Страница 88 из 107
Он обвел взглядом присутствующих, которые один за другим стали хлопать после окончания торжественной речи. Через полминуты весь зал дружно стоял и благодарил овациями Звездина, который едва заметно расплылся в своей неизменной улыбке. Андрею пришлось повторять за остальными. Партократ поднял ладонь, успокаивая коллег и те быстро заняли свои места.
— Нам пора начинать, — вновь заговорил мужчина в костюме. — Прошу вас не торопиться и объяснять все как следует. А вы, Андрей Викторович, слушайте внимательно. И если у вас есть вопросы, прошу вас, задавайте их сразу. Не ждите. От вашей личной заинтересованности будет зависеть дело миллионов. Помните об этом.
Он смерил Андрея длинным серьезным взглядом.
— Хорошо, — гость НИИ закивал. — Я постараюсь.
Звездин достал из портфеля тетрадь с ручкой и положил ее прямо перед Андреем. Потом он отошел в сторону и опустился на один из приставленных к стене стульев, чтобы видеть и выступающего, и гостя. Тут же встал высокий ученый, включил проектор, выведя на экран слайд с надписью «Структура гигахруща и нижних этажей» и стал говорить.
43. Гигахрущ, фракталы и самосбор
Все то время, пока говорил этот высокий худой мужчина с большими толстыми очками, у Андрея возникало ощущение, будто он слышит эхом голос безумца Макара. Глядя на красивые и предельно понятные изображения гигахруща на экране проектора с яркими обозначениями, в памяти всплывали вырванные из обычной школьной тетради листочки с карандашными линиями и пометками шариковыми ручками. И информация, которую Андрей слушал в большом зале собрания для сотрудников НИИ и партии, часто повторяла то, что он уже узнал в заваленной бумагами ячейке безумного (или не такого уж безумного) гигахрущевца.
Несколько слайдов демонстрировали срезы обитаемой части гигахруща — в простонародии общежитие — и отдельные его части. Андрей к своему удивлению узнал, что так называемые верхние этажи, где селилась партократия и научные кадры, оказались не самыми верхними. На семьсот пятидесятом начиналась еще одна зона на сто этажей с жителями, которые ничем не отличались, скажем, от обитателей трехсотого или пятисотого. Прямо над ними начиналась серая зона, которая была чем выше, тем опаснее. И уровни с девятисотого по тысячный входили в особо опасную территорию, на которую не распространялось действие ни партии, ни ликвидаторов. Аналогичные красные зоны можно было видеть по бокам от общежития и в самом его низу. Первые сто этажей часто представляли собой не только крайне опасное место, но и часто неизведанную землю, где еще ни разу не ступала нога уполномоченного исследователя. Однако там внизу яркими красными пятнами, словно воспаленные участки на карте гигахруща, светилось местоположение различных помещений НИИ альтернативной энергии, которые волей самосбора разбросало по серой зоне гигахруща. Их точное положение требовалось уточнять каждые три-четыре цикла, потому что ввиду сильнейших редемптивных самосборов происходило постоянное перестроение и отдельная ячейка могла легко переместится на пятьдесят этажей в любую сторону — наверх, вправо, влево, по диагонали и даже вниз, где начинался уже новый сектор гигахруща. А значит, как объяснил выступающий, объект под кодовым названием «Шкатулка», становился ближе к другому общежитию.
Общая формальная обстановка и серьезность выступающих очень давили на Андрея, поэтому ему пришлось переступать через собственное стеснение и робкость, чтобы задать интересующий его вопрос. Он будто ученик за школьной партой слегка поднял руку, но выступающий этого не заметил.
— Прошу прощения, Игорь Сергеевич, — зазвучал голос Звездина, — у нашего гостя появился вопрос.
— Да, что такое?
— Вы сказали про другое общежитие, что это значит? — неуверенно начал Андрей. — Там тоже живут люди? Получается, там тоже есть партия и НИИ?
— Да, все верно, — спокойно ответил выступающий, не понимая, что могло вызвать вопрос. Поэтому он некоторое время просто стоял молча, переводя взгляд с Андрея на Звездина.
