Страница 6 из 50
Она изо всех сил держалась, чтобы не разреветься, но губы дрожали, глаза сами собой наполнились слезами, лоб сморщился, брови поднялись, придав ее лицу абсолютно детское выражение.
— Почему не можешь? Птицу никогда не готовила? — в его словах явно слышался укор, ему совершенно не хотелось стоять около этой хлюпающей носом чужемирки. Слезы, особенно женские, его раздражали.
— Готовила, но не убивала! Я ее в магазине покупала, мертвую, ощипанную, разделанную, — Лина все-таки разревелась. Вот что он о ней теперь подумает? Да плевать, что он о ней подумает. Над ней все мужики здешние смеялись, на нее Урма орет, ей петух руки поклевал и поцарапал! Гори оно все синим пламенем!
— Не убивала? — что-то в тоне Ледяного заставило Лину замолчать и внимательно посмотреть на наемника. — Ты никогда птицу не убивала? — он слишком пристально смотрел на чужемирку.
— Неужто для этого мира это диковинка? — Лина вскинула свой раскрасневшийся припухший нос. — Не убивала! Ни курицу, ни вообще кого-либо. Разве что мух и комаров.
Ледяной приподнял одну бровь. Вероятно, это была высшая степень удивления. Под его пристальным взглядом Лина расправила плечи, глубоко вздохнула и… вскрикнула от резкого взмаха! Нож наемника рассек воздух с такой скоростью, что Лина и понять-то ничего не успела. Только у петуха вместо головы вдруг оказался кровяной поток. Беловолосый мужчина протянул ей обезглавленную птицу:
— Слей всю кровь, потом обдай кипятком, прежде чем ощипывать, — он вытер об ее рукав нож, развернулся и ушел в обеденный зал, а Лина так и осталась стоять, держа петуха за ноги, пока ее не вывел из ступора окрик Урмы:
— Ты чего грязь разводишь! Кровь у колоды слей! Не, ну не дура ли, что за напасть на мою голову! Ощипывай давай! Гости уж в зале!
В тот день гости разошлись по комнатам уже в ночи. Новые люди, новые истории. Местные расспрашивали о том, что в мире делается, а приезжие охотно делились, да с подробностями.
— В Воленхольне объявили общий сбор травников, — рассказывали гости, — все съехались, так что хорошее снадобье нонче достать сложно.
— Чего это они весной-то травников?
— Готовятся что ли к чему?
— А почему травников, а не силовых?
— А силовые, говорят, разбежались все… по другим землям, — каждая фраза говорилась тише предыдущей, все находящиеся в таверне мужчины собрались за одним столом и склонились голова к голове. — Значит, на носу заварушка, а у нас силовые маги сбежали?
— А в Реате кузнецы между собой поговаривают, что им велено лавийской сталью запастись. Ковать пока приказа не было, но в городе уж даже гвоздей не сыскать.
— Да неужто они гвозди из лавийской стали делают?
— Да гвозди-то не из лавйиской, да только лавийскую держат. А на те же ножи, да молоты, да что там горожанам нужно, пускают обычную. Вот она и заканчивается.
— Ну то-то оно да, если на лавийских подковах лошадь и сезон, и больше ходит, так обычную каждый месяц меняй…
— Военных собирают в столицу. Народу на дорогах много разного. Не только солдаты… и бродяги, и бандиты…
— Да, слышали мы, пропадать люди стали. Поговаривают даже, что не от людских рук.
— А от чьих же? Нет тех колдунов, что демонов вызовут.
— А про нечисть все забыли? Не так давно ее нет.
— Всегда печать короля от магии хранила!
— Короля-то короля, да не того короля.
— Это ты о чем?
Где-то на этой, или похожей фразе, говорящего заглушил пьяный гул. Мужики обсуждали новости, путники придумывали подробности. Вольг вдвойне был рад гостям. Полдеревни собралось их послушать. Мужики все обдумывали неспеша, да обсуждали, да делали выводы. В общем, на эле и холодном мясе Вольг сделал тройную выручку. А Лина забегалась, как та лошадь, которую каждый месяц перековывают. Ноги гудели, поясница разламывалась, голова болела. Эх, добрести бы до своей комнаты.
