Страница 103 из 206
Ну, тогда повторяться не буду, расскажу лучше про ещё один источник пополнения «земельных банков» населения.…
Здесь, я за большевиков хочу заступиться – в период НЭПа они сделали всё (или почти всё), чтоб в стране заработали механизмы рынка… Конечно, по мере своего разумения.
Однако, пресловутый «человеческий фактор», взял и опять всё похерил!
С 1922 года в стране был разрешён и заработал легальный золото-валютный рынок. Простые граждане СССР имели возможность свободно покупать, продавать или обменивать валюту и золотые монеты в отделениях Госбанка или же на биржах. Кроме официальных государственных валютных бирж, при товарных биржах в Москве, Ленинграде и Харькове легально работали так называемые «американки» - вечерние фондовые биржи. В уплату за особо дефицитные импортные товары валюту и золотые монеты принимали в скупках Наркомфина. Ну и наконец, в палатках на городских рынках «чёрные» маклеры совершали свои «теневые» золото-валютные сделки и власти их особо не «кошмарили».
Кроме того, было разрешено переводить за границу валюту в сумме до 100 рублей в месяц (на большие суммы требовалось специальное разрешение) – родственникам или друзьям, а в случае поездки за границу обменять на валюту до 200 рублей.
Так я, впрочем, не о том!
Жизнь золото-валютного внутреннего рынка Советской России была короткой (уже к концу 1926 года он был вновь загнан в подполье) – но бурной и, за это время население смогло существенно пополнить свои вклады в «земляном» банке. К примеру: в 1925-26 годах - для поддержания внутренних валютных интервенций, Госбанк начеканил и реализовал населению золотых монет на сумму 25,1 миллионов рублей! Кроме того, за этот же период, Госбанк и Наркомфин продали населению 4,1 миллионов долларов и почти 500 тысяч фунтов стерлингов.
Так же велики были накопления населения в другом драгметалле – в серебре, из которого делали разменную монету.
И практически всё это оказалось в «земельных банков» у населения – то есть выведенным из государственного торгового оборота!
Зажиточные крестьяне и предприниматели-нэпманы, продавая на золото и серебро товары дешевле, чем на бумажные деньги – копили их и прятали куда подальше. Продавцы в магазинах и на рынках изымали серебро из касс - взамен докладывая из своих сбережений бумажные рубли. Даже, кондукторы трамваев не сдавали государству ни одной серебряной монеты из дневной выручки.
А ведь кроме внутренних, Советскому правительству приходилось совершать внешне-экономические операции - скупая свои же собственные червонцы, чтоб поддерживать их устойчивый курс!
В этом и заключается ответ, почему внутренний валютный рынок (легальный) страны ждало удручающее фиаско. Не из-за какой-то особенной зловредности Сталина и его команды, взявшим курс на создание административно-командной системы управления экономикой - а из-за того, что скудный золото-валютный запас Советского Союза, не смог выдержать таких трат…
К апрелю 1926 года свободные золото-валютные резервы Госбанка снизились почти на треть и руководство страны стало предпринимать меры - сворачивая легальные валютные операции. Тогда же Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о прекращении котировок червонца за границей, что означало и запрет на вывоз червонцев за рубеж.
И, случилось то, что случилось: после следующего – уже более глубокого кризиса с хлебозаготовками 1927-28 годов, не имея возможности получить валютные накопления населения экономическими методами, государство вернулось к массовым репрессиям.
Причём же здесь неплатежи по кредитам, спросите?
Народная мудрость гласит: «Лишняя соломинка ломает хребет верблюду»!
По моему глубочайшему убеждению: должники по кредитам, забили в крышку гроба «Новой экономической политики» последний - возможно РЕШАЮЩИЙ(!!!), гвоздь.
Но, это было в той – в «реальной» истории!
