифест помню, а когда из библиотеки первый том «Капитала» взяла, то и половины не поняла. Написано заумно и топорно, усыпляет, потому и знаю немного. Но мне Николай сказал, что главное — это отношение к людям и поступки. То, что ты делаешь, а не знаешь или говоришь.

— Потому что так оно и есть! Значит, хороший человек будет коммунистом?

— Скорее настоящий коммунист и словом, и делом будет хорошим человеком. Я так понимаю. Плохие становились полицаями — нам один ветеран рассказывал на линейке.

Девчонки продвигались вглубь тёмного зала, когда зайчиком в глаза отразилась лопасть самолёта, что застрял, впившись носом в крышу колхоза. Подбитый И-16, старичок авиастроения, сталинский ишак, если иначе. Разворотил весь коридор, оборвав провода, разбив витрины и постаменты, свалив кубарем всю мебель. Ему-то точно было без разницы на всяческие догматы.

— А это самолёт там? — спросила Тоня.

— Ага, винт торчит… Не, мы туда не пойдём.

— Так другие коридоры вообще полностью завалены.

— И пусть, а этот ещё упадёт как на зло, так мы тут и останемся. Сапоги того не стоят.

— Угу. Ну ладно, а я школу видела. Пойдём туда!

В деревне была таковая. С библиотекой. Небольшая, наверное, на учеников двести, чего для такого захолустья было вполне достаточно. Она сильно выделялась на фоне простеньких деревянных домов наличием большого подвала со входом с торца, стойкой зелёной краской, двумя этажами с высокими потолками и широкой двускатной крышей. Здание почти не пострадало от времени благодаря добротной кирпичной кладке. Здесь девчонок не встречало обилие лозунгов и плакатов, помимо одного при входе — «Учиться, учиться и ещё раз учиться!»

— О, у нас также в школе было!

— Да, у нас тоже, — Оля с долей снисхождения смотрела на эту цитату.

Мысль-то отличная, на века. Но, в самом деле, не могли что-нибудь новое придумать? Не шестьдесят же лет на одной цитате локомотиву знания ехать. А то это больше на фарс начинало походить. Учиться и учиться, будто в жизни других проблем не доставало!

А вообще, размышления навевали исключительно скуку, другое дело библиотека. Оля любила читать. Очень любила. Сидишь в кресле, взгляд по строчкам бегает, а сценки и диалоги сами в голове разворачиваются. И великие сражения, и романтичные поцелуи, и комедийные зарисовки, и триллерные истории, и детективные сюжеты, и драматические моменты. Ещё поражали воображение советские фантасты. Особенно интересны были утописты и те, кто про апокалипсисы писал. Вторые, к сожалению, были не в любви у партии, потому что бок о бок с апокалипсисом шла антиутопия, а минусы и огрехи в советской системе было найти очень просто. Это ещё что, даже боевики иногда писали, хотя они были неумелой калькой с западных. И совсем простые истории были, житейские, скорее походившие на автобиографии. А ещё соцреализм никуда не пропадал.

Тоня же не очень загоралась при виде художественных книг. Можно понять, она куда активнее Оли, чего ей это долгое чтение, если фильмы и красочнее, и динамичней. Но вот энциклопедии! Сколько всего нового из них можно почерпнуть! Редкие машины, древние статуи, первые самолёты, совершенно разные деньги, животные из Красной книги, грибы, что управляют насекомыми, самые необычные вулканы и много чего ещё. А особенно космос. Не просто так Юрий Гагарин и весь трудовой народ покоряли его, давая новую надежду всему миру. Надежду на что-то действительно большее, на целую неисследованную галактику! Конечно, статьи о новых двигателях или сплавах утомляли, но вот простой принцип и большие цифры, внушительный вид челнока и фотографии звёзд, планет, метеоритов, вот что всецело захватывало воображение. Фильмы динамичные, но вот на документальных Тоня всегда засыпала. Бюджет у них не такой большой и позволить себе полной свободы они не могли, в отличие от детской фантазии.

В самом деле, у всех свои вкусы.

Целый шкаф был выделен исключительно под большие сборники классики. Ближе к читателю, очевидно, располагалась отечественная. Старые, потёртые, пожелтевшие, с чуть порванными корешками книжки. Но классика на то и классика, главное — это содержащиеся мысли.

— Чего бы выбрать? — Оля выискивала литературу для себя и Тони.

— Смотри, что нашла! — Тоня подбежала к подруге с толстенной книгой «Большая энциклопедия космоса».

В этом опусе страниц триста было, а формата чуть меньше А4. Книгу Тоня держала с трудом, но, судя по её глазам, оно того стоило.

— Ого, я помню, у нас тоже такая в библиотеке была. Не маленький тираж, раз она и тут есть.

Бумага хорошая, не выцвела, качественные фотографии и рисунки, красочные разноцветные сноски с информацией, дополняющей главные статьи. Было в оформлении то, за что можно уцепиться. Не удивительно, одно из важнейших достижений Советского Союза требовалось увековечить в веках, в том числе и хорошей литературой. А литература — это не только придумки авторов.

— Возьмём с собой? — Тоня с предвкушением глядела на Олю.

— Конечно! Мне и самой интересно.

Оля сунула вместе с энциклопедией в рюкзак и сборник стихов. Всех авторов и понемногу. Маленькая такая книжка, но толстая, чем-то походила на карманный словарик. Вдруг в проходе послышалось протяжное: «Мяу!» Кишка подозвал девчонок посмотреть на что-то и прихрамывая ушёл за дверной косяк.

На стене было объявление:

«Большая экскурсия по астрономической обсерватории.»

Внизу шрифтом поменьше было описание сего события, но оно было слишком размыто. Не прочесть. Только карта осталась цела, потому найти на ней нужный поворот не составило труда.

— Оля, может съездим туда?

— Обязательно! У нас пока всего хватает. Но лучше сначала в деревне осмотреться.

***

Проезжая по главной улице, девочки, незаметно для самих себя, оказались на отшибе. Среди равнодушного леса, лениво тянущихся к солнцу пихт и ёлок, спрятался простенький, хороший дом с одной только комнатой и тамбуром, разделяющим её и улицу. Всё в пыли. Кишка сразу нашёл себе занятие в виде клубка ниток. На маленькой тумбочке стоял ламповый телевизор, а на нём лежали какие-то журналы для автолюбителей и полурешённые кроссворды. Небольшие окна, лениво пропускающие свет. Около стенки застеленная оранжевым пледом кровать, над ней радио, висящее за верёвочку на гвоздике. Близь стола низкий стул с мягкой сидушкой, а на нём какая-то бутылка, отдающая спиртом. Раковина с жестяной умывайкой над ней. Вместо печи простенькая духовка.