Исход

И разгуливать потом по городу в батистовой сорочке и с печатками на пальцах…

Утром я созрел окончательно. Позвонил Димону, хотя было еще рановато. Тот сразу взял трубку, будто всю ночь ждал звонка.

— Добровольцем, — бухнул я с ходу, забыв поздороваться. — Только хочу сначала узнать подробности.

— Экселлент! — обрадовался Димон. — Ты молодец, что решился! Если б сегодня не позвонил, я бы сам тебе набрал. Ты разглядел ту картинку — значит, подходишь. Такие, как ты, не каждый день на улице встречаются.

Я рассчитывал, что он мне скинет ссылку на сайт, где расписаны все условия, или отдельным файлом отправит, и я, наконец, узнаю, что такого в этой картинке, но Димон заявил, что сейчас подъедет. И, действительно, подкатил на своей тачке через четверть часа, я еле успел зубы почистить и одеться. Даже не позавтракал. Снова посетило неприятное ощущение чего-то неправильного… Чего это Димон так старается? Надо было помолчать пару дней, посмотреть, как он себя проявит! Ну уже поздно.

— Вообще, мегаотлично, что ты выбрал работу с НИИ! — разглагольствовал Димон, пока мы ехали по городским улицам. — Подставы тут никакой нет, зачем мне тебе врать? Я же просто помогаю сокурснику, вот и все… Подобные эксперименты постоянно проводятся на добровольцах, и никто не пострадал. Зато желающих знаешь сколько? Не все знают об этих научных программах, а то отбою не было бы…

— А что за эксперименты-то? — тоскливо спросил я, не особо надеясь на ответ.

— Что-то связанное с деятельностью мозга. Положат тебя на кушетку, нацепят электроды, будешь лежать и визуализировать. А комп запишет активность коры больших полушарий. Или лимбической системы. Не знаю. Что-то типа того. Час в день полежишь, остальное время делай, что хочешь.

— Им нужна деятельность мозга только тех людей, кто видит картинку?

— Да. А то я сам бы…

Димон помрачнел, и я расслабился. Поверил ему полностью. До этого что-то в глубине бессознательного все-таки ворчало подозрительно, рисовало ужасы. Что запрут меня в лаборатории, впрыснут какое-нибудь экспериментальное лекарство, от которого волосы выпадут, зато рога вырастут…

Нет, ничего подобного. Просто здесь халява, о которой знают лишь избранные. Так уж устроен мир. О том, как словить реальную халяву, знают немногие. Остальные пашут и вообще в халяву не верят. Мне чертовски повезло, что я попал в число этих немногих знающих счастливчиков.

Мы подъехали к пятиэтажному, сравнительно новому зданию. Вокруг здания зеленел аккуратный садик с аллеями, от тротуара его отгораживал чугунный кованый забор с матовыми шарами фонарей. Вывеска у ворот гласила: “Научно-исследовательский институт нейрофизиологии имени И. П. Павлова”.

Я хмыкнул. Встречайте, привезли еще одну собачку для экспериментов. Опыт простой: добровольцу показывают денежку, и у того выделяются гормоны счастья. Попутно бьют током. Через несколько дней денежку показывать перестанут, просто током побьют, зато гормоны счастья продолжат исправно выделяться…

Димон уверенно прошел по аллее к входной двери, небрежно показал охраннику какой-то документ, и тот безмолвно нас пропустил. Как только мы прошли турникет и рамку, он взялся за трубку служебного телефона.

В вестибюле народу было немного. Туда-сюда шныряли барышни в офисном прикиде, у которых на лбу написано, что они трудятся в бухгалтерии. Видимо, на первом этаже располагалась администрация с ее вечной суетливой беготней и пустопорожним перекладыванием бумажек.

Димон и я следом сначала двинулись к двум лифтам между лимонных деревьев в больших горшках, потом свернули куда-то налево, к незаметной с первого взгляда дверке.

Это тоже оказался лифт. Димон мазнул карточкой по сенсорной панели, и створки двери разъехались. Я заморгал. На панели кнопок не было! Стало быть, лифт только для владельцев ВИП-карточек? Круто Димон поднялся…

В кабине лифта мой приятель тыкнул пальцем на кнопку с обозначением “-2”. Я снова захлопал глазами. Кнопок здесь было всего три. “-1, -2, -3”. Три минусовых этажа?