В новой же, в «альтернативной» - всё пошло несколько иначе. Кооперация перестала быть орудием перекачки средств из государственного бюджета в карманы нэпманов… По сути, так называемое «раскулачивание» - произошло на два года раньше и, произошло оно в более мягкой форме.
Переиначивая народную мудрость: «вовремя сброшенная с верблюжьего хребта «соломина» - придаёт этой нелепо-горбатой скотине, мощного ускорительного «пенделя»»!
***
Однако, вернёмся к нашим…
Колхозам!
Конечно, что касаемо Нижегородского края, вышеописанное выше стало лишь началом процесса коллективизации и становления картофеля как монокультуры. «Сразу» - только кошки рожают, а подобные события происходят постепенно и поэтапно – как и написано в «Трёхлетнем плане индустриального развития». Разорив, а то и пересажав кулаков - я уничтожил местное кулачество как класс, а «товарищей» - поставил в удобную для меня «позу» и теперь «имею» с него труд по возможности.
Другая проблема: почва у нас – сущая дрянь, даже для выращивания картофеля!
Но у меня имелась надежда улучшить её внесением гумуса, выделяемого специально выведенными дождевыми червями, после пожирания ими всяческих органических остатков - вроде торфяной вскрыши, которой на соответствующих разработках просто девать некуда.
Поэтому, ещё разок «отмотаем» на пару лет назад.
***
Вторая (после дальневосточной) экспедиция вермикологов (учёных изучающих дождевых червей) вернулась из Чуйской долины через три месяца с «чуйскими» же червями, жива - но здорова лишь частично: едва ли не половина личного состава заразилась «на Югах» желтухой. А начальник экспедиции по научной части, опровергая известную народную пословицу «зараза к заразе не пристаёт» - умудрился подцепить какого-то шибко зловредного среднеазиатского паразита и, где-то с полгода дристал дальше чем видел.
Но, слава Богу в этот раз обошлось без траурных церемоний – в родных стенах все до одного немедленно выздоровели.
Эксперименты по скрещиваю трёх видов дождевых червей – маньчжурского, владимирского и чуйского - шли один за другим год за годом и, с каждым прошедшим из них - их гибриды становились всё выносливее, прожорливее и плодовитее. Наконец, летом 1927-го года главный вермиколог по прозвищу Фанатик смог с уверенностью сказать:
- Это совершенно новый вид дождевого червя!
После бурных ликований с обнимашками и поцелуями в дёсны «а-ля Леонид Ильич», от которых я искусно уклонился, кто-то из «младших научных сотрудников» спросил:
- Как назовём новый вид дождевого червя, товарищи?
Как и в любом затруднительном случае, все почему-то уставились на меня – как на какого-то чудотворца.
Ну, что ж – мне не привыкать!
Я, уже привычно напряг свой незаурядный гений и почти тут же выдал «на гора»:
- Предлагаю назвать наш гибрад – «Красный ульяновский дождевой червь».
И первым поднимаю руку:
- Кто за?
Предложение прокатило на «ура». Лес рук и:
- Принято единогласно: пишите заявку в Нобелевский комитет, Ипполит Степанович!
Последнее было моей несколько «плоской» шуткой… Но заявку, во все положенные в таких случаях инстанции вермикологи всё же подали – не исключая и вышеназванную международную организацию.
Конечно, ответа из Стокгольма не дождались – да не очень то и, ждали преференций от завистливых и пакостливых империалистов!
Внутри страны тоже – не сразу заценили нами сделанное. В самом же Ульяновске, группу вермикологов - долгое время считали за придурков и никто из девушек не спешил заводить с ними знакомства, отсылая их к безотказной и многодетной солдатке Никитиной…
Так – подтрунивали иногда беззлобно!
Лишь Председатель «Красного рассвета» Клим Крынкин относился к делу разведения червей очень серьёзно, частенько заезжая на «вермиферму» за отличной наживкой и, в ответку снабжая «младших научных сотрудников» свежей рыбой и убойным ульяновским самогоном.