— Игорь Сергеевич, в представлении подавляющего большинства жилые этажи ограничиваются нашей зоной, — вновь вступил Звездин. — Расскажите, пожалуйста, про другие сектора.
— Я даже не знаю, что вам рассказать, — ученый снял очки и протер линзы платком. — Гигахрущ фрактально множит структуры, в том числе биологические и социальные. Поэтому другие сектора повторяют наш собственный гигахрущ с некоторыми изменениями. Получается, что объект Шкатулка перемещается из нашего нулевого сектора в сектор минус один и может отдалиться от условной границы в пятьдесят этажей.
— Значит, люди оттуда тоже могут получить к ней доступ? — вслух размышлял Андрей.
— Могут, конечно, — закивал головой ученый. — Но, насколько нам известно, они не в курсе ее местоположения. Они ведут работы подобные нашим, но ищут ФУП в своей околонулевой зоне, — он провел указкой по низу карты.
— Он у них тоже есть?
— Вполне вероятно, что там присутствует объект, похожий на наш. Но там лишь фрактальная копия оригинального ФУПа, поэтому она не имеет того значения, который мы придаем нулевой установке.
— Значит, — Андрей сделал паузу, чувствуя, как разыгрывается его воображение, — в каждом секторе есть свой ФУП? Ведь каждый сектор это копия нулевого?
— Это зависит от каждого конкретного сектора. ФУП там может быть, а может и не быть. Ведь фрактальные структуры… — он прервал речь и остановил взгляд на другом человеке в зале. — Я думаю, что об этом лучше расскажет мой коллега. Так ведь, Михаил Никитич? Тогда прошу вас.
Игорь Сергеевич занял свое место и его сменил другой ученый — коренастый седовласый мужчина и тоже в толстых очках. Он зарядил новые слайды в проектор и вывел на экран надпись «Фрактальные преобразования пространства гигахруща». Последующие изображения демонстрировали природу фракталов и то, как они могли бесконечно копировать структуры, внося при этом постоянные изменения в отдельные предметы и помещения. Одна комната могла стать сотней, эта сотня размножалась до тысячи, а затем фрактальная волна захватывала уже этой большой блок и начинала копировать целые блоки и гигаблоки. Внимательно слушая ученого, Андрей вдруг стал переживать странное чувство — будто он уже слышал нечто подобное, хотя информация являлась строго секретной. Он помнил о разговоре с Макаром, но казалось, что чувство дежавю шло откуда-то раньше. Андрей хмурился и закрывал глаза, пытаясь вспомнить, откуда он знал эти факты и удивлялся самому себе, когда предугадывал то, что следующим скажет ученый. Звездин внимательно отмечал для себя всё это и делал какие-то пометки в тетради, довольно улыбаясь.
— …таким образом, фрактальные волны захлестывают весь участок, — говорил Михаил Никитич, — и копируют в том числе биологические объекты. Даже высокоразвитые. Соответственно при первоначальном формировании гигахруща, сначала копировались отдельные жилые и нежилые помещения. Они заполняли кубическое пространство, получившее обозначение «Нулевой сектор». Далее началось копирование уже этого гигаблока в условные тысячу этажей, которые создавали реплики нашего сектора, но с определенными изменениями — архитектурными, биологическими, технологическими и даже социальными.
Михаил Никитич продолжил говорить дальше, развивая свое выступление, и тоже не заметил, как Андрей поднял руку.
— Андрей Викторович, — вновь вступил в дело Звездин, — я думаю, вам стоит быть поувереннее. Поднимайте руку выше, чтобы вас заметили.
— Вы что-то хотите спросить? — поинтересовался ученый.
— Да, мне вот интересно… — он снова задумался, пытаясь сформулировать вопрос. — Вы можете дать примеры этих изменений? Вы упомянули социальные, технологические, и эти… архи… — он пытался вспомнить слово.
— Архитектурные, — закончил за него Михаил Никитич. — Эти самые простые и их пример я собственно привел, когда говорил о ячейке. Она может бесконечно копироваться, но в каждом новом помещении что-то будет отличаться. Скажем, картина висит в другом месте, диван другого цвета, расположение мебели отличается и так далее. Биологические изменения могут проявляться, скажем, в цвете глаз отдельного человека или его характере.