Лифт мягко тронулся, и я не распознал, куда мы едем — вверх или вниз. Понял, когда кабина остановилась и слегка дернулась. Верно, мы ехали вниз.

Возникло чувство, словно я добровольно иду в ловушку. Впрочем, немедля с раздражением отогнал параноидальные мысли. У многих зданий есть несколько подземных этажей, а я вовсе не герой фильма ужасов, чтобы угождать в зловещие ловушки.

Створки раздвинулись, и перед нами открылся короткий белый коридор, освещенный лампами дневного света. По обе стороны шли двери — все заперты. В воздухе висел запах от кварцевых ламп и какой-то химии.

В пяти метрах от лифта в коридоре стоял высокий и плечистый мужик в белом халате и медицинском колпаке. Явно ждал нас. Наверное, именно ему-то охранник и доложился по телефону.

Халат мужика не был испачкан брызгами крови, и в руках доктор не держал вырванный человеческий глаз. Но на ученого он как-то был не похож… Хотя много ли я знаю ученых? Этому мужику, как по мне, больше подошел бы военный китель. Или черный костюм с наушником на пружинистом проводе в ухе…

Клятая паранойя!

Или это трусость? У страха, как известно, воображение богатое!

— Здравствуйте, Тарас Игнатьич, — сказал Димон.

— Доброе утро, Дмитрий, — отозвался доктор. Смерил меня взглядом — не нагло, но цепко, наметанным глазом. — Это он?

Значит, Димон успел поведать этому типу обо мне?

— Да, познакомьтесь, это мой сокурсник, Олесь Панов. Мы учились в одном институте, но на разных факультетах.

Доктор кивнул и улыбнулся. Но руку не протянул.

— Тарас Игнатьич Пономарев, старший научный сотрудник. Прошу ко мне в кабинет.

Мы прошли в одну из дверей, но за ней оказался не совсем кабинет, а длиннющее белое помещение, забитое неведомым оборудованием с многочисленными экранами, индикаторами, кнопками и регуляторами. Вдоль одной из стен тянулся ряд медицинских коек с ширмочками, на каждой койке лежали пучки разноцветных проводов. Видимо, и мне здесь придется полежать… За двумя терминалами сгорбились еще два типа в халатах и шапочках, таращились в мониторы компов, щелкали клавиатурой. На наше появление почти не отвлеклись, только метнули быстрые взгляды и снова уткнулись в экраны.

В уголке, за ширмой, обнаружился “кабинет” доктора Пономарева: стол с ноутбуком и грудой каких-то бумаг, эргономическое кресло из экокожи и низкий диванчик напротив. За креслом притулился трубчатый бэг с клюшками для гольфа. Тарас Игнатьич указал на диван, и мы с Димоном уселись. Сам доктор стал расхаживать перед нами, как препод в институте, и рассказывать о сути эксперимента. Излагал ясно и четко, без слов-паразитов, по существу, будто заучил лекцию.

— Ситуация такова. Наш НИИ, точнее, моя лаборатория, занимается разработкой субклеточного когнитивного нейромодулятора, который в теории способен купировать и нивелировать патологические процессы от болезней Паркинсона, Альцгеймера, старческого маразма, усилить способности к запоминанию, когнитивные и прочие ментальные функции. Если все пройдет как надо, мы рассчитываем получить еще более впечатляющие результаты… Речь идет о развитии у человека сил и способностей психофизического характера, которые вообще не свойственны современному хомо сапиенсу…

— Это какие силы? — спросил я. — Телепатия и телекинез?

Димон поджал губы, а Тарас Игнатьич хохотнул.

— До такого вряд ли дойдет. А вот добиться феноменальной памяти очень даже просто. Человек с СКН — субклеточным когнитивным нейромодулятором — сможет за считанные дни выучить любой язык и усвоить образовательную программу университета. Такому человеку не понадобятся записные книжки. Он никогда не забудет о дне рождения близкого или родного… Но это все в перспективе. Сейчас проходит этап клинических испытаний на добровольцах.

— И сколько добровольцев?

— Недостаточно. Проблема в том, что на данной стадии разработки СКН подойдет не всем людям без разбора. Нужны добровольцы с определенными особенностями психики.