Но стоило ей направиться к лестнице, как Урма ее одернула:
— Куда собралась? Сезон открылся. Всегда что ли тебе барыней жить?
— Так комнаты еще есть свободные.
— Сегодня есть — завтра нет. Вон, я твои пожитки перетащила, на кухне поспишь.
Линин узелок: одежда, в которой она была в день взрыва, летние туфли да расческа — подарок Дарны, все валялось на кухонной лавке. Лина села рядом, обхватила себя руками и, раскачиваясь, принялась успокаивать себя:
— Скоро в храм, скоро будет легче…
Путники вскоре уехали, а новые постояльцы не появлялись. Рано Вольг порадовался первым гостям: распутица кончилась, но людей на дороге было мало. В разговорах, взглядах, в жестах людей чувствовалась тревога. По деревушке разносились неясные слухи. Кнест искал новых солдат, а его доверенные лица все чаще уезжали с поручениями. Собственно, доверенных лиц было всего два: друг детства и военный соратник Рорт — и Ледяной.
Гостевые комнаты пустовали, но Лину наверх так и не пустили. Спала она на кухне, и всех запоздавших путников кормить приходилось ей. Она уже не пугалась громкого стука среди ночи, поднималась на автомате и отпирала таверну. Были ли это проезжающие мимо путники или местные, Лина предлагала им холодное мясо с элем и комнаты, если требовалось. Вольг говорил ей, что он слышит каждого входящего, и если что, сразу спустится. Молоденькая чужемирка искренне надеялась, что это действительно так.
В тот вечер она еще не ложилась. Все уже разошлись, а Лина мыла полы. Она могла поклясться, что только что смотрела на порог, и никого там не было, как вдруг у дверей материализовался Ледяной. От неожиданности Лина вздрогнула и раздраженно всплеснула руками:
— Что, нельзя постучать?
Наемник продемонстрировал максимальное проявление эмоций на своем лице. То есть, слегка изогнул правую бровь.
— Ну страшно же, — продолжила Лина. — В сумерках и так плохо видно, а тут еще вы неожиданно на пороге.
— Зажги свет.
— Да вот так все просто! Как же я сама не догадалась! Делов-то, зажечь свет!
Лина устала, наверное, поэтому и разразилась столь неуместной тирадой. Кроме того, она совершенно не боялась Ледяного. Именно поэтому в ответ на его недоуменный взгляд попросту продолжила свою излишне эмоциональную речь:
— Не умею я! Тыщу раз пробовала, не получается! Все же просто — приложи руку и прикажи гореть! А у меня не получается! Можете, как и все, назвать меня ни на что не годной чужемиркой, а я пока пойду вам яичницу пожарю.
Лина в сердцах бросила половую тряпку в ведро и повернулась было к кухне, но Ледяной молча прошел вперед и взял с одного из столов световой кристалл. Встал перед Линой.
— Руку положи.
— Что? — Лина опешила. Как-то она была не готова еще раз пробовать. — Я… Извините, я … Я буду вам благодарна, если вы зажжете, но…
— Руку положи.
Лина несмело положила руку на кристалл и подняла взволнованный взгляд на Ледяного.
— Ну, вот я ему говорю, а он не горит…
— Представь его светящимся. Смотри на него и представляй его светящимся. Ты же знаешь, как он светит?
— Знаю.
— Ну…
Лина на секунду оторвала руку от кристалла, обтерла ее об фартук и снова дотронулась. Она даже зажмурилась, стараясь как можно яснее вспомнить теплое желтоватое свечение артефакта.
— Вот видите, — Лина открыла глаза и хотела сказать Ледяному, что она старалась, но ничего не получается, но артефакт светился. Она аж отпрыгнула, а наемник просто стоял и молча смотрел на нее.
— Это я зажгла? — Лина схватилась руками за волосы, потом за фартук. Кажется, на глаза навернулись слезы.
Ледяной быстрым прикосновением потушил кристалл и поставил стакан с ним на стол: